– Давайте отнесем ее в сторонку, – предложил Филипп и попробовал приподнять ведьму. – Что за черт? Да старуха ранена!
– Как? Куда? О Боже! – засуетился Кадика, осторожно снимая с головы старухи тюрбан с перьями, чтобы осмотреть рану.
Внезапно веки Прагассы дрогнули, и она слегка приоткрыла глаза.
– Они… они… поте… – потрескавшиеся губы не слушались старуху.
– Дайте ей воды! Скорее! – проговорила Аннет, протягивая проводнику флягу с водой.
Взяв из рук женщины сосуд со спасительной влагой, Кадика поднес флягу ко рту ведьмы и осторожно влил ей в рот несколько капель. С большим трудом сделав глоток, Прагасса отстранила руку проводника.
– У меня совсем не осталось времени, – еле слышно произнесла старая женщина. – Силы на исходе.
– Не говори глупостей, – недовольным тоном проговорил Дидо. – Так я и дам тебе сдохнуть на проклятом острове. Сейчас мы отвезем тебя домой, ты скажешь, что следует сделать, и все образуется.
– Помолчи, – сурово отрезала ведьма, поглядев на проводника, в глазах которого стояли слезы. – Ты и сам видишь, что я умираю… Я знала об этом и раньше, но не смогла предотвратить беду. Никому не дано изменить судьбу! Никому!.. Дайте мне еще воды!
– Но в вашем состоянии очень опасно много пить, – возразила Аннет, тем не менее протягивая Прагассе флягу.
– Мне уже ничего не вредно, – ворчливо заметила ведьма.
– А что тут произошло? – вмешался в разговор Филипп. – Куда делась Мишель? Да и Жермен где? Вы видели их?
При упоминании о фотографе глаза ведьмы сверкнули недобрым блеском. Она отдала флягу и жестом приказала наклониться к ней поближе.
– Хотя осталось совсем немного времени, думаю, я успею рассказать, что тут случилось.
И Прагасса, не вдаваясь в подробности, сообщила о трагических событиях, случившихся накануне. Трое людей молча слушали ведьму, боясь упустить что-то важное о пропавших друзьях.
– Значит, Жермен продал душу Дьяволу? – после недолгого молчания высказала предположение Аннет. – Но как такое возможно? После стольких лет совместной работы? Они же дружат чуть ли не всю жизнь! К тому же Жермен любит Мишель. Фотограф не раз делал ей предложение.
– Ненависть – это та же любовь, моя дорогая, – ответила старуха, – но только сильно искалеченная обидой. Судя по всему, оскорбленная гордость и дала толчок к тому, что совершил этот парень. Черная душонка, гнилая. Я почувствовала недоброе сразу же, как только увидела спутника Мишель. Именно поэтому я и потребовала, чтобы он ушел. Хотела изменить свою судьбу и судьбу твоей подруги.
– Я отказываюсь верить. Нет-нет, Жермен не мог так поступить с…
– Так это или иначе, но исправить уже ничего нельзя. И пути назад не существует.
– Что значит нельзя? – не в силах осознать произошедшее, недоуменно спросила Аннет. – О… о чем вы говорите? Я не понимаю.
– Я говорю о том, моя дорогая, что невозможно изменить то, что произошло.
– А как же Мишель и Жермен? – начиная догадываться, о чем толкует Прагасса, задал вопрос Филипп.
– Они потерялись во времени и никогда уже больше не вернутся…
Глава 20
– Жермен, ты? Здесь?! Но каким образом? Зачем? – с удивлением уставившись на фотографа, сыпала вопросами Мишель, отказываясь верить глазам.
– Не все лавры должны принадлежать тебе, солнце, – огрызнулся тот. – Ты же звезда, а мне постоянно достаются только объедки со стола знаменитости. Вот решил переписать историю.
– Ты не ответил на мой вопрос, – сухо произнесла Мано, приосанившись.
– Вы знаете этого человека? – вмешался в разговор Роберто.
– А это что еще за гусь? Успела подхватить кавалера из прошлого? Не удержалась от соблазна? Что ж, он парень вроде солидный, вон как расфуфырился, – продолжал ерничать Жермен, жаждущий как можно больнее ужалить Мишель.
– У меня нет желания разговаривать с тобой в подобном тоне. Вернемся домой, тогда и поговорим, – бросив на Кавелье гневный взгляд, ответила журналистка. – И можешь быть уверенным, что разговор будет долгим и малоприятным.
– Вот тут маленькая загвоздка, милая. Все более чем паршиво!
– О чем ты говоришь? – не поняла его молодая женщина. – Что ты хочешь этим сказать?
– Мы не сможем вернуться домой, по крайней мере, в ближайшие двадцать лет.
– Что?! Да ты с ума сошел! Какие двадцать лет? – взвилась Мано. – Прагасса сказала, что через двенадцать часов после моего прибытия в прошлое вновь откроются врата и позволят мне вернуться обратно.
– Так оно и должно было бы быть, солнце. Но ты не учла одного обстоятельства: ты забыла про меня. Захотела сенсацию присвоить себе, а меня оставить за бортом? Не тут-то было. Я решил присоединиться к тебе, солнце. Так, чтобы ты не скучала. Но вижу, ты и не умирала со скуки без меня, не так ли? А ничего, симпатичный типчик. Как раз в твоем вкусе.
