На самом деле, думает Алиса, к нам вторглись ходячие — или парящие — пятна Роршаха.
Но могут ли эти пришельцы — да и любые пришельцы — быть чем-то иным?
Свабхавикакая на пленке возносится над изумленной толпой, как прожженная дырка в целлулоиде, осторожно подлетая к каждому, будто исследует, проверяет, клеймит… или миропомазывает. Вдруг бросается к человеку с камерой, затуманив изображение, которое смотрит Алиса.
Съемка продолжается в полете, пока камера не разбивается об асфальт.
Помимо Берта Хансона из толпы исчезли три человека: лопнули, как мыльные пузыри.
Тина Нортрап, четырнадцати лет, приехала в столицу с родителями — Эмили и Фредом из города О-Клэр, штат Висконсин.
Милли Хенрикс, семидесяти трех лет, местная, прогуливалась мимо памятника с мужем Тоддом.
Прямо из рук отца исчезла Фатима Кури, двух лет, дочь египетского посла.
Все они были незнакомы друг с другом, между ними не существовало никакой связи. Родственников жертв не тронули. Выбор кажется просто случайным: одна иностранка и трое граждан Америки, граждан, за которых Алиса чувствует себя в ответе.
Предыдущие исчезновения были столь же странными. Разнородные жертвы, иногда друзья, но чаще нет. Зато реакция общественности не отличалась разнообразием: возмущение, шок, учинение массовых беспорядков, взаимные обвинения, давление с каждой стороны, сверху и снизу, на должностных лиц всего мира, чтобы те приняли меры. Очевидного решения не может быть принято ввиду отсутствия атомного оружия у большинства стран, как заявил генерал Кертис Ле Мэй.
Однако шерлокхолмсовское мышление, интуиция и разум подсказывают Алисе, что существует способ положить конец безумию инопланетян.
Проектор погас, комната погрузилась в темноту.
Хватит сидеть здесь. Надо что-то делать, предпринять пусть даже тщетную попытку. Открытие можно совершить только в движении, в новых ситуациях, в опасности.
— Дайте свет, — приказала доктор наук Аписа Шелдон, директор ЦРУ. — Урсула!
В считанные секунды перед Алисой появляется ее личная помощница, прижимая к черной блузке стопку папок.
— Что дальше, шеф?
Урсула лет на пятнадцать младше пятидесятилетней начальницы. Сообразительная, быстрая, преданная женщина — из новых кадров, которые Алиса постоянно набирает, выискивая таланты в разных областях и дисциплинах, чтобы подготовить ЦРУ к вхождению в современную эру. Урсула занимается антропологией — ее родители были пионерами в этой науке; ее отличает всесторонний подход к любому вопросу, что немаловажно для Алисы.
Директор внимательно смотрит на родное лицо Урсулы, на ее преданный взгляд — взгляд, не скрывающий глубокую, чуть ли не физическую привязанность, на которую Алиса не способна ответить взаимностью. Может, и могла бы, при других обстоятельствах. Но в ее нынешнем положении… нет, невозможно.
Кого она, к черту, во мне видит? Старую деву с короткими завитушками и преждевременной сединой, с затуманенным взглядом, отягощенную бременем ответственности и напряжения; безвкусно одетую даму, пытающуюся скрыть бесформенное тело мужскими рубашками и штанами, могущественную женщину, матерь всего, стимул к достижениям?
Алиса прокрутила в голове свою внушительную биографию. Знакомая песенка. К двадцати шести годам получила медицинское образование и степень доктора по экспериментальной психологии. Попав после учебы в вихрь Второй мировой, угодила в цепкие руки Управления стратегических служб. Видела вещи слишком жуткие и невероятные, чтобы о них говорить. (Самым страшным, наверное, было дело Слотропа.) Среди влившихся в ЦРУ призраков мирного времени делала карьеру, не имея поддержки, не обладая женской хитростью, пока наконец не взошла на трон. Случилось это в шестидесятом, благодаря Хитрому Дику, ее покойному боссу, которому не удалось остаться на желанный второй срок.
Да, впечатляет. Любой в штаны наложит перед таким целеустремленным, амбициозным монстром.
— Я приняла решение, — вздохнула Алиса. — Поднимаюсь наверх. Не могу больше прятаться под землей. Изоляция развивает у меня клаустрофобию. От отчетов идиотов, которым мы льстим, называя тайными агентами, никакого толку. Хочу сама увидеть корабль, потрогать его, пнуть его ногой, поразмыслить. Поговорить с семьями жертв.
— Шеф, — нахмурилась Урсула, — вам нельзя одной гулять по поверхности! А с телохранителями вы будете неизбежно бросаться в глаза. В любом случае это очень опасно! В стране китайцы, не говоря уже о русских. Они сразу же вас схватят! Помните Сайгон?
Алиса не забыла, как ее пытались выкрасть год назад во время разведывательной поездки во французский Индокитай. До сих пор перед глазами стоят искаженные болью лица двоих мужчин, которых она убила голыми руками. Однако теперь ее не остановить.
— Нет, я приняла решение. Если тебя это успокоит, Урсула, я буду действовать тайно. Даже замаскируюсь. Прикинемся журналистами. Испробованный путь. Все получится, поверь мне.
