– Макс, прости. Я не пыталась…
Я останавливаю ее движением руки.
– Все нормально.
– Нет, не нормально. Я ухожу.
Она делает несколько шагов в сторону двери, но мои слова пригвождают ее к полу.
– Это мой сын.
Она поворачивается и шокировано рассматривает меня. Она ожидает, что я продолжу, но я молчу.
– Твой сын? – наконец, спрашивает она.
– Ты так глубоко докопалась до меня, Лив, – говорю я. И сам не могу понять, злюсь ли на нее. – Теперь ты знаешь практически все.
– Я не просила об этом, – спокойно отвечает она.
– Но делилась со мной, что-то рассказывала. А я не хотел, чтобы ты знала все то дерьмо, которое я оставил позади. Потому что мне больше нечего рассказать.
На ее лбу собираются складочки отчаяния. Она качает головой и делает шаг мне навстречу.
– Ты так говоришь, будто ребенок – это самая ужасная вещь, которую ты совершил в своей жизни.
Мне не хватает воздуха. Она права.
– Ты уже получила достаточно подтверждений, какое я дерьмо.
– Речь не об этом, – возражает она. – Ты не можешь так говорить о собственном ребенке. Будто этот малыш – твое самое большое разочарование.
– Ты ничего не знаешь! – Мои руки сжимаются в кулаки, и я повышаю голос.
– И не хочу знать, – ядовито отвечает она. – Ты отвратителен в этот момент. Чтобы ты ни рассказывал о своих прошлых ошибках, ничто из того не делает тебя дерьмом, как это. – Она тычет в меня пальцем, и я вздрагиваю.
Я приземляюсь на стул и качусь к окну, закрыв лицо рукой.
– Я ни разу его не видел. Ей было семнадцать, а мне почти девятнадцать. Сомневаюсь, что меня даже сейчас к нему подпустят.
У Лив такое лицо, что мне становится больно. Она разочарована. Мне много приходилось видеть лиц с подобным выражением, когда дело касалось меня, но тогда это меня нисколько не волновало. Я к ним привык. Но видеть разочарование на лице Лив – это другое. Я хочу, чтобы она на меня смотрела, как и прежде. Она не должна была узнать.
Кровь мчится по венам с бешеной скоростью, и во мне просыпается гнев. Не на нее, на все вокруг. Но я естественно срываю его на того, кто рядом.
– Не тебе меня судить. Сама сказала, что это не твое дело. Зачем вообще добавляла Мадлен в друзья? Зачем лезешь в мою жизнь?
– Ты сам ведь понимаешь, что несешь полный бред, – с хладнокровным выражением парирует она.
Понимаю. Но, тем не менее, продолжаю:
– Мы никак не связаны, Лив. Мы только трахаемся. То, что я рассказал тебе, ничего не меняет.
Я не смотрю на нее. Но могу представить, как она зла.
– Еще раз повторяю: я не просила тебя рассказывать мне все. Не смей винить сейчас меня. Да, мы только трахаемся. Так что держи язык за зубами и все свое дерьмо подальше от меня.
Она говорит это спокойным и ровным тоном. Она не злится. Потому что права, мать твою!
Не знаю, но возможно, меня задевает и каким-то образом волнует отсутствие гнева с ее стороны. Это значит, что ей безразлично. Но с другой стороны, я знаю, как умело Лив может скрывать свои чувства.
Дверь хлопает, и я понимаю, что остаюсь со своими мыслями совершенно один.
Джейкобу Адамсу уже год и четыре месяца. В прошлом месяце он вместе со своей мамой летал в Доминиканку на новогодние праздники. На фотографиях Кирстен я вижу ее в обществе разных людей, и парней, и девушек. Очень много фотографий. Особенно с Джейкобом.
Вот он с бабушкой и дедушкой в парке, вот он с мамой в кафе в Бостоне. Малыш везде улыбается. Его любят.
У него небольшие ямочки на маленьких щечках, мои карие глаза и светлые волосы. Он моя точная копия. Кроме этих ямочек, конечно. Но он очень похож на своего отца.
Кирстен пыталась связаться со мной однажды, но вскоре прекратила попытки. Видимо, у нее тоже есть гордость. Я вижу, что она учится в Бостоне, а Джейкоб живет в Салеме с ее родителями. Несмотря на все то, что я ненавидел в ней тогда, она родила этого ребенка и если судить по фотографиям, стала для него хорошей мамой. Ее можно сколько угодно судить, но только не за это.
Мой сын – счастливый ребенок. Счастливый ребенок, который не знает своего отца.
Глава 17
Лив
Возможно я жалею, что не нашла более подходящих слов, когда сказала ему, какой он дерьмовый человек по отношению к сыну. Ведь я в действительности ничего не знаю и не имею права его судить.
Но я сказала так, как сказала.
Мы не должны были ссориться. И теперь я не знаю, как все вернуть на прежний уровень. Но и он не имел права обвинять меня в том, что сам рассказал о своем прошлом. Я не просила.
Теперь он явно об этом жалеет и злится. Жалеет, что подпустил так близко. Словно я уличная кошка, стоит которую немного подкормить, и она сразу увяжется.
Я так не сделаю. Я пыталась объяснить ему, что не принимаю наши откровенные разговоры за нечто большее, но он все больше просвещал меня, затем обвинил. Мне с ним стало слишком сложно. И дело не в том, что я узнала, что у него растет маленький сын в Массачусетсе.
