И это тоже было досадно: я ведь был на полголовы выше Питера, и ноги у меня были намного длиннее. Совсем недавно я сожалел, что вырос. Теперь я злился на то, что рост не давал мне преимущества над мальчишкой, который так любил выигрывать.
– Скормил пиратов Многоглазам? – спросил я прохладно.
Питер этого даже не заметил.
– Еще как! – отозвался он, настолько переполненный ликованием, что все тело его вибрировало.
После чего Питер описал несомненно захватывающее приключение, во время которого он проявил чудеса отваги и сообразительности, избавляясь от своих врагов. Я слушал невнимательно: если вы слышали хоть одну историю о чудесах отваги и сообразительности Питера, то ничего нового уже не услышите.
Я поднял гладкий камень с тропы и начал перебрасывать из руки в руку, а потом стал бросать одной рукой и ловить ею же. Потом я нашел еще один камень, примерно такого же размера и какое-то время жонглировал двумя, а потом, наловчившись, прибавил и третий.
Питер прекратил рассказывать о том, какой Питер необыкновенный, и стал смеяться моему фокусу.
– Тебе бы в бродячий цирк, Джейми, – бросать горящие факелы, – сказал он, хлопая меня по плечу.
– А когда это ты видел бродячий цирк? На острове такого нет, – спросил я с любопытством.
Я помнил, как сам видел такой – очень-очень давно: у меня осталось только блеклое воспоминание о людях в ярких шелках, скачущих по площади.
– А надо бы, чтобы был, – сказал Питер. – Нам бы сюда шутов, танцоров и фокусника, чтобы они развлекали нас по вечерам. Мальчишки были бы рады. А мы бы хлопали и бросали цветы в артистов, выходящих кланяться.
Он уже ушел в свои фантазии, представляя себе, как это будет чудесно – но от меня не укрылось, что он не ответил на мой вопрос. Питер всегда так делал, когда не хотел, чтобы вы что-то узнали. Он просто притворялся, что вообще вас не слышит – и кричать ему в ухо было бесполезно.
– Нам надо было забрать из Другого Места фокусника, вместо Чарли, – добавил Питер. – Фокусник был бы полезен. По крайней мере, какое-то время. А когда он перестал бы быть полезным, мы могли бы скормить его крокодилам.
– Почему ты так ненавидишь Чарли? – спросил я, игнорируя его размышления насчет фокусника. Питер ни за что не привел бы на остров взрослого. – Ведь это ты его выбрал. Я говорил, чтобы ты оставил его.
Питер уставился в небо, делая вид, будто вообще не слушает, но я знал, что это не так. Мы долго-долго были вместе, мы с Питером, и я знал его повадки так же хорошо, как он – мои.
Я ждал, зная, что рано или поздно он что-то скажет, потому что Питер обожал заполнять пустоту.
– Он забирает все твое время, – сказал наконец Питер, и я увидел на его лбу непривычные морщинки досады. – Вечно «Чарли то, Чарли это, Чарли слишком маленький, он не может драться, он за нами не успевает». Что тут веселого? Я забрал его сюда играть, а от него никакого толка.
– Мне приходится за ним присматривать, потому что он маленький, – проговорил я медленно. – Потому что он не должен был здесь оказаться. Нам не надо было его брать, Питер. У него есть мать.
Питер отмахнулся от меня. Матери его не интересовали.
– Если он отнимает у меня столько времени, если он так тебе досаждает, тебе надо вернуть его домой, обратно в Другое Место. Он тут не прижился, – сказал я.
– Нет! – отрезал Питер так, словно своим ножом прошелся. – Ты знаешь правила. Если ты сюда попал, то уйти нельзя. Никто не уходит. Никто не возвращается домой. Теперь его дом здесь.
– Но если он… – начал я.
– Нет, – повторил Питер. – И вообще это не важно, потому что Щипок уже…
Он замолчал, вдруг поняв, что проговорился.
– Щипок уже – что? – спросил я.
Питер не ответил: отвернулся и притворился, будто смотрит на черно-изумрудного мотылька, который сел на один из пышных белых ночных цветов, растущих вдоль тропы.
Гнев взорвался во мне, смешавшись со страхом. Я бросил камни, которыми играл, и резко развернул его к себе.
– Что ты сделал, Питер?
– У, Джейми, мне больно! – буркнул Питер, потирая плечо.
– ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ? – взревел я.
– Только то, что надо было, – ответил он с такой серьезностью, какую я редко наблюдал. – Никто тебя у меня не отнимет, Джейми.
Я мог убить его в этот момент. Ярость плескалась во мне, билась в крови, словно огонь. Мне надо было убить его в тот момент. Это предотвратило бы все то, что случилось потом.
Питер отступил на полшага: просто чуть шаркнул ногами – но раньше он никогда от меня не отступал. Никогда.
Он это тут же заметил и шагнул обратно ко мне, но я уже повернулся, уже побежал. Чарли был важнее, чем выяснение отношений с Питером.
– Не знаю, зачем тебе бежать! – крикнул Питер мне вслед. – Все уже сделано!
Мне было плевать на все, что он говорит. Пока я не увижу Чарли, не поверю, что Щипку удалось выполнить задание, которое ему дал Питер. Я верил – не мог не верить – что Дел, Кивок и Туман присмотрят за ним, как я и просил.
