– Проходи, – говорит дядя.
Он пропускает меня вперед, и я прохожу в светлый просторный офис, большие окна которого выходят на главную улицу деловой части города.
Он усаживается за полукруглый стол из темного натурального дерева и жестом просит меня сесть напротив.
– Расскажи, какие у тебя планы на будущее? – повелительным тоном спрашивает он.
Я чувствую себя неуютно под его пристальным взглядом. Дядя терпеливо ждет ответа, сканируя меня темными глазами.
– Никаких, – честно признаюсь я.
Он молчит, сложив руки в замок. Мы не были близки, и я никогда не замечал его усталый вид. В его буйной каштановой шевелюре отчетливо блестят серебряные нити.
– Ты уже два года живешь один, – говорит дядя.
– И мне нравится.
– Ты должен вернуться домой.
На моем лице отражается достаточно эмоций, главная из которых – отвращение.
– Дядя, ты прекрасно знаешь, что мать выгнала меня.
Он кивает, поджав губы, и тянется к каким-то документам.
– Твоя мать залезла в крупные долги и многое из ценных вещей в вашем доме продано.
Я стискиваю зубы и смотрю в окно.
– Меня не волнует ее положение.
– Да, но это твои деньги. Твой дом и все остальное. Твой отец был немного беспечен на этот счет. Он должен был раньше подготовить завещание. Но, увы, не успел. Я как мог старался держать фирму на плаву, но как видишь. – Он разводит руками, и я понимающе киваю.
– Она не дала тебе это сделать. Адвокат, с которым она спала в то время, посоветовал ей убрать вас из семейного бизнеса.
Лицо дяди Кевина кривится от отвращения.
– Она безнравственна. Я запретил Мелоди общаться со своей сестрой. Наши дети не должны знать, что у них такая тетка.
С этим я охотно соглашусь. Но по всему видимому, он не знает, что Стайлз ездил к «тетушке» по просьбе тети Мелоди, когда был в Нью-Йорке.
– Я ценю твои усилия. Ты действительно изменился, Макс. Стайлз всегда был уверен, что ты не безнадежен. Ты должен вернуться домой и спасти то, что еще осталось.
– Я больше не хочу с ней связываться.
Он одобрительно кивает, но все же продолжает:
– Стайлз мне сказал, зачем ты приехал сюда. Ты хочешь познакомиться с сыном. У ребенка должен быть отец. А отец должен кормить сына. Да, у него есть мать, бабушка и дедушка, у него нет недостатка. Но поверь мне, ни одного мужчину не устроит такой вариант. Ты сам захочешь дать ему все, что дают ему они. Если нет, то ты не изменился и делать тебе здесь нечего.
Каждое слово пулей залетают в мою голову. Я все понимаю, поэтому остаюсь честным.
– Так далеко я не смотрел.
– Это потому, что ты его еще не видел.
– Так что мне делать, дядя?
Быстрая улыбка появляется и исчезает в уголках его губ.
– Дай мне знать, когда вернешься в Нью-Йорк. С тобой свяжется мой адвокат.
Мне не нравится его план, но спорить бесполезно. Мне нужно многое обдумать. Я жму дяде руку и покидаю его офис.
Немного помешкав у здания «60 Стейт Стрит» – 38-этажного, облицованного розовым гранитом небоскреба, я шагаю в сторону метро. Мне хочется снова увидеть Стайлза и Мадлен. Но если я останусь, я буду тянуть, оттягивать неизбежное.
Время действительно пришло. Я должен познакомиться с сыном.
Я никогда не любил маленькие города. Эти тихие улочки с красивыми одинаковыми заборчиками. Однотипные дома. Люди, которые знают друг о друге всю подноготную. Находясь на вершине Олимпа, то есть Манхэттена, я пользовался своими привилегиями. Бешеный ритм Нью-Йорка всегда было тем, в чем я нуждался.
Прибыв сюда, словно в ссылку два года назад, я чувствовал себя несчастным. Мне и сейчас не лучше, но этот городишко играет немаловажную роль в моей жизни. Или будет играть. Я пока еще ни с чем не определился.
Но здесь находится человечек, в создании которого я активно и охотно принимал участие, сам того не понимая.
Стайлз связался с Кирстен и дал мне свою машину, на которой я и приехал сюда. Тетю Мелоди и Ханну я решил навестить позже. Кирстен должна привезти Джейкоба в кофейню, в которой работала Мадлен, когда они учились в школе.
Я нахожу место и паркую «Лэнд Ровер» Стайлза. Мои руки трясутся, но я решаю не курить. Не хочу, чтобы маленький ребенок вдыхал этот запах.
Мои действия автоматические. Выхожу из машины, ставлю на сигнализацию и захожу внутрь. Здесь все, как и прежде. Уютно и тепло. Пахнет кофе, играет идни-рок, а посетители и туристы обсуждают погоду. У витражного окна с надписями с уличной стороны столик пустует, и я его занимаю. Заказываю кофе. Пока я забиваю голову несущественной ерундой, у обочины останавливается ярко-красный «Шевроле». Я сразу узнаю Кирстен, когда она открывает дверцу и выходит из машины. Она не видит меня. Я отмечаю, насколько она изменилась с того времени, когда я переспал с ней. Но ведь ей было всего семнадцать. Сейчас она выглядит взрослее не только из-за того, что стала старше. Что-то в ней изменилось. Все те же светлые волосы рассыпаны по дорогому полушубку. Классические брюки и сапоги с острым концом подчеркивают в ней взрослую и самостоятельную молодую девушку.
