– Основа, разумеется, плот. Только вот скрепленные стволы не обладают устойчивостью. Надо бы поплавки.
– Бурдюки? – снова подхватил первый.
– Кувшины? – предположил второй.
Влаам согласился. И снова погрузился в размышления.
– При качке внешний контур должен задерживать проникновение воды.
– Значит, доски?
– Доски утяжеляют.
– Частокол?
– Скорее, сшитые борта, – посоветовал Влаам, – легкие.
Слушая, как у них рождаются все новые идеи, я убедился, что этот клан честно заработал свою репутацию.
– Поздравляю тебя, Влаам. Ты уже справляешься с трудностями. Мы договорились?
Влаам уже собирался ударить по рукам, но спохватился. Он не спеша присел, выпил, утер рот и бороду и осведомился:
– Что ты предлагаешь?
– Наша деревня владеет самой большой ярмаркой на Озере. Я буду обменивать твои сооружения на провизию, скот, зерно, кожи, ткани, гончарные изделия.
В глазах Влаама мелькнул огонек заинтересованности и тут же потух.
– Как же мы это сделаем, если твоя деревня находится в десяти днях пути от нашей?
– Я каждую неделю буду поставлять тебе товары. Авансом.
– Ты меня не понял, Ноам: как ты собираешься забирать свои плавучие дома?
Об этом я не подумал, а потому так и замер с разинутым ртом.
– А ты… ты мне их не доставишь?
– Нет!
– Я пошлю своих людей.
– Ты шутишь! То, чего не могу сделать я, твои люди не смогут и подавно! Дома будут слишком тяжелыми, чтобы их транспортировать. Ты только представь себе количество стволов…
– Ну да…
– И по воде они тоже не переправятся. Даже медленно.
– Почему?
– Невозможно придать им рассекающую волны форму пироги. В любом случае веслам не хватит сил. Плавучие дома отклонятся от курса…
Я отреагировал мгновенно и властно:
– Тогда приходи строить их у нас, Влаам!
Влаам и его сыновья ошарашенно уставились на меня:
– Чтобы мы ушли отсюда?
– Только на время строительства.
Влаам пожал плечами:
– Никогда.
И, сочтя разговор законченным, отвернулся от меня и вновь принялся шлифовать почти законченную лодку. К нему торопливо подошел один из сыновей:
– Отец, вспомни, что говорил Дерек.
Влаам бросил на него убийственный взгляд:
– Прости, ты о чем?..
– Дерек сообщил, что скоро мы…
– Заткнись!
– Отец, прорицания Дерека…
– Кончайте болтовню! Все за работу!
Влаам вдруг снова обратился ко мне:
– А ты со своими нынче вечером передохни в малиннике на опушке. Возьмите поленья для костра. Наши женщины принесут вам попить. А завтра вы отправитесь восвояси.
Я воротился к своим товарищам, но не стал рассказывать им о неудаче переговоров. На самом деле я не терял надежды переиграть партию; хотя разговор закончился не в мою пользу, в тот момент, когда его сын упомянул Дерека, я уловил слабое место Влаама.
Порасспросив принесших нам воду женщин, я узнал, что здесь правят два человека: Влаам, потомок Азриэля, предыдущего вождя, и его сводный брат Дерек. Первый управляет людьми, а второй – их разумом. Влааму принадлежит законная власть, сила, знания; Дерек влияет на умы.
Чем подробнее мне его описывали, тем больше этот Дерек меня интриговал. Будучи незаконнорожденным – его мать, супруга наследственного вождя, прижила Дерека с чужаком, – он сумел втереться в доверие к своему сводному брату Влааму и был принят в общину. Его прозвали Дерек – человек с сокрытыми руками, потому что он постоянно носил рукавицы. Еще когда он сосал материнскую грудь, мать спрятала его пальцы и никогда не допускала, чтобы его видели по-другому. Теперь он менял рукавицы – кожаные, меховые, матерчатые, – но никогда с ними не расставался. Эта странность представлялась всего лишь забавной ввиду основного достоинства Дерека: он беседовал с Богами. Этим невероятным даром объяснялось его влияние на односельчан. Вдохновенный и вдохновляющий, он владел душами соплеменников.
Поскольку я выражал живейшее желание познакомиться с ним, женщины поставили меня в известность о том, что вот уже с месяц Дерек пребывает на горе, чтобы расспросить Богов.
Они открыли мне, почему это место назвали Расщелиной Богов. Много раз в году Боги, которые живут в снегах, спускаются вдоль реки, чтобы войти в Озеро.
– И что они делают в Озере?
– Они в нем исчезают.
Боги проходили здесь из поколения в поколение. Сельчан, осчастливленных, удостоенных чести, эти визиты наполняли гордостью.
– Вы с ними заговариваете?
– Мы простираемся ниц. А они проходят.
– Проходят без единого слова?
– Без единого слова. Очень впечатляет.
В это мгновение вдали раздался трубный звук рога. Его подхватил и продолжил пастуший рожок, поближе.
Обе кумушки вздрогнули. Как громом пораженные, они переглянулись и радостно обернулись ко мне:
– Бог идет!
– Ты сможешь поклониться ему!
Они засуетились. Повсюду из своих жилищ и мастерских выскакивали мужчины, женщины, дети.
