– У отца была небольшая коллекция картин.
Мистер Олсен согласно кивает. Он поспешно отпивает кофе и поправляет очки на переносице. Его тускло-голубые глаза внимательно меня изучают. Он знает мою историю, историю моей семьи, но он не любопытен, это его работа. И в этом он настоящий профи. Один его визит заставил мою мать не на шутку испугаться, а ее адвокатов – халявщиков разбежаться, поджав хвосты.
– Это коллекция все еще находится в Вест-Сайде.
Я удивлен, что цепкие руки матери еще не добрались до нее. Мысленно обдумываю, смогу ли я продать? Но не похоже, чтобы отец был слишком этим увлечен.
Мистер Олсен будто читает мои мысли.
– Тебе придется ее продать, Макс. Пока судебный пристав этим не занялся.
Я киваю, потирая подбородок.
– Я это устрою, – продолжает он. – Не волнуйся, коллекцию могут купить целиком на аукционе или по одной. Это не проблема.
Снова киваю.
– Счета матери уже заморожены? – спрашиваю я.
– Нет, – мистер Олсен слегка улыбается. – Иначе я бы с тобой тут не сидел.
– Компания по недвижимости моего отца продана почти два года назад. Я ни хрена не понимаю в этих бумагах. – В ярости я бросаю документы на стол. – Ну, спустила она все на молодых мужиков – это понятно. Мне сейчас нужно знать, что у меня осталось? Лично у меня? Я знаю, что завещания нет. Что долги и кредиты есть у матери. Скажите мне, остается хоть что-нибудь, на что я смогу первое время содержать сына?
Мистер Олсен кидает взгляды с меня на бумаги и громко выдохнув, отвечает:
– Продай картины, чтобы хотя бы попытаться сохранить квартиру на Манхэттене. Или уговори мать продать кое-что из драгоценностей. Таким образом вы покроете проценты. Далее – я свяжусь с ее адвокатом и заставлю его работать со мной. Мы надавим на нее и запугаем. Ей придется найти работу и выплачивать кредиты каждый месяц. Тебя это не коснется. – Он хмурит брови. – Есть небольшая сумма в банке Чикаго, я тоже надавлю на это и деньги переведу на твой счет. Долги не твои, но как я понял, ты хочешь хотя бы сохранить дом и машину. И ты сохранишь, если сделаешь, как я сказал.
Меня охватывает гнев на покойного отца. Неужели он был таким беспечным, что не составил завещания? Куда смотрели его адвокаты? Он прекрасно знал, что его жена транжира, и ее ничего не заботит, кроме самой себя. Эти постоянные мысли сводят с ума.
Но он не хотел умирать. У него были планы. Он не думал об этом.
Впервые в жизни я думаю об отце без доли восхищения. Он тоже был безрассуден в какой-то мере. Он о многом не задумывался и был беспечен. Это его и сгубило.
– У нас все получится, Макс, – видя гамму чувств на моем лице, говорит мистер Олсен. – По всем законам штата ты полноправный хозяин пентхауса, так же как и твоя мать. Тебе придется вернуться туда и поговорить с ней.
– О чем? – из меня вырывается истеричный смешок.
– Обо всем, что происходит. Она не имеет права выставлять тебя из дома. Поговори с ней, чтобы она поняла, что если ничего не делать, то вы потеряете этот дом.
Я тяжело вдыхаю и, видя мое сомнение, адвокат продолжает:
– Не все потеряно, хоть и большая часть. Ты сможешь в ближайшее будущее обеспечивать сына. Мы говорим о двойном опекунстве?
Мои брови ползут вверх. Об этом мы не разговаривали с Кирстен. Она возможно и согласится. Но не ее родители.
– Ее родители будут против.
Он согласно кивает, продолжая просматривать документы.
– Если ты хочешь все оставить так, то конечно. Но если хочешь все законно – лучше конечно решать с ее родителями. И желательно мирно, без вмешательства суда.
– Будто у меня есть шанс, – усмехаюсь я.
Я только-только его увидел. У меня впереди много работы над собой и своим будущим, я пока не представляю, что мой сын будет носить фамилию моего отца.
Но сейчас я об этом задумался, как ни странно. И я этого хочу.
– Конечно, есть, – возражает мистер Олсен. – Теперь, когда ты совершеннолетний.
– Но, – я обдумываю его слова. – У меня будут все права на сына?
– По крайней мере, ты можешь не спрашивать разрешения, чтобы повидаться с ним. Неужели ты не думал об этом?
Честно? Нет. Я не заслужил права называться его отцом. Я обдумал многое и пришел к выводу, что буду постепенно к этому идти. Он должен знать меня, и я хочу обеспечивать его. Это стало моей целью. И если будет хоть малейший шанс, чтобы быть ближе к нему, я им воспользуюсь.
Не знаю, откуда во мне эта потребность. Стать тем, кем я не хотел быть. Я отказался от Лив, при этом дав ей точно понять, что у нас могло что-то быть.
Возможно, Стайлз назвал бы меня придурком, но я должен сейчас сосредоточиться на своей матери и сыне. Я не могу втянуть во все это Лив. Ей не место в моем мире. Я сделал выбор и не отступлюсь.
– Нет. Это глупо. За полтора года его существования я увидел его впервые неделю назад. Кто я такой, чтобы предъявлять на него права?
Мистер Олсен слабо улыбается и вскидывает подбородок, глядя на меня, будто с гордостью.
