– Джеймса Бонда?
– Точно! Как у него, ага. Звонит он, значит, этим басурманам на завод, хочу, говорит, машину купить… Ну, те ответили, мол, куда доставить, – Михалыч сипло расхохотался. – Аха, а Пашка-то им и говорит: в Чилисино везите! Ну да, хде та Англия, хде тот Жемс Бонда и хде наше Чилисино. В обчем, не нашли оне на своих картах деревню и сказали, шо доставят только до Москвы али до Ленинграду. Но то не все, к этой машине прилагался специяльный слесарь, или как он там у них… ага, мол, заводить только он будет апосля доставки, иначе этой, как ее, а! Гарантии нет. И привезли же ему эту машину, и слесаря того, с двумя чумаданами всякой електроники… ну значит, слесарь все проверил, бензину налили, – Михалыч снова расхохотался, скрутил фигу выставил перед собой. – Хрен им по всей морде! В ентой машине кампутир бензин-то понюхал и говорит, мол – помои это, а не бензин! Даже не завелася машина.
– И что?
– А что, купили ребятки себе какую-то там перегонную паратуру, и значится, перегоняли бензин в бензин, только чистый шибко, вот на том бензине они все потом и ездили… А потом выборы, какой-то депутат аж из Москвы там оказался, агитировать хотел… Как увидел это все, и поселок, и машины ребятишек-то этих, так и укатил обратно. Деньжищ-то было тьма у Паши да друзей его, только вот никуда, окромя Чилисино, с этими деньжищами они ине совались, так и жили. Недолго только, потом там, говорят, понаехало всякой милиции да омону, и кончился и Паша-англичанин, и дружки егойные, а Чилисино, оно осталось, ага, так что соображай. Понастроили себе Пашка с друзьями всякого в деревне, их уж нет, а деревня на месте поди, хотя… Даже если захудалый трахтур найти, али струмент всякий, это уже очень большое дело.
Вот и думал я, сидя над картой, на предмет проверить то, что, возможно, осталось не под водой. Опять же, про буровую не стоит забывать, пусть нефти там нет, а вот железа всякого ценного и оборудования хватает.
– Серега, подрядчик на связь вышел, – прошипела рация, – из-за мыса буксир показался, встречать пойдешь?
– Принял, Иваныч, иду, – ответил я, сложил карту в офицерский планшет, который убрал в тумбочку, и пошел на мостик.
Поднявшись к Иванычу, я полистал вахтенный журнал, в очередной раз отметив лаконичность и в то же время умение подробно отразить основные события. Умеет это наш капитан, не отнять.
– А неплохой, – Иваныч указал мундштуком трубки вперед и потянул из зажима бинокль, – речной, похоже.
Из-за мыса, что каменной осыпью вдавался в море гигантской «запятой», показался буксир, шел он весьма резво, дымил.
– «Проворный», – протянул мне Иваныч бинокль.
– Да, неплохая скорость для буксира.
– Трудягу этого так зовут, – хмыкнул Иваныч и раскурил трубку.
Действительно, осмотрев приближающееся судно в бинокль, я увидел название и, улыбнувшись, сказал:
– Как вы яхту назовете…
– В точку, – согласился Иваныч.
– …здесь «Проворный», «Кумач», как слышишь? – донеслось из динамика морской станции.
– Отлично слышу, – ответил Иваныч, – левый борт готовим к швартовке.
– Принял. Сколько твоих кончиков будет?
– Все мои.
– Добро, принял… сейчас подкрадусь тихонько, – ответил Иванычу капитан «Проворного».
– Боцманской команде, все концы наши, приготовиться по левому борту! – проговорил Иваныч в микрофон громкой связи, на палубе забегали, засуетились…
Верхние ярусы надстроек, что у «Кумача», что у «Проворного» находились примерно на одной и той же высоте, и когда я вышел из рубки на площадку бокового трапа, чтобы не отвлекать Иваныча и понаблюдать за швартовкой, мы встретились взглядами… Миша даже глаза протер и чуть наклонился вперед, облокотившись на леер, да и я замер, чувствуя, как часто забилось сердце.
– Серый! – Миша побежал вниз по трапу, не отрывая от меня взгляда, будто боялся, что я исчезну, как мираж, при этом рискуя навернуться с высоты, достаточной, чтобы покалечиться.
Я тоже заторопился вниз, крикнув:
– Под ноги смотри!
Отпихнув какого-то парнишку с азиатской внешностью, Миша перебрался на «Кумач», чем заставил одного из наших морпехов, дежуривших в посту надстройки, предпринять действия согласно инструкции, то есть раздался звук затвора, досылающего патрон, а морпех крикнул:
– А ну, стоять!
– Свои! Спокойно, – помахал я бойцу и поспешил навстречу Михаилу.
– А мне Васька говорил, что вроде тебя видел, но я не поверил! – Мишка протянул мне руку – и мы обнялись. – А ты и вправду как живой!
– Какой Васька? – я разглядывал Михаила.
Коротко стриженный ежик с сединой на висках, загорелое лицо, свежий шрам с пятью грубыми швами на лбу, а вот глаза, глаза другие… хотя такие глаза сейчас у многих, кто пережил потерю близких, потерю дома, потерю старого мира, пусть со всеми его недостатками, но того мира, где было комфортно, был достаток и было завтра. В нынешнем же мире в завтрашний день смотрят исключительно с прагматичной и реалистичной точки зрения, никаких мечтаний и долгосрочных планов…
Но это был Мишка, тот же Мишка.
