– Джейми, нет! – прошептал Чарли, дернув меня за куртку.
Питер бросил на меня любопытный взгляд, который я не смог прочесть.
– А почему это должен быть ты, Джейми? В самом начале всего этого тебя тут даже не было.
– Ага, – подхватил Кивок, – это должен быть я.
– Нет! – возразил Туман. – Это должен быть я!
И, конечно, дальше было как обычно. Я перекрикнул шум драки и ссоры.
– Это буду я, потому что это я его осудил, – заявил я, и они перестали мутузить друг друга и уставились на меня. – Я выступаю за всех мальчишек.
– Но, Джейми… – начал было Туман.
– Нет, – отрезал я. – Это буду я.
Оба вздохнули.
– Наверное, это честно, раз ты был судьей, – признал Кивок.
– Но, Джейми, я бы с ним справился, – проворчал Туман.
Туман понял (или решил, что понимает), почему я его выгораживаю.
Щипок прищурился на меня: я понял, что он уже соображает, как лучше меня убить. Его мысли так ясно отражались на его лице, что любой их прочел бы.
Я ничего ему не показал. Не на такого напал. Все равно ему трудно будет меня убить. Он даже представить себе не может, как долго я жил на этом острове.
Питер обвел взглядом меня, Кивка, Тумана и Щипка, а потом тяжело вздохнул – как будто на самом деле не добивался именно этого. Я против Щипка, его правая рука против парня, который хочет занять мое место.
– Ну, ладно, – сказал он нарочито взрослым тоном, которым пользовался, желая показать свою серьезность. – Щипок против Джейми, через тридцать ночевок. Сэм, ты будешь отмечать дни. Когда просыпаешься утром, проводи камнем черту на этой доске.
Сэм кивнул. Похоже, ему хотелось в этом поучаствовать, но он был рад, что его важная роль не будет включать в себя кровь или смерть.
Круг мальчишек рассыпался, но, похоже, никто толком не знал, чем заняться. Эта игра должна была закончиться тем, что Щипок будет дергаться на веревке, пока не успокоится.
А раз она так не закончилась, никому не хотелось смотреть Щипку в глаза. Я не знал, что будет со Щипком до дня Битвы. До этого он не нашел своего места среди мальчишек – и теперь вряд ли сможет это сделать. Трудно подружиться с тем, кто хотел тебя повесить.
Тело Дела лежало посередине поляны, и проходя мимо него, Питер сделал вид, будто его там нет.
– Кто хочет поплавать с русалками? – крикнул он, словно ничего особенно важного не случилось.
Билли громко закричал «Ура!» и остальные его поддержали. Похоже, все были рады, что Питер придумал им какое-то занятие вместо того, чтобы обдумывать недавние события.
Я не стал говорить, что скоро солнце зайдет и что после наступления темноты в лагуну порой заплывают акулы, разгоняя русалок. Не стал говорить, что мальчишки только недавно вернулись из долгого и бессмысленного похода в Медвежью берлогу и обратно и что им нужно поспать и поесть, чтобы не делать глупостей, из-за которых можно погибнуть.
Я вообще ничего не сказал, хотя Питер явно ждал, что я это сделаю. Ему ужасно хотелось устроить мне выволочку за то, что я с ними нянькаюсь, что порчу им все веселье, но я не поддался на его уловку.
Я смотрел, как они уходят: Питер впереди всех, остальные – уже забывая про Дела.
Вскоре на поляне остались только Чарли, Щипок и я. Щипок повернулся и уковылял в дерево зализывать раны: точь-в-точь как медведь, и такой же опасный.
Я поднял труп Дела – уже холодный и окоченевший – и понес туда, где хоронил тех мальчишек, которых мы потеряли.
Чарли тащился за мной: пушистый желтый утеночек – и гладил меня по плечу, когда я закопал Дела и расплакался так, словно никогда не остановлюсь.
Глава 8
Мальчишки вернулись только ближе к утру. Мы с Чарли решили спать на поляне у костра. Щипок скорее всего пострадал достаточно сильно, чтобы не представлять особой угрозы, но я не захотел подвергать Чарли опасности, полагаясь на это. В отсутствии остальных стоило держаться от него подальше.
Ночь была ясная и прохладная, птицы Нет перекликались друг с другом длинными распевами. Чарли умостился рядом со мной, словно пухленький жучок, и заснул. Я какое-то время лежал без сна, прислушиваясь к нему и к дыханию ночи вокруг меня – и гадал, как Питер может летать.
Я думал, мы поплывем на остров на лодке, но Питер увел меня в потайное место – очень-очень потайное место, которое поначалу показалось мне совершенно не интересным, так что я даже решил, что он меня дурачит. Нам пришлось уйти из города, далеко, и я был усталым, когда мы добрались, ужасно усталым, но Питер продолжал улыбаться, хлопать в ладоши и говорить мне, что все будет чудесно, так что я шел, даже когда мне уже хотелось закрыть глаза и свалиться. Когда мы добрались до потайного места, там оказалось большое дерево и дыра между двумя толстыми корнями, которые торчали из земли.
– Сюда, – сказал он, ткнув пальцем.
Я решил, что он точно меня провел.