Просто стало СЛИШКОМ сложно. И уже давно.
И Макс это понимает.
Я этого не хотела, но приехав к родителям поужинать, я зашла на Фейсбук и написала Мадлен. Я рассказала ей о нашей ссоре. Меня не мучило любопытство, мне просто нужно было знать, что с его ребенком все в порядке и нет ничего ужасного. Мне нужно было знать, почему он так реагирует.
Мадлен меня поняла. Мы переписывались около трех часов. Она рассказала их школьную историю, связанную с некой Кирстен. Она, оказывается та еще сучка. И я не считаю, что Мадлен должна о чем-то жалеть.
Но все это было в школе и многое изменилось. Кирстен родила, несмотря на сплетни и пересуды их маленького городка. И, похоже, стала неплохой мамой.
Я умоляла Мадлен не рассказывать о нашей переписке Стайлзу, ведь он расскажет Максу. Это последнее, что я хочу. Она пообещала. Теперь я знаю правду и жалею ли о своих словах?
Черта с два!
Пусть делает, что хочет и мучает себя. Ведь именно этим он и занимается вместо того, чтобы хотя бы попытаться приблизиться к собственному сыну. Я больше не хочу его слушать, а потом быть виноватой в том, что он сам же подбирается так близко, затем отталкивает. Я не железная, и в один прекрасный момент не выдержу.
На следующий день я пулей выбегаю из квартиры и бегу на улицу. Только бы не столкнуться с Максом. Но между первым и вторым этажом я налетаю на Райана. Он отшатывается и, моргая глазами, смотрит на меня.
– Прости. Я спешу, – бормочу я и пытаюсь его обойти.
– Лив, – произносит Райан. – Рад тебя видеть.
– И я тебя.
Мы неловко молчим, переминаясь с ноги на ногу. Я смотрю в небольшое окно, выходящее на улицу.
– Как дела?
Глупый вопрос. Как у него могут быть дела? Ему сказали, что его жена проживет меньше месяца.
– Нормально. Я к Максу.
Под его глазами залегли фиолетовые тени. Я видела его улыбающимся, и прямо сейчас он совершенно не похож на того парня в баре, которого я видела однажды. Он теребит свои темные волосы и поднимает глаза.
– Я знаю, что ты была тогда с Максом. Когда мне было, мягко говоря, хреново. Спасибо.
Мне неловко от его благодарности. Ведь я ничего не сделала.
– Тебе не за что меня благодарить.
– Ладно, – просто говорит он. – Я пойду.
– Да, мне тоже пора.
Мы делаем шаги в разные стороны. Я – вниз. Он – вверх.
– Лив, – вдруг говорит Райан.
– Да? – Я останавливаюсь.
– Макс хороший парень.
С этим бы я поспорила, но не сейчас и не с его другом. Это только наши недомолвки.
– К чему ты это?
– К тому, что между вами намного больше, чем вы думаете.
С этими словами он продолжает свой путь наверх, оставляя меня в полном недоумении.
Три долгих дня проходят с нашей ссоры. Я не звоню ему и не пишу, как и он мне. Просто продолжаю заниматься своими привычными делами, но чувство, что что-то не хватает, постоянно преследует. Это замечают все и заваливают разговорами.
Пообедав с Крисом в Брайтон-Бич, я заказываю такси и еду к родителям. Но по дороге мне звонит Айзек и говорит, что заедет за мной в мою квартиру и повезет меня в Манхэттен.
Оказывается, Айзек влюбился две недели назад. Не знаю, что там за парень, но Айзек чуть ли не визжит от восторга. Так что мы с Джуди едем проводить тест со счастливчиком, на которого запал наш друг. Я указываю таксисту свой домашний адрес и еду домой.
Выйдя из ванной, я сразу же надеваю черные колготки, вельветовые с кружевными вставками шорты и топ с длинными рукавами. Идеально для небольшой вечеринки с друзьями. Из шкафа достаю свои любимые «слишком девчачьи», как говорит Крис, гриндерсы. Я не успеваю включить фен, как в дверь кто-то стучит. Открываю дверь и вижу того, кого и ожидала увидеть. Айзек никогда не стучит, он кричит.
Тихий стук принадлежит Максу.
– Привет, – говорит он.
На нем плотная куртка и шапка. В руках он держит дорожную сумку.
– Привет.
– Лив, – начинает Макс. – Прости, что нагрубил.
– И ты меня прости. Я не должна была лезть не свое дело.
– Ты и не лезла, – говорит он и смотрит на меня.
Еще как лезла. Расспрашивала Мадлен, но я доверяю ей. Все это останется между нами, но это не избавляет меня от чувства вины.
– Ты куда-то уходишь? – спрашивает Макс, разглядывая меня с ног до головы.
– Айзек хочет познакомить меня кое с кем.
Он пристально смотрит, затем медленно кивает.
– Ясно.
Не знаю зачем, но решаю внести ясность:
– Кажется, у него все серьезно с этим парнем.
Макс улыбается кривоватой улыбкой, и я понимаю, что держу его на пороге.
– Хочешь войти?
– Нет, – поспешно отвечает он. – Я спешу.
– Тогда удачи.
– Спасибо. – Он делает пару шагов назад, я прикрываю дверь. Макс останавливается и говорит: – Я еду в Бостон. Ночью буду в Салеме.