.
В тусклом свете перед восходом Элис и Пип шли через кусты к задней калитке. Пип виляла хвостом, а нос ее был опущен к земле и ловил запахи. Они поднялись на песчаную дюну, а потом пошли вниз по другой ее стороне по направлению к пожарным грузовикам, как, по словам Эйдана, их называли в Парксвиле. Они как волнорезы, только от огня, – объяснил он, – чтобы помешать огню перекинуться на эту сторону, если начнется лесной пожар. Элис кивнула, стараясь казаться заинтересованной, но внутри у нее все сковало холодом. Она сделала большой глоток пива, чтобы смыть воспоминания о дыме и огне.
Элис разговаривала с Эйданом, пока Лулу готовила, их компания и дом действовали на нее гипнотически: хриплый смех Лулу, шипящие тако, ярко раскрашенные горшки с алоэ вера и зеленым чили, полки с книгами, репродукции автопортретов Фриды Кало в рамах. Элис охватило чувство жажды, но чего именно она жаждала, она не могла понять. Возвращение домой, в ее почти пустое, пахнущее побелкой жилье, подействовало отрезвляюще. Она легла спать, тоскуя по цветным стенам, сияющим горшкам и книгам, которые заполнили бы ее пустые полки.
Элис и Пип пробрались через рощицу пустынных дубов и вышли к серпантину. Они перешли на другую сторону и скользнули в заросли кустарников, а там стали подниматься по тропинке, которая шла по стенке кратера вверх и растворялась в вышине.
– Вперед, Пип.
Небо стало светлеть. Под ее ботинками громко хрустели камешки.
К тому времени, как они достигли смотровой площадки, футболка вокруг шеи Элис потемнела от пота. Пип плюхнулась рядом на бок, тяжело дыша. Черные мухи вились возле лица Элис. Она отмахивалась от них, разглядывая местность вокруг. С обеих сторон от площадки стенки цвета охры расходились в стороны и наверх – круглый всплеск в камне, вызванный ударом огромной силы. В центре кратера идеальным кругом рос дикий сад пустынного горошка в цвету – сердце матери, колышущееся рябью море красного. Удивительно, но дно кратера все было покрыто лимонно-зеленой травой. Кутуту Каана производил куда более сильное впечатление, чем Элис могла представить; он заключал в себе каждую историю об оазисе посреди пустыни, какую Элис когда-либо читала, или слышала, или могла вообразить.
Имей мужество, не сдавайся.
Тоска по матери, по бабушке и по тем женщинам, которых она оставила позади, прорвалась где-то внутри с немилосердной мощью и без предупреждения. Она задохнулась от боли и с силой закусила нижнюю губу, пока не почувствовала вкус крови.
Позднее дома Элис приняла душ и подготовилась к первому дню на новой работе. Она с большой тщательностью облачилась в зеленую униформу рейнджеров, разглядывая в зеркало круглые нашивки на своей рубашке. Дотронулась кончиком пальца до пустынного горошка, изображенного в центре аборигенного флага. Как это отличалось от ее торнфилдского фартука; она никогда раньше не испытывала гордости от ношения униформы, которую получила бы благодаря своим заслугам.
Она зашнуровала свои жесткие ботинки, подхватила рюкзак и шляпу. «Не играй со змеями, хорошо?» – Элис чмокнула Пип в нос, закрыла ее в решетчатом гараже и залезла в грузовик.
Проезжая через Парксвил, она любовалась занимавшимся днем. Небо было лазурным, утренний свет – лимонным.
Когда Элис припарковала грузовик возле офиса, сердце ее зашлось. Она стала размеренно дышать, надеясь унять сердцебиение.
– Виру мулапа мутука пинта-пинта, – проговорил возле ее окна мягкий голос.
– Прошу прощения? – Элис заслонила рукой глаза от солнца.
Возле грузовика стояла женщина в такой же, как у Элис, рубашке. Ее волосы под широкополой фетровой шляпой-акуброй были завернуты в платок черного, красного и желтого цветов. На шее у нее висели ниточки, унизанные блестящими кроваво-красными семенами. Ее брюки были белые в зеленых, желтых и голубых волнистых попугайчиках в акварельной технике, смотрелось это все вместе так беспорядочно и весело, что Элис не смогла сдержать улыбку.
– Я – Руби, – женщина протянула ей руку.
Элис вылезла из грузовика и обхватила руку Руби обеими руками.
– Я просто говорила, что мне нравится ваш грузовик с бабочками.
– О, – Элис нервно рассмеялась, бросая взгляд на наклейки с бабочками и думая о том, сколько всего за ними скрывается, – спасибо, – сказала она.
– Я – главный рейнджер, и этим утром я буду тебя инструктировать. Сегодня днем ты с другими рейнджерами будешь на дежурстве. – Руби направилась к пикапу с логотипом парка. – Можешь сесть за руль, – она бросила ключи Элис.
– А, ну да. – Элис метнулась, чтобы поймать ключи.
Она села в пикап, дотянулась до пассажирской двери и открыла ее. Руби влезла внутрь:
– Поезжай на горный серпантин.
– Конечно.
Своей манерой поведения Руби сильно напоминала Элис Твиг. Она соображала, что бы ей сказать, но слова сразу высыхали на языке, оставляя только красную пыль.
