– Это ты так говоришь.
– Он бы тебе тоже сказал, если бы был жив.
– Легко призывать в свидетели мертвецов!
Ее голос зазвенел и едва не сорвался, но прозвучал угрожающе:
– Ты еще об этом пожалеешь, Ноам…
Нас прервал раскат грома. Тьму вспорола молния. Полил дождь. Сильный.
В других обстоятельствах я бы обрадовался тому, что гроза наделяет нас этой столь желанной пресной водой; однако в тот вечер, на незнакомом островке, лицом к лицу с Нурой, напряженной, как натянутый лук, я вскипел:
– А, вот уж нет!
Едва я успел произнести эти слова, как в дуб позади Нуры ударила молния. Раздался страшный треск, затем ствол разошелся, расколотый надвое небесным топором. Его части накренились.
– Скорей! – крикнул я, схватив Нуру за руку.
Я как раз успел притянуть ее к себе, прежде чем туда, где она только что стояла, рухнула отколовшаяся половина дерева.
Я тащил Нуру за руку и мчался туда, где расстался с Дереком. Там, за скальными выступами, мы могли бы укрыться.
Вспышки зарниц то и дело рассекали тьму, и нам удалось не заблудиться; когда мы вынырнули из мрака, Дерек окликнул нас:
– Сюда!
Втиснувшись между скалами, он махал нам рукой. Мы не задумываясь бросились к нему.
Поднялся Ветер. В страшном неистовстве он добавил свое бешенство к струям дождя, к сверканию молний и раскатам грома, закручиваясь сумасшедшими беспорядочными спиралями вокруг островка.
Чтобы найти укрытие от разбушевавшейся стихии, мы блуждали среди каменных стен, пока не попали в круглую пещеру. Она давала укрытие от непогоды. Сверху, далеко от нас, сквозь узкую щель проникал ливень. Мы находились в помещении, напоминавшем огромный очаг. Несмотря на струящуюся в центре воду, мы могли оставаться сухими и дожидаться затишья.
Гроза усиливалась.
– Спасибо, Дерек, – сказал я.
Нура шепнула мне на ухо:
– Не доверяй ему. Ты спас ему жизнь, этого он тебе никогда не простит.
Она вырвала свою руку из моей, давая понять, что наши разногласия не разрешились и противостояние продолжится.
Дерек бросился под струю воды в середине убежища.
– Наконец-то можно попить! – воскликнул он.
И встал прямо под ней, откинул голову и широко раскрыл рот, чтобы принять влагу.
– Отличная идея!
Нура присоединилась к нему под благодатным потоком.
И тут произошло нечто непостижимое…
В отверстие внезапно влетел огненный шар, попал прямо в Дерека, и тот рухнул; затем шар перескочил на Нуру, и та, вскрикнув, была повержена молнией.
Я бросился вперед.
Слишком поздно.
Нура уже окоченела и больше не дышала. Рядом лежал Дерек, тоже мертвый.
Когда я поднял голову, чтобы заорать и исторгнуть свое горе, в пещеру ворвался второй огненный шар и уничтожил меня.
3
Надо мной склонилось чье-то лицо.
Мои веки, отяжелевшие, пересохшие и затвердевшие, с трудом приподнялись. Я едва что-то видел. Когда мне удалось различить свет, все заволокла дымка.
– Ноам…
В сдавленном голосе у меня над головой я услышал скорее тревогу, нежели свое имя. Говорившего сотрясало смертельное беспокойство. Я же ощутил обратное: жизнь возвращалась в мою плоть, кровь снова циркулировала, сердце билось со спокойной неторопливостью, грудь трепетала в такт дыханию. Одно за другим выходили из оцепенения мои чувства: я стал ощущать холодное, тепловатое, светлое, влажное, твердое, мягкое, горькое, соленое и сладкое. Этот бурный поток опьянял меня…
– Ноам?
Я улыбнулся. Не знал кому, но улыбнулся. Мне хотелось выразить свою признательность незнакомцу, я желал его успокоить.
– Ох, племянничек, ну и напугал же ты меня!
Крупная косматая голова Барака обрела четкость. Дядюшка надо мной был похож на солнце: его лицо было центром, а грива – лучами. Он робко погладил меня по щеке:
– У тебя ничего не болит?
В этот момент я понял, что́ так будоражило мою мать. Нежность состоящего из сплошных мускулов, мощного и пылкого колосса обладала особой прелестью. То, что рука, созданная для битв, дарит ласку, делало прикосновение драгоценнее. Что темперамент, созданный для боя, выражает любовь, усиливало нежность. Что энергия, созданная для физического расходования, сосредоточивается и одухотворяется в заботливом взгляде, делало это внимание по-особому волнующим. Барак показался мне воплощением любви, ибо его грубый облик о любви не говорил.
– Все в порядке, – произнес я одними губами.
Всем телом ощущая счастье жизни и полной грудью вдыхая воздух, я сосредоточился на своих обнаженных руках и ногах, которые постепенно оживали от благотворного тепла; меня приятно забавляли мурашки, бегущие по коже от прикосновений пальцев Барака.