– Это разумно, Макс. Это решать только вам с Кирстен. Так что, да, думаю это правильно. – Он кладет ладони на стол. – Что ж, на сегодня все. Я буду звонить тебе постоянно. Будь на связи и знай, что я уже всем занимаюсь.
– Спасибо, мистер Олсен.
Он отмахивается.
– Не благодари. Вернись домой как можно скорее.
Мой дом в Бруклине, но нет смысла возражать сейчас.
– Хорошо.
Уже открыв дверь, я оборачиваюсь.
– Забыл спросить о главном. Ведь я смогу заплатить за ваши услуги?
Адвокат широко улыбается, демонстрируя кривоватые зубы.
– Конечно, сможешь. Но об этом не беспокойся. Муж твоей тети уже об этом позаботился.
– Дядя Кевин?
Он кивает и снова улыбается.
– У тебя есть родственники, Макс. Не забывай.
Я выхожу в смятении. Мы не были близки с тетей Мелоди, я всегда ее считал такой же, как мать. Но все это теперь кажется ошибкой. Возможно, она была бы такой, если бы не ее муж. Стайлз однажды рассказал мне, что он видел, как его отец ударил мать. Их семья тоже не была идеальной, но время многое меняет. Сейчас Стайлз охотнее едет домой, и причина тому не только младшая сестренка Ханна. Он любит родителей и, несмотря на ссоры и недомолвки, они сохранили семью. В то время как моя просто исчезла. Да и была ли она когда-нибудь? Презрение, с каким на меня смотрит моя мать, я готов сносить. Ради той цели, которую поставил перед собой.
Но я уже не так к нему равнодушен. У нее нет причин ненавидеть меня.
– Ты поставил цель до конца разрушить нашу семью, – злобно говорит она, глядя, как я прохожу в гостиную с небольшой сумкой в руках. Я останусь здесь настолько, сколько смогу вынести.
Ее слова вызывают во мне приступ истерического смеха. Я бросаю сумку на пол и падаю на диван, закрыв лицо рукой.
– Что это? Что смешного? – все больше раздражаясь моей наигранной веселостью, выплевывает она.
– Мама, – едва ли не нежно произношу я. – Я ничего не разрушал. Я вернулся, потому что мне посоветовал это сделать мой адвокат.
При упоминании адвоката ее лицо вытягивается. Она пытается скрыть свой испуг, но я-то знаю это выражение.
– Не волнуйся. Я не упеку тебя за решетку. Ты только должна пойти мне навстречу.
Мой блеф действует на нее сокрушительно. Красивое лицо покрывается маской страха. Я в очередной раз убеждаюсь, что она ни черта не знает и до конца не ведает, что творит. Ее природная бездушность и беспечность привела к тому, что ей пользовались, как могли. Но мне ее не жаль.
– Что ты хочешь? – дрожащим голосом спрашивает она.
– Твой адвокат все тебе объяснит. – Я разваливаюсь на диване и достаю сигарету.
– Не смей здесь курить!
Я не обращаю внимания на ее слова. Веду себя как подросток, но не могу отказать себе в удовольствии покурить в ее присутствии.
– Не указывай мне. Мы не семья. Ты прогнала меня, теперь я хочу спасти лишь то, что у меня осталось. Не ради себя или тебя. У меня есть сын, твой внук.
При упоминании Джейкоба мать пожимает плечами и отворачивается. Она поправляет на себе блузку и волосы.
– У него состоятельные бабушка с дедушкой. Ребенок обеспечен. Зачем ему такой отец, как ты? Макс, пойми, некоторым детям намного лучше без их родителей.
– Поэтому ты освободила меня от своего присутствия в моей жизни?
– Ты сам был виноват.
– Конечно. – Я выпускаю кольцо из дыма, забавляясь выражением ее лица. – Нам не обязательно разговаривать, пока я живу здесь. Давай сведем наше общение к минимуму.
– Как всегда, – пожимает она плечами. – Зачем тебе это? Что на тебя нашло?
– Ты о чем?
– О твоем сыне. У него все есть. Зачем ему ты? Или ты только прикрываешься сыном, чтобы снова вернуться к прежней жизни? Тебе ведь некуда пойти.
Интересно, если я сейчас пну этот пуфик, он собьет ее с ног? Или если я брошу окурок в ее дорогущую прическу, вспыхнет ли она от большого количества лака на волосах?
Самые мерзкие мысли проносятся, пока я смотрю на нее.
На мою маму.
– Если ты не хочешь остаться на улице, я советую тебе больше не упоминать моего сына, – сквозь зубы говорю я.
С этими словами я встаю и, не глядя на нее, иду в свою старую комнату.
Я обольщался, когда думал, что смогу вытерпеть в этой квартире больше суток. Матери не было весь вечер, но ночью она вернулась, и как я понял по голосам с Джейком.
Утром я застаю его в одних трусах на кухне.
– Сколько тебе лет?
Он жадно поглощает сок из картонной упаковки. Услышав мой вопрос, он едва ли им не захлебывается.
– Кажется, ты уже спрашивал, – ухмыляется Джекс.
– Кажется, ты мне не ответил, – ухмыляюсь в ответ я.
– Мне больше двадцати одного. Это нормально? – Он разводит в стороны руки.
Я безразлично пожимаю плечами и прохожу мимо него к кофемашине.
– Нормально, чтобы спать с сорокачетырехлетней.
Чувствую, как Джекс пронзает меня взглядом и меня пробирает дикий смех. Да, я здесь чтобы определенно портить им жизнь.