Только из душа и в костюме гигантской бабочки-монарха Элис шла следом за Лулу по грунтовой дорожке между их домами. Коричневато-рыжие узоры на ее крыльях были того же огненного оттенка, что и красная земля.
– Почему я позволила тебе убедить меня выйти в этом на улицу? – поинтересовалась Элис.
– Потому что Эйдану надо сфотографировать тебя в костюме для моей двоюродной сестры. Я забыла взять с собой камеру, когда шла к тебе. К тому же кому какая разница, как ты выглядишь, чика? Если ты вдруг забыла, мы у черта на куличках.
Элис фыркнула от смеха. Ей не хотелось признавать, что в костюме она почувствовала себя лучше. Лулу не упустила ни одной детали: от усиков, закрепленных у Элис в волосах, до черно-белого в горошек платья и аккуратно разрисованных вручную крыльев, привязанных к ее спине. Она полностью преобразилась.
Они прошли через сад к дому Лулу.
– Эйдан, наверное, возле костра. Дай я только возьму камеру, и пойдем к нему.
Лулу быстро зашагала по коридору. Элис засекла гуакамоле на столе, кинулась к нему и принялась отковыривать пищевую пленку, которой было накрыто блюдо, чтобы запустить в него палец.
– Даже не думай! – завопила Лулу из одной из спален.
Элис рассмеялась, облизывая гуакамоле с пальца.
– Так, нашла. – Лулу вернулась с камерой в руках.
Она посмотрела на Элис, подозрительно сощурившись. Элис подняла руки, заверяя в своей невиновности.
Они вышли на улицу.
– Эйдан? – позвала Лулу.
Один транспарант загибался за угол дома, за ним показался следующий, потом еще один.
– Лу? – неуверенно протянула Элис.
Лулу подошла к ней и обняла за талию, выводя ее в сад за домом, где собрались почти все их товарищи по работе.
– С днем рождения! – Руби, Эйдан, еще несколько рейнджеров, даже Сара, стояли с поднятыми пластиковыми стаканчиками.
Элис закрыла лицо руками. Лулу и Эйдан превратили свой двор в праздничный базар. Вокруг патио были развешаны веревки с флажками в форме бабочек, а между деревьями были натянуты тенты из ткани с яркими узорами. В кострище сверкал огонь. На огромном прямоугольном ковре высилась гора подушек, рядом лежало несколько круглых пуфов. Среди кустов вразброс были привязаны транспаранты. Соусы и подливки, салаты и зерновые чипсы были расставлены на столе на козлах рядом с охлаждающим контейнером «Эски» литров на 50 с надписью от руки Опасный пунш. И, к совершенной радости Элис, крылья бабочек носили все.
– Как будто мы не знали, что сегодня твой день рождения, – хмыкнула Лулу.
Элис повернулась к Лулу с широко раскрытыми от удивления глазами, прижимая руки к груди в немой благодарности.
– Да ладно тебе, – со смехом стала подначивать ее Лулу, – пришло время опасного пунша.
Кто-то включил музыку. Эйдан занимался кебабами, которые шипели на решетке над огнем. Элис, у которой голова шла кругом от удивления и выпивки, подействовавшей мгновенно, энергично приветствовала каждого объятиями и радостными возгласами. Она наполняла пуншем опустевшие стаканчики, подбрасывала дрова в костер и предлагала всем закуски. Она делала все, чтобы не фокусироваться на единственном человеке, которого там не было.
Когда небо уже потемнело, а пунш продолжал литься рекой, Элис и Лулу сидели под одеялом у костра. Язычки пламени тянулись к чернильному небу, разбрасывая искры, как звезды.
– Не знаю, как тебя благодарить, – начала Элис.
Лулу пожала ей руку.
– Мне это было в радость.
Огонь переливался морем разных цветов: желтый, розовый, кобальтовый, сливовый, бронзовый.
– Можно сказать тебе кое-что? – спросила Лулу.
– Пожалуйста, – улыбнулась Элис.
– Я с самого начала знала, что в тебе есть что-то особенное, чика, с того самого дня, как ты приехала на своем грузовике.
Элис нежно подтолкнула Лулу.
– Ну, это чертовски приятно слышать.
– Я серьезно, – сказала Лулу, делая глоток пунша. – В моей семье считается, что бабочки-монархи – дочери огня. Они прилетают с солнца и приносят души воинов, которые сражались и умерли в битве, а теперь вернулись, чтобы отведать цветочного нектара.
Элис смотрела на огонь, который издавал шипение и хлопки. Она получше укуталась в одеяло, размышляя о том, что спрятано за наклейками с бабочками-монархами на ее грузовике и чьей дочерью и внучкой она была.
– Когда я увидела воинов огня на твоем грузовике, я поняла, что ты все изменишь в жизни здесь, – призналась Лулу.
Воины огня. Элис не знала, что на это ответить.
– Опасный пунш! Получите дозаправку свеженьким опасным пуншем прямо здесь! – кричал Эйдан, ходя по двору.
Его крылья обвисли и скособочились. Один из усиков сломался и бил его по брови при ходьбе. Лулу фыркнула от смеха. Почувствовав облегчение от такого вмешательства в разговор, Элис присоединилась к ней.
– Пойдем, – она потянула Лулу за руку в сторону «Эски», – нам нужно еще опасного пунша.
