Я перевожу на нее глаза и изучаю серьезное ее лицо.
– Правда?
Она кивает и снова аккуратно поглаживает малыша.
– Мне понадобилось столько времени, чтобы понять, что я вела себя, как настоящая сука. Я чуть не убила ее.
У Кирстен дрожит голос. Она действительно раскаивается в том, что натворила тогда.
– Она ведь простила тебя?
Кирстен кивает, вытирая подступившие слезы.
– Мадлен очень хороший человек.
– Это так. Тогда… – я сглатываю ком в горле, – я тоже должен попросить прощения. За те фотографии. Я не должен был так поступать с тобой.
– Мы многое чего не должны были делать тогда. Словно это было не с нами.
– Ты права. Так ты прощаешь меня?
Мне важно, чтобы мать моего ребенка не ненавидела меня.
– Да, – почти шепчет она. – Не будем вспоминать об этом. Много воды утекло.
Несмотря на всю серьезность нашего разговора, я улыбаюсь.
– Ты стала такой мудрой, Кирстен.
Она тихо смеется.
– Не говори так. Чувствую себя слишком старой.
Мы снова молчим и любуемся спящим малышом. Нужно отнести его в дом и попрощаться до завтра. Но мне так хочется, чтобы он спал на моих руках.
– Мне кажется, мы могли бы остаться прежними, если бы не он.
Кирстен смотрит то на меня, то на Джейкоба, думая о моих словах.
– Да, ты прав. Пора его уложить.
Я осторожно выхожу из машины и поднимаюсь вместе с Кирстен в квартиру. Она раздевает Джейкоба, а я заношу целую кучу пакетов с игрушками, которые я накупил ему за день.
Когда Джейкоб уже мирно посапывает в кровати, я желаю спокойной ночи Кирстен и ухожу. Я хотел бы остаться, но не уверен, что это нормально. Все равно завтра с первыми лучами солнца, я буду здесь у порога этой квартиры. В машине я закуриваю сигарету и расслабляю тело. Я не курил целый день. Мой телефон вибрирует, и я читаю сообщение:
Кейли: Малыш копия своего папочки. Я так счастлива за тебя, Макс.
Я улыбаюсь и чувствую, что, кажется, все становится хорошо. Еще утром я отправил Кейли нашу совместную фотографию с сыном. Несмотря на нашу молодость, мы можем стать достойными родителями своим детям. Это стоит всех жертв, на которые мы идем. И я жду не дождусь, когда увижу Кейли с ребенком. Эту капризную и взбалмошную девчонку.
Мой телефон снова вибрирует. На этот раз я вижу входящий звонок. Мне звонит мать.
– Что случилось? – без приветствий отвечаю я.
Быть может у нее снова истерика. Или ее бросил Джекс и у нее…истерика.
– Макс, почему ты не сказал, что мой внук в городе?
Я не сразу нахожу ответ на ее вопрос. Откуда вообще она это знает?
– Это тебя не касается, – безапелляционно отвечаю я.
– Хватит, – отрезает она, и я слышу в ее голосе ту стерву, которой она и является на самом деле. – Ты пригласишь мать моего внука к нам на ужин и точка. Я хочу видеть их.
Не дожидаясь моего ответа, она отключается.
Меня раздражает ее приказной тон. Наверняка, ей рассказала тетя Мелоди. Семья Кирстен и семья моей тети тесно общаются, поэтому в курсе всех событий. А такое событие, как приезд Кирстен ко мне в Нью-Йорк не остался без внимания.
Вот черт!
Я делаю последнюю затяжку и выезжаю с парковки.
Не бывать этому. Я не приведу Джейкоба домой. Я уже долгое время скрупулезно отделяю белое от черного в моей жизни, чтобы в конечном итоге выбрать одну сторону и обосноваться окончательно.
Мой сын – белое. И это только мое и моя жизнь. Я не впущу в нее свою мать.
Глава 25
Лив
Все-таки мужчины очень слабые существа. По крайней мере, в плане того, что касается болезней.
Пока Крис живет у моих родителей, я тоже живу здесь. Мы часто проводим вечера вчетвером, и это напоминает мне мое детство. У папы все еще болит нога, и он постоянно охает и ахает, раздражая этим маму. Он ведет себя так, будто сломал, а не вывихнул ногу. И вообще прошло много времени с того дня, а он все еще жалуется на нее.
Крис ведет себя так, будто не сломал ногу, а будто ее ампутировали. Я помню, как в школе мы все вчетвером заболели свинкой. Мы с Джуди перенесли это с достоинством. Но Айзек и Крис ныли после этого целый месяц.
Сейчас мы с мамой просто-напросто сбегаем от мужчин и запираемся внизу в магазине. Мама заваривает ароматный зеленый чай, а я зажигаю лавандовые свечи. Наверху стоит дикий рев. Папа и Крис смотрят регби по спортивному каналу.
Мама садится на мягкий пуфик и ставит поднос на стеклянный столик. Я сажусь напротив нее и, улыбаясь, беру из ее рук чашку.
– Давно мы с тобой не болтали, Лив, – вздыхает мама, заправляя черную прядь за ухо.
– Да, – соглашаюсь я.
– Надеюсь, ничего страшного, если я скажу?
– Конечно скажи. – Я превращаюсь вся в слух.
– Папа рассказывал о том случае у тебя на работе. – Мама хитро улыбается и ждет моей реакции.
На самом деле до меня не сразу доходит, что она имеет в виду.