Кирстен обходит машину и открывает заднюю дверцу. Я вижу улыбающегося малыша в шапке. Она берет его на руки и пару секунд улыбается ему. А я замираю от этого зрелища.
Мой сын.
Это моя плоть и кровь. Мой ребенок.
Я не могу двинуться, а должен. Мне нужно встать, чтобы приветствовать его. Они заходят внутрь, и Кирстен оглядывается. Когда она замечает меня, в ее лице я тоже вижу в какой-то мере страх. Она не торопясь подходит ко мне, и я наконец-то поднимаюсь со стула. Вокруг нас много людей, в зале шумно, но мне кажется, что все слышат, как громко бьется мое сердце.
– Привет. – Кирстен делает попытку улыбнуться.
– Здравствуй, Кирстен, – пересохшими губами отвечаю я.
Мои глаза прикованы к малышу на ее руках. Видеть его на фото – это совершенно иное, нежели видеть сейчас. Реально. Я даже чувствую его детский запах.
– Это твой папа, милый, – ласково говорит Киртсен и снимает с него шапочку.
Малыш улыбается, показывая внушительный ряд зубов.
– Ого, сколько у него зубов, – вырывается у меня.
Кирстен издает негромкий смешок.
– У нас их уже девять. Макс…
Я поднимаю на нее глаза.
– Хочешь подержать, пока я хожу за стульчиком для него?
– Д-да, конечно.
Я неловко протягиваю руки, и Джейкоб оказывается на моих руках.
– Он не заплачет?
– Нет, он смелый, малыш. Я скоро.
Кирстен, цокая каблуками, уходит. Я остаюсь со своим сыном один на один. Он смотрит на меня и что-то лопочет.
– А ты любишь почесать языком. Прямо как твой папочка.
Джейкоб выпускает пузырь из слюны, который тут же лопается, забрызгав мне лицо. От неожиданности я вздрагиваю, и Джейкоб заливается чистым детским смехом.
Горячая, ноющая волна тепла затопляет мое тело. Я смеюсь вместе с ним, но мне почему-то хочется заплакать. Кирстен появляется с детским стульчиком. Она с интересом наблюдает за мной. Затем забирает Джейкоба и ловко устраивает ребенка на стуле.
– Я взяла с собой его любимое печенье.
Джейкоб тут же за него принимается. Нам приносят кофе, и мы неловко молчим, наблюдая за нашим сыном. Я ведь ее даже не знаю. Я относился к ней ужасно. Она была для меня всего лишь временной игрушкой. Но вот сейчас мы сидим здесь вместе и любуемся нашим общим творением.
– Я не хотела показывать тебе его, – вдруг говорит Кирстен. – Прошло то время, когда я мечтала о тебе. Но Стайлз, он…
– Да. Он умеет убеждать. И я так тебе благодарен за это.
Она кивает. Она так же красива, как и в школе. У Кирстен классическая красота. Сейчас я многое в ней подмечаю. Того, чего не видел под тонной косметики.
– Ты очень изменилась, – говорю я.
– Он меня изменил, – смотря в сторону Джейкоба, отвечает она. – Ты тоже изменился.
– Мне кажется бессмысленным извиняться сейчас. У меня нет оправданий. Но я надеюсь, что все же не поздно. Я хочу, чтобы он узнал меня. Чтобы полюбил.
Киртсен понимающе кивает и опускает глаза.
– Я через многое прошла, став мамой так рано. Родители очень любят Джейкоба и оберегают его. Скажу честно, Макс. Они против.
Этого и следовало ожидать.
– Меня это не удивляет. Но его мама ты. Ты дашь мне шанс? Шанс стать его отцом?
Глава 19
Лив
Дни кажутся бесконечными. Я считаю дни, когда видела его в последний раз. И злюсь на себя за это. Очень сильно злюсь.
Наши соседские веселые дни подошли к концу. Ему сейчас совсем не до меня. Мне тоскливо от этого, но я принимаю то, что у Макса своя жизнь. Совершенно другая. Мы не подходим друг другу, но я все равно скучаю по своему соседу.
– Едем, едем, детка. – Джу подгоняет меня, чтобы я быстрее переодевалась и ехала с ней.
Вчера папа свалился со стремянки и вывихнул лодыжку. Я решила остаться на ночь у родителей и помочь утром в магазине.
– Спасибо, что подвезла. – Я целую сонную Джу и выхожу из старенького джипа ее отца. – Только не усни за рулем. Ты неважно выглядишь.
– Все в порядке, якудза. Напишу, как доберусь.
Джип освещает фарами улицу и скрывается за поворотом.
Проспав всего три часа, я еле нахожу силы, чтобы встать. Мама просит меня вернуться в постель, но я твердо решила сегодня помочь ей.
Папа лежит на диване, когда я выхожу из комнаты.
– Доброе утро, солнышко.
– Доброе утро, инвалид. – Я целую его в гладковыбритую щеку. – И как ты умудрился?
– У нас что-то с сигнализацией. Решил проверить.
Я закатываю глаза и хмуро смотрю на папу.
– Этим занимается Крис. Ты не мог просто позвонить ему?
Папа невинно пожимает плечами.
– Не думал, что так стар.
– Ты не старый. Все дело в стремянке. Я куплю тебе новую.
– Это всего лишь растяжение.
– Как скажешь, – с наигранной беспечностью говорю я. – Но твоя нога похожа на гигантский банан.