Все вернули мне деньги обратно, и сказали:
– Веди нас, ты наш предводитель, создадим нашу общину.
Ту зиму мы провели в деревне староверов возле Бийска. В мае, как только началось судоходство, мы наняли баржу, загрузили ееразного рода орудиями труда, мукой, зерном и другими нужными нам вещами, и отправились вниз по течению, на север, по направлению к Новосибирску. Мы миновали его и еще несколькодней шли, пока мне не показалось, что на поверхности воды показался силуэт церкви, когда вокруг ничего не было видно кромесклона, покрытого лесом. Я спросил хозяина баржи, нет ли здесьпоблизости какой-нибудь деревни. Он ответил, что где-то должна быть деревня старообрядцев, которые после того, как их переселили в Сибирь, бежали в эти места. Я очень обрадовался, услышав это, и велел остановить баржу.
Мы сошли на берег, а вскоре нашли и деревню. Здесь былооколо тридцати домов и проживало в общей сложности около стачеловек, была у них и своя церковь. Когда они узнали, кто мы, и скакой целью пришли, то очень обрадовались. Они сами подобрали нам место для строительства новой деревни. Здесь было вседля того, чтобы начать новую жизнь: и родник, и поля, и кедровые леса. За лето мы построили десять хороших домов. Четырехдевушек из деревни старообрядцев выдали замуж за моих ребят, и свадьбы и новоселья мы отметили вместе. На следующий году нас уже были уроженцы нашей деревни. Деревню мы назвали Захаркино, в честь моего приемного отца.
Немного ниже мы обнаружили еще одно село староверов, онибежали сюда полвека назад. Их, оказывается, гнали за Байкал, ноони никак не могли смириться с таким произволом, и воспользовавшись подходящим моментом, нескольким женщинам и мужчинам удалось бежать. Здесь они и обустроили свое хозяйство и не жаловались на судьбу. Двоих наших ребят мы женили там же, и вместе с невестами забрали их к себе в деревню, взяв с собой несколько человек в гости, чтобы они знали, где мы живем.
Казалось, что я окончательно успокоился. Не надо было ни воевать, ни бороться с кем-либо. Надо было лишь трудиться и заботиться о развитии деревни. Но что-то все же не давало мне покоя. Мне стали сниться какие-то странные сны. Мне уже было двадцать пять лет. Я был холост, еще не познав женщины, но меня как-то не тянуло к женитьбе. Пришла осень, река вот-вот должна была покрыться льдом. С последней баржей я отправилсяв Новосибирск, потом на другой барже ушел в Бийск. Мой уход из деревни я объяснил желанием навестить нашу старую деревню на Алтае, и узнать от тамошних староверов, нет ли у них новостей от наших, не знают ли они место их нового поселения. На самом же деле я и сам не знал, чего я хотел, куда ехал. У меня было какое-то внутреннее ощущение, что я должен был заняться чем-то другим. В Бийске я пришел на базар, было около полудня. Я хотел подковать лошадь, купить для нее новую упряжь и посмотреть, нет ли чего интересного для меня». Пока Серафим рассказывал свою историю, день подошел к концу, стало вечереть. Вскоре и солнце скрылось за лесом. А вот и Алена показалась со своей сероглазой собакой-волком, в руках она держала веточку с шишками и щелкала семечки. Она подошла, улыбнулась нам и села рядом. Серафим уже прервал свой рассказ, сказал, что продолжит завтра. Не прошло и двух минут, как из леса вышла олениха. Это прекраснейшее создание природы гордо подняло голову и заревело. Алена вскочила, подбежала к ней, и обхватила ее шею. Потом вприпрыжку вбежала в избу, вынесла кастрюлю, немного подоила ее, поцеловала в нос и ушла. То, что я видел, было настоящим чудом, я чуть было не потерял дар речи. Сначала медведица, сейчас олениха… Серафим довольно улыбался.
– Ты же любишь оленье молоко? – спросил он меня так, будто я с самого детства пил оленье молоко, и обязательно должен был его любить. Я от растерянности пожал плечами.
– Я никогда не пил его, – сказал я откровенно.
– Тогда, раз ты пьешь его впервые, ты должен что-нибудь загадать, – сказал он, как всегда, весело.
В ту ночь меня разбудили стоны Алены. До того я думал, чтосоединяюсь с ней лишь во сне. Оказалось, что все это происходило наяву. Я и не знал, что она находилась рядом со мной. Когдая ложился, ее не было рядом, я был один. Я никогда не испытывал тех чувств, которые овладели мною в ту ночь. Во время любвиона была еще прекрасней. Эта непорочная дева оказалась опытнееменя.
Наутро она сказала мне: «Где бы ты ни был, я всегда буду иметьсвязь с тобой и дам тебе знать, когда у нас родится сын.» Потомона добавила шепотом: «Я тебе еще об одном скажу, но ты не обижайся. Я сделала так, что против твоей воли Тамара видела во сненаше совокупление.» Я был взволнован, я чуть не сошел с ума, нопотом разом успокоился: мало ли кто что видел во сне, и никто несчитал это за измену. Когда я спросил ее, почему она это сделала, то она со смехом сказала: «Я же знаю, что у тебя есть жена и ребенок, и я мирюсь с этим. Пусть и она знает, что у тебя есть я, но этодля нее останется лишь сном, и она не будет переживать. Твойотец тоже знает, что у нас будет сын, ему об этом сообщил Серафим, и он очень обрадовался этому.»
Я не знал, стоило ли сердиться на то, что она сказала мне.