– Подожди, так ты воспользовался проходом? – начиная понимать, что произошло, поинтересовалась журналистка. – Но магии зеркала должно было хватить только на два прохода: туда и обратно. То есть…
– То есть, солнце, мы застряли тут на двадцать лет, а может, и еще дольше.
– П-п-почему? – до Мишель дошел смысл сказанных фотографом слов, и от осознания случившегося стало не по себе.
– Сообразив, что я натворил, – начал оправдываться Жермен, поубавив гонора, – я выхватил пистолет и выстрелил в старуху, желая прекратить перемещение.
– Что?! – в ужасе воскликнула Мишель. – У тебя оружие? Почему ты мне никогда о нем не рассказывал?
– Оно появилось у меня совсем недавно. И догадайся, кто дал его мне?
– После сегодняшнего поступка я не могу даже представить, – хмыкнула молодая женщина.
– Медный лоб, – торжествуя, ответил Кавелье.
– Бонне? Так, значит, он приказал следить за мной? Откровенно говоря, я подозревала, что ты можешь когда-нибудь предать меня, но чтобы продать? Ты жалок!..
– Мне надоело быть вторым, постоянно находиться в твоей тени, – парировал Жермен. – К тому же…
– Оставь душещипательные признания при себе, – прервала Маноша фотографа. – Откровенно говоря, у меня нет ни сил, ни желания их слушать… Значит, ты выстрелил в безобидную женщину и, по всей вероятности, убил ее. А из этого следует, что обратного пути домой не существует. Благодаря твоему безрассудному поступку мы останемся в этом времени навсегда. Что ж, спасибо… Вот черт!
Мишель гневно топнула ногой и отошла в сторону, раздумывая над тем, что ей делать дальше. Положение, в котором она оказалась, было ужасным: одна, без семьи, без близких и друзей. Более того, у нее не было ни работы, ни средств к существованию, ни, собственно, даже документов, так как паспорт, выданный в 1999 году, вряд ли может считаться действительным в 1911 году. Да и как молодая женщина объяснит его наличие или присутствие в сумочке таких странных вещей, как фотоаппарат, телефон, да и всякая другая мелочь, изобретенная много позже?
– Черт! Надо было так попасть впросак, – вслух произнесла журналистка, не знавшая, что ей предпринять в сложившейся ситуации.
– Мишель, – услышала молодая женщина голос графа Суардо.
Она молча повернулась к Роберто и вопросительно поглядела на него.
– Если я правильно понял из разговора с… тем сеньором, – молодой человек указал на Кавелье, стоявшего около льва, – то он воспользовался проходом вместо вас и… врата в ваше время закрылись.
– Да, увы, все так и есть, – печально подтвердила Мано. – Откровенно говоря, я не знаю, что мне делать теперь. Впервые не вижу выхода из положения, в котором оказалась.
– Что ж, – задумчиво протянул Роберто. – Для начала предлагаю отделаться от вашего приятеля. Он был более чем не учтив.
– Жермен не просто мой приятель. Мы работали вместе в одной газете. Но я согласна с вами: не хочу и не могу видеть его больше.
– Тогда, если позволите, я ненадолго оставлю вас, – произнеся эти слова, граф Суардо слегка поклонился и направился к разгуливающему на другом конце площади представителю полиции.
– Твой кавалер решил свалить? – иронично заметил подошедший Жермен, глядя вслед уходящему Роберто. – Каким образом тебе удается отталкивать от себя мужчин? Они бегут от тебя, как от огня.
Мишель собралась было что-то возразить, но, подумав, решила промолчать. Молодая женщина продолжала наблюдать за графом Суардо, пытаясь понять, что тот задумал. А между тем Роберто, переговорив о чем-то с представителем правопорядка, вернулся к поджидавшей женщине вместе с ним.
– Я рассказывал вам об этом человеке, – граф указал на Кавелье, вновь подошедшего к фонтану.
– Сержант Копполо! Ваши документы, – строгим голосом обратился к тому полицейский.
Жермен, не раздумывая, вытащил паспорт из нагрудного кармана и протянул служителю закона. Впрочем, как только сержант открыл его, фотограф осознал всю абсурдность ситуации. Мужчина попытался вырвать документ из рук представителя полиции, но тот, предугадав подобное поведение подозреваемого (а Роберто успел сочинить небылицу о фотографе), одним движением заломил руку Кавелье.
– Так-так-так, – просматривая невиданный доселе паспорт, произнес Копполо, – сопротивление служителю правопорядка при исполнении. Это, по правилам, до десяти дней тюрьмы, сеньор… Кавелье.
– Я не понимаю, – ответил Жермен, не говоривший по-итальянски.
– Не знаю, что вы там говорите, но я арестовываю вас до выяснения личности.
– О чем талдычит макаронник? – превозмогая боль, спросил фотограф.
– Сержант сказал, что задерживает вас до выяснения вашей личности, – холодно заметил Роберто, переведя слова полицейского.
– Солнце, скажи этому болвану, кто я, – возмутился Жермен, – и пусть ведет себя со мной повежливее.
– Простите, сеньор, но я впервые вижу этого человека, – невозмутимо проговорила Мишель, с безразличием глядя на арестованного человека.
– Как? Что ты такое говоришь? – фотограф с удивлением смотрел на женщину. – У тебя память отшибло?
– Сержант Копполо, – с достоинством произнес Роберто, – прошу вас, оградите мою невесту от оскорблений странного типа, пристающего к ней.