У меня пропал сон, я потерял интерес ко всему, меня уже ничего не радовало, для меня настал тяжелый год. Тамара всё это видела, но не подавала виду. Я стал часто ездить в Миргород, оттуда я отправлялся в деревню Зубовку, и рассматривал все ещё сохранившиеся надписи на грузинских могилах. Мне казалось, что это еще больше обостряло мое ощущение Родины. То, что можно было восстановить, я восстановил. Я часами сидел на этом кладбище и думал: неужели они не мечтали вернуться на Родину? Но им не дали этого права… Потому они и старались держаться вместе, чтобы друг в друге чувствовать Родину. Давид Гурамишвили и его окружение вместе с другим дворянством были грузинскими патриотами, которых превратность судьбы перебросила сюда. Им определили свободное поселение, и вынудили стать подданными Империи. Им вроде бы дали и земли, чтобы и прокормиться, и пролить кровь за неё, но отняли главное – право возвращения на Родину. Это значит, что они были в плену, иначе это не назовёшь. Они жили, сплотившись вместе, чтобы легче перенести невзгоды и нужду, вызванные потерей Родины. Именно поэтому Давид Гурамишвили раздал свои земли своему окружению, а самого себя оставил в нужде. Он хотел любой ценой удержать всех вместе, чтобы вокруг них всегда царил грузинский дух.
Мысли и переживания о Родине отняли у меня возможность думать о чём-нибудь другом. Я стал походить на насекомое, завязшее в паутине. При всякой попытке избавиться от этих мыслейя всё больше запутывался в них, и не мог больше двигаться. Вода и хлеб потеряли вкус. Даже солнце сталодля меня бесцветным. Я был болен, и вылечить меня могло только одно лекарство: возвращение на Родину.
Сама моя фамилия, отцовские гены, и его душа обязывали меня бороться за мою страну, и если мне суждено было погибнуть в этой борьбе, то я должен был быть в рядах тех, кто пожертвовал своей жизнью ради своей Родины.
Однажды, Тамара спросила меня: «Что тебя беспокоит?» Мне стало неловко признаться ей, да и как я мог! Мы столько лет провели в постоянной разлуке: сначала моя учеба, потом война, затем другая война, и все это время она одна несла тяжесть семьи. Меня же ветер жизни постоянно бросал то в одну, то в другую сторону. У меня язык не поворачивался сказать ей, что я хотел поехать в Грузию. Она сама сказала: «Если ты грустишь по Родине, и она зовёт тебя, поезжай, может быть, там ты найдёшь себя и устроишься. Тогда и мы приедем к тебе. Если хочешь, мы сейчас же поедем с тобой. Ты только скажи мне, не держи это в сердце, не мучь себя. Наверное, ты ещё не готов к семейной идиллии, ни по возрасту, ни по внутреннему состоянию, чтобы жить спокойной жизнью, тем более, когда тебя так беспокоит судьба Родины. Ведь мы не обуза тебе, мы твояопора и надежда». Тогда я ещё раз подумал, какая у меня удивительная жена, настоящий друг, умная и мудрая женщина. Я часто о ней так думал, но сейчас ещё раз убедился в этом. В июне 1922 года, как я и обещал Шалве, я приехал в Тбилиси. Дома я никого не застал, семья была в деревне, а он сам, как мне сказали его близкие, долго на одном месте не задерживался, так как находился на полулегальном положении. Он сам пришёл ко мне в гостиницу. Оказывается, он накануне вернулся из Караджалы 7[7], куда ездил на встречу с генералом Какуцей Чолокашвили. На второй день мы отправились в Гори. – Мои родители находятся в Хурвалети 8[8], мой брат тоже там со своей семьёй, – сказал он мне.
Мы приехали в Хурвалети. На окраине деревни, на возвышенном месте стоял прекрасный дом с колоннами, выстроенный избелого тёсанного камня. Второй этаж дома был деревянным, с большой верандой и деревянными колоннами, соединёнными резными сводами. Вся прелесть этого дома заключалась в его стиле, в колоннах и веранде. С веранды открывался прекрасный вид прямо на середину Картли 9[9]. Вокруг, утопающие в зелени, сады и деревни представляли собой очаровательное зрелище. Мы стояли на веранде, и Шалва объяснял мне, где что находилось. «Вот здесь, южнее находится Надарбазеви, восточнее Тирифона – она достигает деревни Чала, которая принадлежит Амилахвари. Посмотри на запад: Зегдулети, Собиси и там дальше ещё Свенети, – показывал он рукой. – На севере за нами Бершуети, Квемо Хурвалети и Орчосани. – Мы перешли в другой конец веранды и теперь уже отсюда продолжили любоваться окрестностью, – Вот и она, Кодис цкаро 1[10]». Уже вечерело, но всё было хорошо видно. Жара спала, западный ветерок развеял полуденный зной. Несколько облаков лениво проплыли над нами. Вокруг было так спокойно, что трудно было себе представить, что на этой земле могло случиться что-нибудь плохое. Трудись и радуйся жизни, что ещё нужно человеку! Долина Тирифона, которуюс такой любовью описывал Шалва, действительно, была изумительной. Куда не бросишь взгляд, повсюду открывался широкий простор. Мы долго стояли и любовались этим зрелищем.
Кухня, столовая, гостиная и все другие комнаты в этом красивом доме были оснащены каминами. Они тоже были построены из тёсанного камня. Как мне сказал Шалва: «Этот дом был построен греками, и всё, что сделано из камня, тоже дело их рук. Что правда, то правда, хорошая у них рука. Что же касается резьбы на сводах, то это уже дело рук наших мастеров. Дом был построенв семидесятых годах прошлого века, но как видишь, выглядит, как юная дева». – Сказал он смеясь. Шалва был поэтической натурой, он умел красиво говорить, что очень шло и его внешности.