Я бежал, и страх поглотил мой гнев – а боязнь опоздать гнала меня вперед, все быстрее и быстрее. Я вломился в лес, и никогда мне еще так сильно не хотелось летать, как летал Питер.
Ноги у меня горели, грудь ходуном ходила, волосы пропитались потом – и я бежал. Лес теперь меня не радовал. Он был просто препятствием на моем пути, тем, что отделяло меня от Чарли. Я дал ему слово, что с ним ничего не случится. С ним все должно быть в порядке. Должно.
Я бежал – и личико Чарли оборачивалось ко мне, когда Дел его уводил, и оно говорило, что он так отчаянно старается быть храбрым. Я не хотел думать, что его голубые глаза пусты, пушистые желтые волосы слиплись от крови. Я не хотел об этом думать – и бежал быстрее.
Я вырвался на поляну перед деревом, хватая ртом воздух – и так обезумел от тревоги, что не сразу понял, что вижу. Все мальчишки стояли неподвижным тихим кругом – все кроме двух.
Один из них был привязан к колу, вбитому в землю. Его лицо и грудь были густо покрыты темнеющими синяками, но он был еще жив. Второй лежал на земле.
Он был белым и неподвижным – и никогда больше не встанет. Лужа крови под ним ясно мне об этом сказала.
– Ох, Дел! – сказал я, вдавливая кулаки в глаза, чтобы убрать слезы – потому что я при других не плакал. – Ох, Дел!
Сабля осталась у него в руке – на обмякшей открытой ладони. Он сражался… или пытался. И я им гордился.
– Джейми!
Чарли бросился ко мне, и я подхватил его, не задумываясь. Он дрожал всем телом, а глаза у него покраснели и опухли, потому что он был слишком мал, чтобы удержаться от слез при мальчишках.
– Он меня спас! – сказал Чарли, плача мне в шею. – Он меня защищал.
Я позволил Чарли плакать, потому что сам не мог – не мог это делать там, на глазах у всех мальчишек, на глазах у Щипка, который смотрел на меня с издевкой, хоть и был привязан к колу.
Кивок и Туман отделились от остальных и подошли ко мне. Они толком не знали, то ли стыдиться из-за Дела, то ли гордиться, что поймали и связали Щипка.
– Он так быстро кинулся на Чарли, – сказал Кивок.
– Не ожидал, что он может быть таким быстрым, – подхватил Туман.
– Дел стоял рядом с Чарли – и как раз вытаскивал саблю, когда перегородил Щипку дорогу, – добавил Кивок.
– Щипок до Чарли не дотронулся, – подтвердил Туман. – Ни пальцем не достал. Дел успел ударить раз, – тут он указал на жуткую рану у Щипка на бедре, – …но Щипок перерезал Делу горло, так что Дел больше ничего сделать не успел. Тут мы поняли, что происходит, и кинулись на Щипка, и мы с остальными как следует ему надавали, потому что нельзя, чтобы мальчишки убивали других мальчишек. Тут это запрещено.
Остальные одобрительно зашумели.
– Мы как раз устроили суд перед тем, как повесить Щипка, потому что так положено, говорит Билли, – пояснил Кивок.
– Положено рассказать свою историю перед судьей, а потом судья говорит, что ты виновен и тебя вешают на городской площади, – гордо объявил Билли. – Я разок видел, как вешают. У того типа шея при падении не сломалась, как положено, так что он дергал ногами, и лицо у него было багровое, и умирал он долго.
Все мальчишки обернулись на Щипка, словно представляя себе, как он дергается и синеет на веревке. Похоже, никого из них эта идея не смущала.
– Мы как раз решали, кому быть судьей, – сказал Кивок.
– Это должен быть я, – вмешался Туман, – потому что я первый заметил, что он убил Дела.
– Нет, я первый, – заспорил Кивок и ударил Тумана в плечо.
– Нет, я, – не уступил Туман и ударил его в ответ.
Я знал, что еще немного – и эти двое покатятся по земле, расквашивая друг другу носы. Я пересадил Чарли себе на левую руку и собрался раздвинуть их правой.
Смех Щипка, медленный и влажный (он смеялся сквозь выбитые зубы), прекратил все быстрее меня. Мы все повернулись и уставились на него.
– Никто меня судить не будет, – заявил он. – Питер велел мне это сделать, и он не даст мне повиснуть на какой-то там веревке, когда я сделал, что было сказано.
Кивок опомнился первым и, наскочив на Щипка, ударил его по лицу. От удара голова Щипка стукнулась о кол.
– Врешь! – крикнул Кивок.
Туман, не терпевший, чтобы брат сделал что-то без его участия, последовал его примеру, ударив Щипка по второй скуле и закричав:
– Врешь, врешь, врешь! Питер так ни за что не сделал бы!
– Это не по правилам, – сказал Кивок.
– Это нечестно, – подхватил Туман. – Если нам надо в чем-то разобраться, мы идем к Питеру или Джейми, а если нужна драка, настоящая драка, то ее откладывают до Битвы.
– Ага. Мы не режем других парней просто потому, что нам хочется, – поддержал Кивок. – Это правила Питера, так что ты – просто мерзкий лгун.
Остальные мальчишки закивали: все решили, что вранье Щипка насчет Питера чуть ли не хуже убийства Дела.
Я знал, что он не врет. Знал – но спасать Щипка не собирался.
Щипок быстро обвел взглядом сжимающийся кружок мальчишек, каждый из которых был готов отрезать от затесавшегося к ним лгуна кусок мяса.