ли обратно на запад, больше он ничего не знал. Другие подтвердили его слова. Мы с Юрием Юрьевичем не знали, как быть дальше.
Тамара Танеева
Испокон веков, Русь держалась на женских плечах. Если эта страна и состоялась, то она должна благодарить за это именно женщину. Все беды и невзгоды, болезни, трагедии и волнения – все это прошло через нас. Именно благодаря нашим усилиям происходило становление России. Тот правитель, который знал цену женщины в развитии России, обладал более твердой властью и успел сделать для своей страны намного больше.
Вы только посмотрите на них! Всего два дня, как они взяли власть в свои руки, и сразу же показали свою бесчеловечность. Тут же взялись за женщин и борются с нами. Чтобы обезопасить себя, они ставят перед собой матерей, беременных женщин и детей, и используют их в качестве живого щита. Разве такая страна, где не знают цену женщине, имеет право на существование?
Столько людей они перегнали как скотину из Москвы в Свияжск! И только тогда, когда они бросили нас в развалившийся цех, мы почувствовали какое-то облегчение. Невозможно передать, что мы пережили в этих закрытых вагонах, да еще и в такую жару. Хочу с гордостью сказать, что ни одной испуганной женщины я в вагоне не видела. Да, им было очень тяжело, они даже плакали: каково смотреть на ребенка, умирающего у тебя на глазах? Они ругались и проклинали всех и вся, но страх – нет, я не видела страха в их глазах. Скорее всего, это был женский инстинкт, первое его проявление. С божьей помощью мы спаслись, все доехали живыми. Нас было более ста женщин и детей. Столько же было и мужчин.
За два дня мы немного пришли в себя. Женщины, у кого были дети, расположились в одной части здания и как-то устроились там, если это можно так назвать. Мы настолько обессилили от жары, от этой дороги и переживаний, что ни у кого не было сил ссориться или сопротивляться.
Мы знали, что в соседнем помещении находятся мужчины, это вселяло в нас хоть какую-то надежду. Именно тогда я больше всего почувствовала неугомонную душу моего Сандро. Я поняла, почему он не сдавался перед проблемами и создавшимися обстоятельствами. «Неужели он и отсюда сможет сбежать?» – подумала я. Если бы он был без нас, он обязательно сбежал бы, в этом я была абсолютно уверена.
В первый день нам не принесли даже поесть и дети остались почти голодными. У некоторых из нас кое-что оставалось из прежних запасов, и мы поделились ими друг с другом. Среди нас были женщины и высшего сословия, некоторых из них я узнала, они тоже узнали меня, и все собрались вокруг меня. Одна из них сказала: «Все мы хорошо увидели, как они поступили с нами, использовав нас в качестве живого щита для Троцкого. Точно так же они могут поступить и во время штурма Казани.» Это предположение вызвало новую волну возмущения среди женщин.
Когда на второй день нам принесли солдатский паек лишь один раз, мы поняли, что они хотят уморить нас голодом и лишить нас последних сил, вот тут-то у женщин появились и другие мысли. Мужчины воздерживались от бунта из страха навредить нам. Поэтому мы сами должны были действовать. Но что я могла сделать, будучи на шестом месяце беременности? Мы с Верой уже на второй день стали думать о том, как нам быть: признаться или нет, что вместе с нами здесь находятся и наши мужья? Об этом мы стали думать после того, как сын Веры, Георгий, залез на окно и увидел, что двадцать или тридцать человек забрали куда-то, в сопровождении всего четырех солдат. Мальчик сказал, что папа и дядя Сандро тоже были среди них. По тому, как мальчик описал ситуацию, мы догадались, что их взяли не на плохое дело, а если они «принудительно-добровольно» согласились служить в Красной Армии, то только ради нас. Я тут же догадалась, что они что-то задумали. Я еще больше убедилась в этом, когда на второй день стали спрашивать и женщин, не желают ли они служить в Красной Армии. Возмущенные женщины выпроводили их руганью: «Если бы у нас было такое желание, разве мы не смогли бы сделать это в Петрограде?»
Вера рукой указала мне на одну женщину и сказала, что та передала какое-то письмо командиру красноармейцев. При этом она говорила с ним очень строго и настоятельно требовала чего-то. Мы видели, как эта женщина собрала вокруг себя нескольких молодых женщин и долго разговаривала с ними. После этого этиженщины постоянно находились рядом и не отходили от нее ни на шаг. Это была красивая женщина, с виду очень храбрая. Когда я присмотрелась к ней, мне показалось, что я ее знаю, но я никак не могла вспомнить, откуда. Ей было, наверное, столько же лет, сколько и мне. Глядя на ее лицо, нетрудно было догадаться, что это сильная, волевая женщина с характерными чертами лидера.
В этом томительном ожидании прошла целая неделя. После того, как мы выразили свое недовольство и подняли крик, наш паек увеличили вдвое. Нам давали какую-то кашу на воде. Мужчин больше не было слышно. Несколько раз мы перекликнулись между собой, пытаясь в тот же день уточнить, куда их забрали. Нам сказали, что они согласились служить в Красной армии. После этого мы больше ничего о них не слышали.