Урсула прикусила губу, чтобы не спорить. Затем, словно была готова и к такому повороту событий, помощница вытащила одну из неизменных папок, открыла ее и повернулась к начальнице.
— Это подойдет?
Алиса быстро просмотрела листы.
— Хорошо, очень хорошо. Репортер журнала «Холидей». Полагаю, редактор — наш человек? Да, конечно же. И броское имя. Джейн Типтри. Мне нравится.
Урсула гордо ухмыльнулась.
— Я и не сомневалась.
2«Холидей», «Холидей»!.. А вы читали?
Обычный день Мефистофеля в аду. Много трудной, напряженной работы: надо постоянно колоть раскаленными вилами чугунные зады чертей, придумывать новые пороки и искушения, ложные надежды и мучения для проклятых грешников (из которых сам он, несомненно, первый, худший, ужаснейший и самый замученный). Мефистофель тревожно оглядывается, ожидая появления Бога, по непонятным причинам отлучившегося и почему-то запаздывающего. В кулаке у Него обычно зажаты мятые листы с долговыми расписками, в глазах злость кладбищенской собаки.
Однако в работе Мефистофеля достаточно привилегий. О да, эти привилегии помогают забыться.
Почти забыться.
Альфред Бестер — главный редактор журнала «Холидей», утонченного приложения к более грубому «СэтИвПост» с впечатляющим тиражом в пять миллионов, несмотря на конкуренцию телевидения и кинотеатров, невзирая на отпугивающих туристов свабхавикакая. Бестер смотрит поверх хлама на столе на часы, которые определяют время отдыха. Десять утра. Пора сделать первый серьезный перекур. (Какая щедрая душа предложит рюмашку для бодрости?)
Открыв глубокий нижний шкафчик, редактор достает граненый графин с харперовским виски. (Не отказывайтесь от рекламных кампаний, которые предлагают бесплатную выпивку. Можно сэкономить деньги для других удовольствий.) Поставив графин на промокашку, заглядывает в шкафчик в поисках стакана, не обнаружив ни одного, чертыхается. Бестер поднимает из-под стола пластмассовое мусорное ведро, роется среди использованной копирки, трафаретных служебных записок, порванных документов и стружек от карандашей и извлекает на свет бумажный стаканчик для кофе. Наливает немного золотистого виски поверх застывшей зернистой гущи (в которой присутствует не только кофе) и залпом выпивает.
Лучше, значительно лучше. Редактор ставит графин обратно в пресловутый тайник, достает из внутреннего кармана пачку «Оазиса», поддевает ногтем сигарету и прикуривает от зажигалки с надписью: «Альфи с любовью от Нормы Джин». Сувенир, подаренный во время короткой фотосъемки для «Холидей», вызывает ностальгическую нотку. Чем, интересно, сейчас занимается симпатичная девчонка из Бербанка после быстротечной карьеры модели, рекламировавшей купальники? Надо будет выяснить… С первой затяжкой любопытство, как обычно, исчезает.
Ну вот, теперь можно заняться проблемой выпуска чертова журнала! Куча пустых колонок… надо раздать задания, подсунуть их словно взятки, рассмотреть пробные и глянцевые отпечатки. Дел хватит до обеда — еще на три часа. Они не требуют больших усилий ума, затуманенного спиртным. Ведь Бестер занимается журналом уже двадцать лет, с сорок седьмого, когда бросил писать сценарии для радио. Трогательное прощание с «Грин Хорнет» и «Шэдоу», незрелым вздором почище того вульгарного чтива, которое он пробовал сочинять в тридцатые.
Конечно, Бестер не сразу достиг высот. Выполнял и черновую работу с шестью другими редакторами, старался, надеясь попасть в кассовый мужской журнал «Эсквайр» или в только появившийся «Плейбой». Хотя бы в «Руж». Однако тем мечтам не суждено было сбыться, и он оставался в стабильном, обывательском «Кертис Паблишинг» уже как свой человек, успешно справляющийся с любым заданием, и упорно продвигался вверх по должностной лестнице, пока не достиг в пятьдесят пятом нынешнего статуса.
Обычная синекура.
Или проклятие грешника.
Поглаживая коротко остриженную черную вандейковскую бородку, редактор проводит пальцами по волосам, похожим на перья ворона. Ни одного седого волоска в пятьдесят два года. Начальник над всеми, женщины, виски. Чего еще желать? Может, он когда-то заключил сделку с дьяволом и сам того не заметил?
Правда, чего еще?
Покончено с наивным копанием в хламе собственной жизни. Труд ведет к признанию. Тяжелый, упорный, энергичный труд.
Бестер подается вперед и включает аппарат внутренней связи.
— Мисс Минки Мартини, прошу вашу милую попку пройти в мой кабинет, быстро-быстро!
Дверь тотчас распахивается, и парящей походкой входит мисс Минки Мартини. На ней сексуальная зеленая шелковая блузка с глубоким вырезом, черная узкая юбка, узорчатые чулки и туфли на высоком каблуке. Вьющиеся волосы убраны вверх и залиты лаком. Урожденная Мишель Мартин, родившаяся в сорок пятом в Гарлеме, работает секретаршей в «Холидей» уже два года, и за это время к ней обратились по имени только один раз — во время собеседования на вакансию. Тогда ее начальник и придумал новое двойное прозвище.
В отместку она зовет босса Альфи.