В той комнате, куда меня устроили, на стене, в которой был расположен камин, была высечена надпись:
«Горю я для гостя, Согрейся, дорогой»
В доме вместе с матерью Шалвы, была жена его брата Ираклия – Мариям с ребёнком. Главы семьи – господина Гиго и брата Ираклия не было дома, они были в Сурами на похоронах, их ждали только на следующий день. На кухне вместе хлопотали мать и соседка.
Все время после нашего прихода слышался детский плач. Оказалось, что у ребёнка болело ухо, и он весь день не мог уснуть. А, может быть, его беспокоило еще что-нибудь другое, кто знает. Вот уже второй день, как он мучился, а его мать вместе с ним. Я тут же вспомнил своего Дату, потом и Гору Иагору. Смотрел я на Тирифонскую долину, а мысли мои перебрасывали меня то в Полтаву, то на Иртыш, в кедровый лес.
Мариям вышла на веранду, на руках она держала младенца и пыталась своими ласками успокоить его. Я попросил её дать мне ребёнка. Она была против, не хотела беспокоить меня. Я всё же настаивал на своем, желая дать ей возможность хоть немного отдохнуть. Мариям была очень красивой и нежной женщиной, глаза её были покрасневшими от бессонницы.
– Как его зовут? – спросил я, когда взял у неё ребёнка.
– Чабука. – ответила она с улыбкой.
Это имя показалось мне немного странным, но у нас, в Мегрелии, бывают имена ещё более странные. Я прижал егок груди, не прошло и минуты, как он замолчал. Некоторое времямы гуляли по веранде, потом я зашёл в комнату и сел на тахту. Прислонившись к стене, я затих вместе с ним. От малыша исходил удивительный запах, он сладко спал. Уложить его отдельноя не хотел, так как он мог проснуться. Я прилёг на тахту вместес ним, он даже не пошевельнулся. Ребёнок лежал у меня на груди, как мой Дата. Устав с дороги, я закрыл глаза и вместе с ним погрузился в сон.
Во сне я видел Алёну, она лежала рядом с Горой Иагорой. «УГора болит ухо, – сказала она мне, – у вашего малыша тоже болитухо, но скоро всё пройдёт. Ты знаешь, этот малыш тоже будет Гора, такой же умный, как наш сын, но жизнь его будет полнаприключений. Он долго пробудет и у нас в Сибири, пересечётвесь мир вдоль и поперёк. Наша семья будет его покровителем. Когда нас не станет, его покровителем будет Гора, с его помощьюон сможет одолеть много бед и несчастий. Сначала у него будет много друзей и врагов, когда же он преодолеет все невзгоды, у него появится много доброжелателей»… Потом я потерял Алёну и Гора, а мы с Чабукой очутились у болот, вокруг лежал только снег, больше ничего. Вдруг к нам приблизилась бешеная собака, она рычала и лаяла на нас, не оставляла нас в покое, собака была то чёрной, то становилась совершенно белой. Я держал Чабуку на руках, но он спрыгнул и подошёл к собаке. Рядом на снегу лежала цепь, и вдруг там же из снега выросло дерево. Чабука привязал цепь к дереву и посадил собаку на цепь. Его поведение удивило меня. Он повернулся ко мне и показал рукой, чтобы я взял его на руки, и я поднял его. Буря стихла, выцветшее сибирское солнце показалось на небе и всё заснеженное пространство вокруг засиялопод солнцем. Стало очень тепло. Вдруг перед нами появилась церковь. То ли она приближалась к нам, то ли мы приближались к ней, этого я не мог понять. Оказалось, что это монастырь. Мы вошли туда. Все находившиеся там люди встретили нас улыбками. Я открыл глаза: оказывается, нас укрыли пледом. Шалва смотрел на нас, довольно улыбаясь.
Стол уже был накрыт, Чабуку я не отдавал никому, так вместе с ним мы и пошли к столу. Рядом стояла тахта, и я уложил его на неё. Я чувствовал, что должен был быть с ним рядом. Он сладко спал, и это радовало меня. Я знал, что завтра он будет совершенно здоровым. Мои хозяева были удивлены тем, что малыш так неожиданно успокоился, они шёпотом спрашивали меня, как я смог это сделать. Я не знал, что и сказать, и оправдывался тем, что очень люблю детей.
Во время ужина, за столом нас было четверо: Шалва с матерью, Мариям и я. В основном, расспрашивали меня о моей семье, и я с удовольствием отвечал на все вопросы. Потом я попросил Шалву позволить мне поднять один тост. Я взял бокал и сказал: «Пока мы с Чабукой спали, я увидел сон. Во сне мне явились мои спасители, те, кто нашли меня, раненого в лесах Сибири, и спасли от смерти. Эта семья чародеев, ученый древнейших знаний – старик Серафим и его дочь. У неё тоже есть маленький мальчик, его зовут Гора Иагора, который станет таинственным разумом и духом Сибири, он вырастет целителем и покровителем людей. Они часто снятсямне после того, как я покинул Сибирь. – Все слушали меня с большим вниманием. – После того, как я ушёл от них, мне пришлось пройти через многие испытания и приключения. Но всё осталось позади. Я знаю, что это всё благодаря их покровительству. Я знаю и то, что Чабука тоже будет Гора, и он вырастет очень удачливым человеком, так как он сам лично, познает все грани жизни, и преодолеет все препятствия. Он проторит много непроходимых дорог, и затем, с миром вернётся домой. Своим острым глазом и трезвым умом, он увидит столько, сколько не смогут увидеть другие, даже прожив десятки жизней. Он вырастет таким настойчивым парнем, что преодолеет девять гор, переплывёт девять морей, вырубит лес дэвов 1