Однажды утром, когда двое солдат раздавали еду у входа, та молодая женщина попросила их позвать командира их отряда. Они почти закончили раздавать пайки, как он пришел. Это был молодой мужчина, говоривший явным провинциальным акцентом. Вместе с той женщиной вокруг командира собрались еще семь-восемь молодых женщин, любопытные детишки тоже окружили их, как же они могли упустить такой момент.
– Куда вы дели письмо, которое я вам передала неделю назад? – спросила эта женщина.
– Я передал письмо начальству, и мне ответили, что его отнесутадресату. Я ничего не знаю о том, передали его или нет, – ответилкрасноармеец.
Женщины схватили солдат, повалили их на пол, отняли оружие, связали их и закрыли двери изнутри. У входа в корпус былатемная комната, наверное, ею пользовались, как кладовой, воттуда женщины и бросили этих солдат. На шум сбежались и столпились у входа другие бойцы. Та женщина крикнула им черездверь: «Вызовите командование вашей армии или штаба! Если выпопытаетесь взломать двери, мы расстреляем пленных.» Потомони притащили их командира и заставили его сказать то же самое:
«Пусть придет кто-нибудь из командования пятой армии! Оружиеи силу не применять!» После этого его опять бросили в темнуюкладовку.
Женщины волновались, никто не знал, что будет дальше. Та женщина всех успокаивала: «Если вы поддержите меня, они ничего с нами не сделают. Всю ответственность я беру на себя. Те, у кого дети, пусть держатся отдельно, а остальные пусть стоят рядом со мной.»
Через полчаса у дверей цеха собралось много солдат и командиров. Снаружи кто-то крикнул: «Пусть Лидия Новгородцева подойдет к двери!» У меня замерло сердце, Вера тоже смотрела на меня испуганными глазами. Потом я подумала: ведь здесь я Танеева, кто меня может здесь знать, как Новгородцеву? Когда позвали второй раз, та женщина уже стояла у дверей. И лишь тогда я догадалась, кто она. Я не видела ее восемнадцать лет. Когда она убежала из дома, ей было всего шестнадцать, она очень выросла и изменилась, потому-то я и не узнала ее, но ведь и она меня не узнала. У меня не было времени напоминать о себе, да и необходимости в этом я не видела.
Мы не слышали, о чем говорили за дверью, но голос Новгородцевой мы слышали:
– Вы должны отпустить нас всех! – говорила Лидия, – Посадитенас в комфортабельные вагоны и отправьте обратно в Петроград.
Вы должны возместить нам все вещи, которые мы потеряли. Есливы не в состоянии принять решение по этому вопросу, то устройте мне встречу с Троцким.
Видимо, ее спросили: «А вы знаете его?» Вот тогда мы всеи узнали.
– Я Лидия Новгородцева, сестра жены Свердлова, Клавдии Новгородцевой. Троцкий хорошо знает меня, я сотрудничалас ним еще тогда, когда он был меньшевиком.
Видимо, оттуда ей еще что-то сказали, на что она ответила:
– Если с женщинами и детьми, которые находятся здесь, что-нибудь случится, то Свердлов и Троцкий никогда не смоют с себяэту кровь. А сейчас идите и лично Троцкому доложите о том, чтоя вам сказала.
Выходит, она была меньшевичкой и оказалась в разных лагерях с сестрой и зятем. Уже потом я вспомнила, что у нее не былосестры. Скорее всего, это была авантюра, но возможно она имелав виду двоюродную сестру.
Через два часа они пришли снова и забрали Лидию. Никто не пытался ворваться в помещение, связанные солдаты все еще находились в кладовке. Лидия больше не появлялась. Всех нас на второй день посадили в нормальные вагоны и отправили, как мы думали, в Петроград, но через несколько часов мы обнаружили, что нас привезли в Нижний Новгород. Всех женщин с детьми и около двух десятков пожилых женщин, всего до семидесяти человек, на грузовых машинах отвезли в монастырь. Какая участь постигла остальных женщин, я не знаю. Все они были молоды, от восемнадцати до тридцати лет.
Оказалось, что это был женский монастырь, но сейчас здесь находились всего несколько монашек и один старик, который был и сторожем, и помощником по хозяйству.
Во дворе монастыря сбросили несколько мешков муки и какой-то крупы, оставили также десяток солдат и ушли.
В монастыре мы оказались в условиях намного лучших, но было ясно, что нас не отпустили, и в ближайшем будущем не собираются этого делать. Требование Новгородцевой не было удовлетворено. Они поменяли лишь наше место пребывания, чтобы скрыть нас от чужих глаз. В начале сентября солдаты получили приказ переоборудовать этот монастырь в концентрационный лагерь, где они должны были установить соответствующий режим. Спасибо партии и лично Троцкому за то, что они удостоили нас такой чести. Это еще раз убедило нас в том, что отпускать нас никто не собирался, но как долго намеревались держать нас здесь, никто не мог сказать. Мы оказались в тяжелейшем положении, полуголодные. Того, что нам давали, хватало лишь на детей. Стало холодать, а у нас не было зимней одежды. После того, как мы подняли шум, нам выдали ватные телогрейки. Мы оказались в условиях полного произвола, никто не мог даже справиться о нас.