– Как какой! Сварной наш, из цеха, помнишь? Ну их двое было пацанов с Эгершельда, вечно патлатые ходили, в кожанках, джинсе и всегда с наушниками.
– А, да, помню! Так они что, тоже живы?
– Нет, только Васёк, он тогда напросился со мной поехать. Блин, Серый, да мы в живых-то остались только потому, что к тебе поехали! На «ручке» материалы повезли, да трактор, что тебе купили, решили через заповедник сократить, перевалом махнуть, а там затрясло, потом волна… Да так сразу и не расскажешь! – Мишка улыбался и тоже заглядывал мне в глаза.
– И что это за «встреча на Эльбе»? – Михалыч, закончив со швартовкой, тоже вышел к трапу и оперся локтями на перила.
– Иваныч, это Мишка, ну про которого я тебе рассказывал, помнишь?
– А, ну, привет компаньонам! – Иваныч улыбнулся в усы и помахал рукой. – И чего вы тут тискаетесь, боцманской команде мешаете? Приглашай друга в кают-компанию, чего, как говорится, в дверях-то стоять.
– Иван Иванович! Сергей Николаевич! – прокричал еще кто-то с борта «Проворного».
– О! Эмигрант! – даже хохотнул Иваныч. – Это просто праздник какой-то! А ты-то как здесь? Не сложилось в Амурке?
В ответ Костя только головой помотал, при этом улыбаясь во все тридцать два зуба.
В кают-компании собрались я, Иваныч, Юра, Алексей Макарыч, боцман Строганов, капитан буксира дядя Вова и Михаил. Я на радостях такой встречи хотел было отменить аврал по поводу буксировки, но что-то меня остановило, в голове словно молотком стучало: «поторопись, поторопись, поторопись». Так что пришлось сжать в кулак эмоции и радость и приступить к обсуждению операции по буксировке. По большому счету мы с Мишей от нее самоустранились, точнее, в этом обсуждении нас касалась только часть по обеспечению охранения, а специально обученные морскому делу люди и без сопливых знали, что делать.
«Кумач» перегородил узкий и относительно глубокий скалистый залив и остался позади, «Проворный» аккуратно двигался вперед, а в кильватер шли на санитарном катере я, Михаил с одним из своих парней с ПКМ и Юра с тремя морпехами. Экипажу буксира и ребятам Строганова предстояли подготовительные работы к буксировке, мы – в охранение, и когда поступит команда, нужно будет подобрать наших дозорных с Даниловым. Час назад Василий доложил, что перехватил переговоры некой группы и их головного дозора, кто такие, откуда – непонятно, так что лучше быть начеку.
Прежде чем приступить к работам, дядя Вова со Строгановым поднялись на борт «Иртыша» и еще раз все проверили, после чего началась суета, сопровождаемая волшебным «едрит мадрид» и прочими придающими скорости и сообразительности местоимениями двум боцманским командам по громкой связи буксира. Я осторожно подогнал санитарный катер к каменной осыпи, где болтался шлюп с «Иртыша», Юра накинул РДху и с морпехами поднялся наверх, а мы с Михаилом, усевшись на корме катера и свесив вниз ноги, молча глядели в прозрачную воду и на двоих Мишкиных артельщиков, что производили какие-то манипуляции с буксировочным устройством на юте «Проворного».
– Даже и не знаю, с чего начать, старик, – прервал молчание Михаил, – столько всякого пережить пришлось.
– Потом расскажешь, – похлопал я его по плечу, – вот домой вернемся, протопим баньку, и расскажешь.
– Ага, – рассмеялся Мишка, – что-то долгий у меня путь получился до твоей бани… Ты, кстати, считал вообще, сколько времени прошло?
– Если по-старому считать, то порядка двух лет, некоторые даже детей успели родить, – улыбнулся я.
– Да ладно! Серьезно? Блин, старик, рад за тебя!
– Я тоже за себя рад…
Со стороны осыпи, теряясь в сопках и угасая эхом, донеслись выстрелы, я заметил, как вверх взмывает сигнальная ракета…
– …здесь дозор… двадцать второй, как слышишь? – зашипела рация у меня на поясе. – Контакт! У нас контакт!
Фоном было слышно, как разгорается перестрелка, слышны крики…
– Слышу тебя, дозор! – сразу же ответил Юра. – Не суетись! Кто, сколько?
– На нас, походу, разведка вышла, группа пять человек… уже четыре… схлестнулись… но правый дозорный через себя группу около тридцати человек пропустил, обходят справа, идут к вам!
– Всем отойти к тропе! Как понял? К тропе!
– …
– Дозор! Дозор, ответь двадцать второму!
– Дядя Вова, поторопись! – Миша тоже достал из кармана перемотанную изолентой, обшарпанную «ходи-болтайку». – Скоро там?
– Выбираем буксировочный канат и все, начинаем движение.
– Давай, давай шевели булками, дядя Вова!
– Да я уже понял…
Я завел катер, схватил смотанный линь, что валялся у транца, один его конец привязал к кормовому кнехту катера, сиганул на берег и побежал к шлюпу.
– Расчехляйся! – Михаил прикрикнул на своего бойца.
– На, трави потихоньку, смотри, чтоб шлюп не сдернуло, – сунул я в руки Михаилу моток линя, забираясь обратно в катер, – отойдем к тому берегу, и твой пулеметчик прикроет наших.