Они пили и танцевали под зимними звездами. Когда Элис кружилась в свете костра, она поймала взглядом свои крылья. Она не могла выбросить из головы слова Лулу. Дочери огня.
Он приехал рано утром, когда музыка уже звучала путано, костер ярко горел и все, кто не уехал на своих машинах и не ушел шаткой походкой домой, устроились на круглых пуфах с одеялами. Элис смотрела через язычки пламени, как он выпрыгивает из своего внедорожника и направляется к «Эски». Эйдан хлопнул его по спине и предложил ему стаканчик пунша. Дилан осушил его одним глотком.
– Поездка не из легких? – Эйдан приподнял брови, снова наполняя его стакан.
Дилан опять выпил его залпом.
– Как Джули?
Дилан покачал головой.
– Меня больше не касается.
Эйдан протянул ему третий стакан пунша.
– Эх, дружище. Сожалею.
– Все получилось как получилось, – пожал плечами Дилан.
Он повернулся, чтобы окинуть взглядом двор. Их взгляды встретились, пройдя сквозь огонь.
Когда небо стало светлеть, не спали только Элис и Дилан.
– Ты впервые не спишь в пустыне всю ночь?
Элис кивнула, пьяно улыбаясь и жуя краешек пластиковой чашки из-под пунша. Его внимание действовало гипнотически.
– Что ж, – он посмотрел на небо, – не знаю, предупредил ли тебя кто-нибудь, но это будет не в счет, если ты не увидишь восход.
Они покинули замусоренный праздничный двор, укутались в одеяла и отправились к песчаной дюне.
– Вот и солнце восходит, – сказал он, голос тихий, взгляд прикован к ней.
Ее кожа покрылась мурашками. Небо было таким чистым, таким живым от меняющихся красок, что Элис широко раскрыла руки, словно могла вобрать в себя все, что было вокруг.
– Это напоминает мне об океане, – пробормотала она, – такой простор.
Ее голова пошла кругом от воспоминаний.
– Когда-то он был здесь, – ответил Дилан. – Давным-давно здесь было древнее дно внутреннего моря, – он показал на окружающий пейзаж. – Пустыня – это древний сон о море.
Калейдоскоп бабочек вспорхнул в ее животе.
– Древний сон о море, – повторила она.
Их кожа была расцвечена огненными красками восхода. Он стоял рядом с ней. Хотя они не касались друг друга, он был так близко, что она могла чувствовать жар его кожи.
– Ты такая красивая, – прошептал он возле ее уха.
Она вздрогнула.
Когда мир зажегся, он подвинулся ближе и заключил ее в объятия. Так они и стояли, соединенные восходом, пока звуки первых туристических автобусов не разрушили чары.
Лулу ждала у задней двери, с усилием удерживая равновесие и прижимая к груди полупустую чашку с пуншем. Двор был замусорен транспарантами, флажками-бабочками и крышками от бутылок. Она сидела, покачиваясь, ее взгляд был прикован к песчаной дюне за домом Элис, где Дилан прятался между стволами малги, всегда на одном и том же месте, где Лулу видела его месяц за месяцем, смотрящим на Элис через окна.
Все началось в тот вечер, когда Элис только появилась тут и первый раз проехала по Парксвилю в своем желтом грузовичке. Лулу была на заправке, когда подъехал Дилан. Он завел с ней нарочито приятельский разговор, призванный, как она догадалась, стереть произошедшую между ними историю, но вдруг он остановился на полуслове, пристально глядя на дорогу. Когда Лулу обернулась, она увидела то же, что и он: Элис, с ее длинными темными волосами, струящимися из открытого окна, и с собакой на соседнем сиденье. Она посмотрела прямо на них. Прямо на него. Лулу продолжала говорить, но он ее не слышал. Он был опьянен Элис. Как когда-то был опьянен ею.
Позднее тем же вечером, после того, как Элис поужинала с Лулу и Эйданом и пошла домой, когда Лулу сидела на дюнах с бокалом вина, ее взгляд уловил движение в тенях. Она вспомнила запах Дилана на своей коже и прищурилась, чтобы лучше видеть в темноте. Она шумно вздохнула, разглядев, как он крадется вдоль изгороди возле дома Элис. Прежде чем она успела подумать, она уже шла в угол двора, откуда можно было лучше рассмотреть Дилана, присевшего на корточки под звездным небом, скрытого ветками малги, следящего за Элис. Внутри своего нового дома Элис крадучись бродила по комнатам, словно была в гостях. Некоторое время она посидела на кушетке, глядя в стену и поглаживая собаку. У нее было такое печальное лицо. Дилан таился, пока она не легла спать и не выключила свет. Тогда он молча выпрямился и пошел домой. Лулу тоже вернулась и залезла в постель, где Эйдан спросонок спросил, почему она дрожит.
На закате следующего дня, когда Лулу была на кухне и перемалывала чили с какао-бобами, она заметила краем глаза, что кто-то прошел мимо окна. Она дождалась, когда сумерки сгустятся, а потом выскользнула наружу – в тени своего сада. Снова Дилан сидел на красном песке, привлеченный открытыми освещенными окнами дома Элис. Элис, пританцовывая, готовила на кухне, ее мокрые волосы свободно падали на спину. Блюз веял в прозрачном лиловом воздухе. Она сделала несколько па у духовки, поставила две тарелки на стол и положила на них ужин. Немного для себя, немного для своей собаки. Дилан не двигался с места, пока она не пошла спать, потом развернулся и отправился домой.