– Ты не помнишь?
И тут до меня доходит. О чем ей мог рассказать папа?
– О. – Я поспешно делаю глоток горячего чая. – Это было так давно.
Не так уж давно, но казалось, что прошло много времени.
– Не хочешь поговорить об этом мальчике?
Она до сих пор называет моих парней «мальчиками». Даже Криса, который значительно старше.
Я смотрю на маму и честно сказать, да, хочу об этом поговорить. Я никогда ничего от нее не скрывала. Ну, может быть детали интимной жизни. Ведь это не обязательно выкладывать.
– Мальчике? – выдавливаю улыбку. – Он старше меня на год.
– Как много, – отмахивается мама. – Ну и что у вас? Он работает с тобой?
– Нет. Он мой сосед. Живет напротив.
Жил.
– И все? Лив, ты не хочешь о нем говорить? Что случилось? В последнее время ты стала какой-то задумчивой. Если честно, я тебя не узнаю. Я очень беспокоюсь, поделись со мной.
Моя нижняя губа начинает дрожать от маминых ласковых слов. Чувствую себя маленькой девочкой, которая разбила коленку. Но дело в том, что я никогда не плакала из-за разбитых коленок или каких-либо еще шишек. А мысли о Максе вызывают во мне поток слез.
– Детка. – Мама протягивает руки, и я срываюсь с места и угождаю в ее объятия. Я устраиваюсь на полу между ее коленей. Мама, явно испуганная несвойственной мне реакцией, гладит меня по волосам.
А я плачу. Да, плачу. Тихо, беззвучно, но плачу.
– Теперь расскажи мне все. – Мама поднимает мою голову и осторожно вытирает мои слезы.
Я рассказываю ей все, ничего не утаивая. Меня можно осудить за секс с малознакомым парнем, но моя мама никогда не осуждает. Если я не права, она строго меня отчитывает, но чтобы осуждать – это не в ее природе.
– Мама, – я хлюпаю носом. – Скажи мне честно. Понимаешь ли ты его поступок? Я ведь видела. Видела, что он ко мне не равнодушен.
– Лив, солнышко. – Мама снова принимается вытирать мои глупые слезы. – Я не могу сказать, понимаю или нет. Ты ведь сама не знаешь, что конкретно у него там происходит. То, что у него сын многое значит.
– Но ведь я не ставила условий. Мне не важно. То есть важно, и я смогла бы с этим справиться.
– Но он-то не знает об этом. Твоих слов ему мало. Проблема в том, что вы плохо друг друга знаете. У вас так быстро все завертелось и теперь вы оба страдаете. Нужно время. Дай его ему. Пусть разберется со своими проблемами, и начните все заново.
Я обдумываю ее слова и понимаю, что в них есть смысл. Мы быстро начали и так же быстро закончили, и в этой середине сумели крепко привязаться друг к другу.
– Он четко дал понять, что я не готова. Или это дала ему понять я.
– Тогда послушай. Он сам сделал выбор, и ты не обязана ждать. Если все закончилось, твоя агония пройдет. Опять же нужно время.
Я киваю, и мама продолжает:
– Меня удивляет то, что ты так расклеилась, милая. Ты никогда не плакала из-за мальчиков.
Это правда. Такого не случалось со мной даже в школе.
– Тогда не буду расклеиваться и из-за него. Не знаю, что со мной.
Мама ласково проводит ладонью по моей щеке.
– Любовь всегда прекрасна, но она причиняет боль. Это парадокс. Но не позволяй ему разбить твое сильное сердце, Лив. Иначе склеить его будет очень трудно.
Слова мамы отпечатываются в моем сознании как руны на камне. Я буду помнить их.
– Спасибо, мамочка.
Она слабо улыбается и тянется к чашке.
– Наш чай остыл.
Я вытираю остатки слез с лица и, улыбаясь, беру маленький фарфоровый чайник.
– Придется пить холодный. Я не поднимусь наверх, пока Крис с папой смотрят спортивный канал.
Мама заливается смехом.
– Знаешь, я всегда думала, что вы с Крисом будете вместе. Мы с папой очень его любим.
Это так. Я всегда хвасталась разумными и рациональными решениями. Как бы сейчас я не переживала из-за Макса, умом я понимаю, что между нами ничего не может быть. А Крис он любит меня, он всегда рядом.
– Я не отрицаю, мама. Но не потому, что вы его любите, а потому что я смотрю в будущее и никогда не прыгну в омут с головой.
– Знаю, Лив, знаю. Поэтому не беспокоюсь по поводу твоих решений. Они всегда разумные.
Разговор с мамой возвращает мне боевой дух.
Мы поднимаемся наверх, к огромному облегчению обнаружив, что мужчины спят. Крис храпит на диване, а папа в комнате. Мама желает мне спокойной ночи и уходит. Я еще какое-то время вожусь на кухне, уминая блинчики с кремом. Конечно, не время их поглощать, так как планирую пару часов йоги, но я не могу перед ними устоять. Никогда.
– Тащи свою задницу сюда вместе с блинчиками, – сонно бормочет Крис.
Я смеюсь и, взяв тарелку, иду в гостиную. Большое тело Криса еле вмещается на маленьком диванчике, но он настоял остаться здесь рядом с телевизором, а не в моей комнате. Осторожно кладу его больную ногу себе на колени и протягиваю тарелку.
– Я тебя разбудила? – спрашиваю его, разглядывая надписи на гипсе, оставленные нашими друзьями.