– Но тут же просто дырка в земле, – проговорил я, и сам услышал, как плаксиво это прозвучало.
– Нет-нет, не просто! – возразил он с таким жаром, что я снова ему поверил. – Это волшебство, и только мы знаем, что оно тут.
Он подошел ко мне, обнял за плечи и указал вверх, за вершину дерева. Дерево было очень большое – больше некоторых городских домов, – а прямо над ним горели две звезды. Одна была очень яркая, а вторая – поменьше.
– Оно вон из-за той звезды, – сказал он, – второй, что справа. Эта звезда сияет над моим островом и над этим деревом, и если ты зайдешь внутрь, то выйдешь уже на острове.
Наверное, он увидел, что я сомневаюсь, потому что предложил:
– Я зайду первым, а ты за мной.
Мне показалось, что так стало немного лучше. Если он заходит первым, значит, не будет стоять у дыры, сыпать на меня грязь и смеяться – что казалось вполне вероятным. Он подскочил к дыре и скользнул внутрь так быстро, что я его почти не увидел. Я стоял на месте, не зная, лезть ли за ним: вероятность обмана все еще оставалась.
Его голова вынырнула из дыры, словно чертик из табакерки, и зеленые глаза засияли в свете звезд.
– Ну же, Джейми, за мной! Иди за мной, и ты никогда не вырастешь!
Я сделал шаг, и еще один – а потом оказался внутри, и земля вокруг меня словно бы сжалась.
Сначала меня разбудили крики и улюлюканье, а потом ветер принес запах моря, опережая их. Они ошалело вывалились из леса на поляну, и многие повалились прямо на месте, как только увидели дерево.
Я сел и ухватил за лодыжку Тумана, который шел мимо вприпрыжку, переполненный русалочьими песнями.
– Где Питер?
– Отправился в Другое Место, – ответил Туман. – Сказал, что надо найти новых мальчишек вместо Гарри и Дела.
Я отпустил Тумана, а он рухнул на колени, а потом ничком и захрапел, еще не успев ткнуться носом в землю.
Питер отправился в Другое Место без меня… опять. В прошлый раз он притащил Щипка, прекрасно зная, что я этот выбор никогда не одобрю. Теперь стало ясно, что это было сделано для того, чтобы найти мальчишку с нужным характером – такого, который спокойно перережет горло пятилетке.
Я снова уложил Чарли (поднятый парнями шум заставил его сесть, протирая глаза), и вскоре он уже спал, как и все остальные. Воздух наполнился сонным дыханием мальчишек, их сны припорошило светом луны.
Я не спал весь остаток ночи, наблюдая за этим холодным глазом и гадая, с какими мальчишками Питер вернется на этот раз.
Их оказалось трое, а не двое, чтобы заменить Гарри и Дела. Лишний, как я догадался, должен будет заменить того из нас (Щипка или меня), кто проиграет Битву. Питер решил избавить себя от лишнего путешествия.
Первого звали Грач, и он был похож на Кивка и Тумана: маленький, энергичный, драчливый. Очень скоро он стал постоянным участником их игр и драк, словно их с рождения было трое, а не двое. Не успели мы опомниться, как стали говорить «тройняшки», а не «двойняшки».
Второй паренек был Чуток: мы прозвали его так, потому что он оказался худым, неразговорчивым и в целом более задумчивым, чем те мальчишки, которых обычно выбирал Питер. В конце концов мы нашли бы применение и для паренька вроде Чутка, вот только вряд ли он смог бы долго продержаться с такими-то качествами. По крайней мере, так я сказал себе позже, когда его хоронил.
А третьим мальчишкой был Сэл. Сэл носил коричневую кепку на коротких черных кудряшках, и синие глаза его всегда надо мной смеялись. Они сотнями разных способов говорили мне, чтобы я прекращал быть таким серьезным и веселился: ведь для этого остров и есть.
И при этом Сэл был еще и хорошим и добрым ко всем мальчишкам, особенно к Чарли, и это в нем мне понравилось, потому что все остальные про Чарли не помнили. Они не обижали его, но он за ними не мог угнаться – и они про него забывали. А вот Сэл про него помнил, и ждал его, и шел рядом с ним, когда малыш застенчиво показывал ему, где лучше всего копать червяков.
Очень скоро Сэл стал общим любимцем, потому что умел вести себя так, что всем было рядом с ним хорошо. Сэл умел доставить радость простой улыбкой: когда я видел блеск его мелких белых зубов, у меня в животе становилось тепло. Чуть ли не самыми счастливыми моими днями на острове были те дни перед той мерзкой Битвой, когда мы с Сэлом и Чарли уходили от остальных и бродили одни.
Питер наблюдал за всем этим и притворялся, будто все хорошо, будто его нисколько не волнует, что этот новичок отнял меня у него даже сильнее, чем Чарли. Он даже притворялся, будто Чарли не так уж его раздражает.
Он притворялся – но я видел, как он за ними наблюдает.
Он наблюдал за Сэлом и Чарли как тот подлый злобный крокодил из его истории – тот, который дожидался, когда настанет его час.
Питер привел Сэла на остров, и Сэл навсегда все для нас изменил, хоть я и не догадывался, что именно случится.
Я тогда был всего лишь мальчишкой.