Всю ночь шел снег. Все вокруг занесло белым. Алена, как ребенок, прыгала от радости, будто снег был редкостью в этих краях, и она соскучилась по нему. Утром она голышом покаталась в снегу, а потом, вся мокрая, залезла ко мне в постель. Все это казалосьневообразимым, но она вовлекла и меня в это озорство.
Неожиданно она спросила меня, как мы назовем нашего ребенка. Я не знал, что ей ответить, ведь я не думал об этом. «Я подумаю и завтра скажу тебе,» – ответил я, уклонившись от поспешного ответа. Она была удивлена. «Неужели так трудно подобратьимя?» – не унималась Алена. «А что изменится от того, что я отвечу завтра?» – настаивал я на своем. «Ничего», – ответила Алена.
Я, действительно, задумался над именем. Я хотел подобрать такоеимя, которое подошло бы и грузинскому, и русскому языку, к тому же, я хотел, чтобы оно было, и особенным, и необычным.
Я знал, что если у нас, действительно, родится мальчик, то он непременно будет необыкновенным. Поэтому и имя у него должно быть соответствующим. Ничего такого, что бы могло мне понравиться, не шло в голову. Потом, чтобы отвлечь мое внимание, Алена перевела разговор на другую тему, и я скоро позабыл об этом. Утром я пошел в избу к Серафиму. Он ждал меня, чтобы продолжить вчерашний рассказ, о его жизненных приключениях. Он встретил меня довольной улыбкой. Конечно же, он все знал о минувшей ночи. По его лицу я заметил, что он был доволен. «У меня будет хороший внук, мальчик будет, умный вырастет мужчина, сильный…» – бормотал он про себя, но я все слышал отчетливо.
– Да, где мы вчера остановились? А-а-а, на Бийском рынке. Немного осталось рассказывать. Скоро закончу. Присаживайся, тебе не холодно? – я с улыбкой покачал головой. – А может, тебе жарко? – мне было весело от его вопросов. – Ну и очень хорошо. Так вот, на рынке я встретил моего односельчанина – Митрофана. Тогда он вместе с несколькими мужчинами и их семьями смог как-то избежать переселения, а потом через год они вернулись в свою деревню. На рынке он торговал картошкой и зерном.
Он очень обрадовался нашей встрече, и тут же рассказал мне о сельских новостях. Сообщил он и о том, какие вести они получили от переселенцев. Оказывается, их поселили на Амуре, на незавидном месте. «Получить урожай на этой земле будет намного сложнее, чем в тундре. Пуста бескрайняя Сибирь без людей, а им все равно жалко давать нам хорошие земли.» – Так сказал мне Митроха, и это было чистой правдой. Да разве хвост чиновника выпрямишь? – Митроха, а как идут дела здесь, не притесняют ли вас?
– Нет, после того, как ты ихпроучил, и дал им по мозгам, то их отношение к нам очень изменилось. Конечно же, мы по-прежнему им не по-душе, но того, что они раньше делали с нами, больше нет. Мы установили крест на нашей церкви, и никто его не трогает. Их священник даже не приходил. Полицейский, если даже и зайдет в деревню, то ведет себя тактично, говорит с нами без угроз и намеков. Вот уже три года, как никто у нас не просит взяток. Они не трогают нас.
– А других подселили к вам? – спросил я. Мне было интересно, если обстановка изменилась, то может и стоило вернуть наших на прежнее место.
– Несколько семей бурятов-казаков находятся у нас в деревне. Из соседних деревень переселили к нам оставшихся людей, всего нас где-то около шестидесяти человек будет. К вашему дому никто не притронулся. Твою часть земли мы обрабатываем, и мало-помалу откладываем и для тебя. А как же иначе? Ведь именно благодаря тебе спаслись остальные. – Спасибо, Митроха! – сказал я довольный тем, что наши тогдашние действия не пропали бесследно для моего народа.
– За что благодаришь, Серафим?! Но ты должен знать, что о тебе спрашивают, тебя ищут, но ведут себя осторожно, так как люди много говорят о тебе и сплетен и правды. Твой пример стал заразительным для многих. В прошлом году взбунтовались несколько деревень у Бийска, там даже убили двух полицейских. Сейчас к этим деревням и близко никто не подходит. Как мы показали им нашу силу, так они от многого отказались. Немногие, но ведь кто-кто из нас все же избежал переселения.
– А наши еще живут здесь?
– Да, живут. Рынок мы держим в руках. Все сельские продуктына рынке наши. Ты же знаешь, сибиряки ничего не смыслят в обработке земли. Да кстати, ты помнишь того чиновника?…
– Да, конечно. Ну и что?
– Его жена Дарья переселилась в Бийск. Она ищет тебя, просила наших женщин помочь ей найти тебя.
Я удивился: с какой целью она должна была искать меня? «Аты знаешь где она живет? – спросил я на всякий случай.
– Знаю, однажды я случайно увидел, из какого дома она вышла.
У нее хорошая усадьба. И живет она одна, по-моему. Отсюда недалеко, если хочешь, покажу.
Дом мы нашли, но самой Дарьи дома не было. Какая-то пожилая женщина, которая была в доме, сказала, что она будетвечером.
Мы зашли в трактир пообедать. Случайно я услышал, что за соседним столом несколько раз упомянули имя Серафим. Я догадался, что речь шла обо мне. Уж слишком преувеличенным показался мне их рассказ. Не знаю, народ, похоже, приписывал мне такие вещи, о которых я даже и представления не имел. Как я понял, этими разговорами люди пытались обуздать наглых чиновников и полицейских, чтобы они не забывали моего имени.