Кумушки предложили мне идти с ними. Все селяне двинулись к окаймленному быстрой рекой лугу и преклонили колени в траве. Я последовал их примеру.
Согнувшись и почтительно замерев, люди приподнимали головы, только чтобы иметь возможность наблюдать за тем, что происходит перед ними.
Внезапно пронзительно заиграл торжествующий гимн. Все вздохнули, затеребили свои талисманы и тотемы.
– Вот Бог, – прошептала одна из кумушек.
Я напряженно вглядывался в даль, в сторону реки. В ее русло вплыла большая лодка. Она переливалась яркими красками: желтой, охряной, алой, красной, изобиловала сплетенными в гирлянды и венки невиданными цветами, белыми, сиреневыми, фиолетовыми. Это явление, прекрасное и величественное, завораживало.
Мы не различали Бога, но догадывались, что он лежит в лодке на спине, головой по течению. Молчаливый, безмятежный, он отдался во власть бурного потока.
Сельчане бормотали молитвы.
Экзотическое судно проследовало под купами деревьев и достигло Озера. Там, как ни странно, оно не приостановилось, а устремилось к горизонту.
Присутствующие с воодушевлением затянули восторженные песнопения. Их голоса, искренние, счастливые, благодарные, окрепшие от прилива набожности, заполняли пейзаж.
Едва ликование стихло, я спросил у кумушек:
– А вы-то приближаетесь к Богам?
– Они этого не допускают. Они перемещаются чересчур быстро. Ты успел разглядеть цветы? Такие прекрасные и невиданные? Это цветы из Города Богов.
– Боги хоть поднимались, чтобы взглянуть на вас, поздороваться с вами?
Сочтя меня дурачком, они захихикали:
– Неужто ты думаешь, что мы такие важные особы?
Ну да, они были правы. Меня мучил один вопрос:
– Кто-нибудь уже побывал там, в Городе Богов?
– Кроме Дерека – никто.
– Как?
– Он один имеет туда доступ. И возвращается с посланиями. Благодаря ему мы мирно благоденствуем.
Никаких сомнений, мне непременно следовало встретиться с этим человеком.
Я завидовал этой деревне, имеющей исключительное право принимать визиты Богов, и уснул, предаваясь размышлениям о недостижимых пределах, о Городе Богов, о Середине Озера. Имеют ли эти территории тайные связи? Позволяет ли Богам подземный коридор подниматься на вершину горы? Нижнее Царство, несомненно, должно сообщаться с Верхним Царством.
Назавтра, полный решимости дождаться Дерека, я, чтобы отсрочить наше отбытие, сослался на боль в ногах. Поскольку Дерек говорит с Богами, возможно, ему известно, что замышляет Озеро? Может, он поделится со мною сведениями, которые дополнят сновидения Тибора? В крайнем случае он согласится с мнением, противоположным решению его брата…
Ближе к полудню я воротился к реке, якобы для того, чтобы живительным купанием облегчить боль в ногах.
Природа никогда не умолкает. Поток ревел, над высокими колышущимися травами трещали ветки, серые славки чирикали, на опушке гоготали сойки; взлетая, хлопали крыльями голуби. Короче говоря, все бормотало, пищало, раскачивалось и стрекотало. Усевшись на берегу, я по щиколотку опустил ноги в ледяные волны.
И тут я услышал фантастическую птицу. Из мрачной листвы доносились, выписывая в небесной лазури затейливые завитки, переливы и воркование ясного, светлого, вкрадчивого, сочного голоса. Порой звук, золотистый, высокий, достигал такой резкости, что истончался до свиста; иногда понижался, наполнялся, обретал цвет – всегда изысканным и очаровательным способом. Мне никогда не случалось слышать, чтобы какое-нибудь живое существо производило столь протяжный звук, а эти богатые, затейливые мелодичные каскады превосходили своим разнообразием пение соловья.
Обуреваемый желанием разузнать, что за редкая птица издает такие неслыханные трели, я выбрался из потока. И осторожно, чтобы не спугнуть ее, вошел в стройный сосновый лес.
Сквозь ветви пробивалось солнце, и в его косых лучах вились тучи мошкары.
Пение не смолкало – восторженное, нетерпеливое, опьяненное самим собой. Оно околдовывало меня. Его нежность и неожиданные рулады глубоко трогали меня. Не переставая продвигаться вперед среди стволов, я внимательно вглядывался в усеянные иглами ветви, чтобы разглядеть певца. Увы, птица оставалась невидимой.
Она отдалялась. Я последовал за ней. Растительность в этой ложбине изменилась, теперь это были густые непокорные плотные заросли кустарника, где колючий боярышник набрасывался на мои бедра, вцеплялся в икры. Я из последних сил старался не нарушать тишину и не вскрикивать – вдобавок к уколам шипов острые камни обдирали мои ступни – и наконец, изнемогая от восхищения, добрался до таинственной птицы.
Мои глаза напряженно исследовали переплетение ветвей. Тщетно!
Я опустил голову и обнаружил опершуюся о камень человеческую фигуру.
Нежное щебетание исходило от нее.
Я не смел поверить своим глазам. Голос не казался мне ни мужским, ни женским, и все же именно это одетое во множество шкур и какое-то странно долгое существо с растрепанными мягкими волосами издавало порабощающие меня монотонные протяжные звуки.