– Я – главная по вопросам порядка, – начала Руби через некоторое время, – я тренирую новых рейнджеров – таких как ты. Учу вас историям, которые можно рассказывать посетителям. Я также поэт и художник. Я председательствую в Женском совете центральной пустыни и живу между Парксвилем и Дарвином. Моя семья…
– Огромный, наверное, контраст, – перебила Элис, хватаясь за любую возможность поддержать разговор, – когда ездишь между этим поселком и городом. – Она попыталась сделать паузу и перевести дыхание. – Итак, ты поэт? Я люблю книги. Люблю читать. Мне всегда нравилось писать разные истории, но я этого не очень много делала с тех пор, как была еще подростком.
К своему ужасу, Элис поняла, что становилась необычайно болтливой, когда нервничала; она никак не могла заткнуться.
Руби вежливо кивнула, но продолжать не стала. Она отвернулась. Элис закусила нижнюю губу. Она не должна была перебивать. Следовало ли ей извиниться? Или сменить тему разговора? Ждала ли от нее Руби, чтобы она задавала вопросы про Килилпитяра? Что ей следовало бы спросить? Было ли что-то, о чем ей спрашивать не стоило?
Элис постаралась сосредоточиться на том, чтобы не переходить с одной передачи на другую чересчур резко и не ехать слишком быстро. Когда она приблизились к главной автостоянке для посетителей, радио затрещало и ожило.
– Национальный парк девятнадцать, девятнадцать, это семь-семь, прием.
Тембр голоса Дилана прошел вибрацией по ее крови до самых костей. Элис вцепилась в руль. Руби наклонилась вперед и привычным жестом выключила радио.
– Остановись здесь, – Руби указала на автостоянку.
Сомнения закопошились в голове Элис. Неужели она так выдавала себя? Считала ли Руби, что она больше заинтересована в Дилане, чем в том, чтобы хорошо справиться с работой в свой первый день? Не было ли в этом доли правды? Прошу, прекрати, – взмолилась Элис, мысленно обращаясь к самой себе.
Руби открыла дверь и выбралась наружу. Элис последовала ее примеру. В начале дорожки Элис остановилась, чтобы прочитать информацию. Руби подошла к ней.
– Значит, туристы в курсе, что Сад сердца в центре кратера – священное место, и вы просите их не срывать там цветы, чтобы быть уверенными, что сад в безопасности? – спросила Элис.
Руби кивнула:
– Это во всех путеводителях, буклетах и объявлениях для туристов. Мы приглашаем посетителей прийти и узнать историю этого места, но просим не срывать цветы.
Элис вспомнила разговор, услышанный предыдущей ночью.
– Но они все равно это делают?
– Уа, да, делают, – вздохнула Руби, уходя вперед со сложенными за спиной руками.
Они шагали молча. Дорожка из красной земли шла по внешней стороне стенки кратера, мимо полей низкорослого спинифекса, страусиных кустов и буфельской травы, через рощицы высоких деревьев малги и чахлых пустынных дубов. Через некоторое время они пришли к гигантской красной глыбе, которая лежала рядом с проходом в маленькую пещеру, как открытая дверь. Руби обошла ее и вошла внутрь. Элис пошла за ней, еле дыша от жары.
– У тебя есть с собой капи? – Руби, приподняв бровь, взглянула на нее в дымчатом свете. Элис тупо уставилась на нее в ответ, ее глаза не успели привыкнуть к полумраку. – Капи, вода.
У Элис упало сердце, когда она поняла, что оставила рюкзак с водой и шляпой в грузовике возле офиса. Она выругалась на себя шепотом и покачала головой.
– На будущее: обязательно всегда носи ее с собой. – Руби покачала головой и отвернулась, подняв глаза к сводам пещеры.
Элис закатила глаза, поражаясь собственной глупости. Какой идиот отправляется в пустыню без воды?
Вскоре мысли Элис достаточно успокоились, чтобы она поняла, что Руби что-то говорит шепотом. Над головой повсюду вокруг были рисунки: белые, красные и цвета охры. Элис слушала пояснения Руби о том, что значили символы, которые женщины рисовали здесь тысячи лет назад, слушала истории о пустынном горошке, матерях, детях и звездах.
– Сюда женщины из моего рода испокон веков приносили свои истории. Чтобы оставить свидетельства. Чтобы оплакивать. Чтобы отдать дань уважению тому, что они любили. Это место сожалений. Поэтому мы здесь не живем.
Элис подошла ближе к рисункам.
– Путь внутрь Килилпитяра идет по церемониальной тропе вокруг Кутуту Каана, где из сердца звездной матери выросли малукуру, – Руби все еще говорила вполголоса. – Поэтому мы и просим людей не рвать эти цветы. Каждый из них – частица нее.
Никто из них не проронил ни слова. Руби кивнула напоследок, развернулась и ушла. Но Элис медлила, зачарованная наскальными рисунками и переполненная благодарностью судьбе за встречу с Сарой в Агнес-Блаффе.
Догнав Руби, Элис задумалась, каково было Руби постоянно биться, чтобы защитить место и его историю, вокруг которых формировалась культура ее семьи дольше, чем кто-либо знал. Где она черпала силы, чтобы продолжать сражаться? И что это были за люди, которые оставались глухи к историям ее рода и срывали цветы горошка, отрицая, что они были частью сердца звездной матери? Информационные объявления были повсюду. Никто не мог сказать, что просто не знал.