Неожиданно нарушив блаженство, вернулась память.
– Нура!
Видение мертвой Нуры окончательно пробудило меня, и я увидел, где нахожусь: я лежал не в той роковой пещере, а на гальке возле какой-то воды.
– Где я?
Барак пробурчал:
– У этого места нет имени, племянничек. Ты прибежал сюда три дня назад.
– Что?
Мои последние воспоминания касались нескольких мгновений, а не трех дней! Буквально только что Нура и Дерек были убиты молнией. И я тоже.
Я поднялся, убедился, что могу держаться на ногах, и долго чесал в затылке. Почему я не в пещере? Где Нура и Дерек?
Дядюшка уговорил меня сесть.
– Посреди ночи я услыхал странный звук. Оказавшись на палубе, я заметил удаляющуюся пирогу с каким-то человеком на борту. Темнота не позволила мне сразу узнать Нуру – я предположил, что это она, только убедившись, что ее нет в вашей комнате. Меня это не встревожило. Вы, абсолютно спокойные, плыли к островку, чтобы заняться… короче, ты сам знаешь чем… без необходимости сдерживаться. Должен тебе признаться, мы с твоей матерью страшно устали заниматься любовью молча, точно рыбы.
Я не стал исправлять его версию. Пусть лучше считает, что я вез Нуру, раз он верит, что я казнил Дерека.
– Разразилась гроза, – продолжал Барак, – чудовищные порывы ветра и молнии, целые сутки бушевали волны! Наше судно едва не развалилось. Ветер, проливной дождь, качка – просто беда! На наше счастье Влаам со своими сыновьями вовремя устраняли поломки. Когда буря унялась, оказалось, что мы, к счастью, отклонились ненамного. Мне по-прежнему был виден ваш островок. Я объяснил всем ваш побег, и мы стали ждать. Только вот на следующий день я взял у Влаама пирогу. И обнаружил тебя здесь.
– Здесь?
– Ну да, здесь.
– Не в пещере?
– В какой пещере?
Безумная надежда вновь заставила меня вскочить на ноги. Может, Нура все еще там? Может, как раз сейчас она очнулась?
– Пошли.
Я протиснулся между скалами и повторил свой путь, Барак шел следом за мной. Мы добрались до просторного каменного очага. Тревога сковала мои члены; наверняка я обнаружу только испепеленные трупы.
В укрытии было пусто. Никаких следов Нуры или Дерека.
– Но…
– Что, племянничек?
– Мы были здесь. Как я отсюда вышел?
Барак указал мне отмеченную грязевой лавой каменистую горловину в стенке почти на уровне пола.
– Тебя вынес наружу поток грязи… Там я и подобрал тебя.
В нескольких шагах оттуда я опознал место, где ко мне вернулось сознание.
С предосторожностями, опасаясь худшего, я присел на корточки, чтобы проверить, не застряло ли тело Нуры в расселине скалы.
Ничто не загораживало проход до самого каменистого карниза.
На мое плечо опустилась ладонь Барака.
– Боюсь, что ее унес поток, мой мальчик.
Он был прав. Вероятно, Нура, миниатюрная, легонькая, как кусочек коры, выскользнула наружу и упала в волны, а не на узкий берег.
Только к вечеру Бараку удалось вернуть меня на корабль. Неспособный поверить в исчезновение Нуры, я искал ее повсюду: среди скал, между деревьями, под кустарниками.
Где бы я ни искал ее, я надеялся, что она неожиданно появится. Нура – умерла? Нура – исчезла? Я не мог с этим смириться. Мой дядя не только терпеливо сносил мое возбуждение – он помогал мне. Не надеясь обнаружить Нуру, он преданно сопровождал меня столько раз, сколько потребовало мое неприятие действительности.
В сумерках, когда холод стал пробирать до костей, еще не охватив все вокруг, я согласился сесть в его пирогу – мою унес ураган.
Едва мы успели сделать три взмаха веслом, я остановил Барака:
– Глянем еще разок!
– Глянуть еще разок на те места, которые мы прочесали вдоль и поперек и проверили десять раз?
– Откуда нам знать…
– Нет, мой мальчик, мы знаем! – с сочувствием прошептал он. – Оставайся на этом островке хоть тысячу лет, обследуй его со всех сторон – Нуры здесь больше нет.
Я опустил голову, чтобы скрыть от него свои слезы.
Отсутствие Нуры омрачало все. В тот вечер я не задумывался над тем, каким чудом мне удалось пережить удар молнии, как долго я пролежал в забытьи, как не сдох от жажды или от голода. Эти вопросы я задам себе много позже…
В последующие дни на корабле царила странная атмосфера. С одной стороны, опять забрезжила надежда: мы запаслись дождевой водой и разжились на островках кое-какой пищей, а вдали мы замечали все больше и больше птиц, вестников близкой земли. С другой же стороны, нас сломило исчезновение Нуры.
Несмотря на хрупкое сложение, она оказалась сильной женщиной, которая в самые жуткие моменты проявляла решимость, вдохновляла скитальцев своей отвагой и поддерживала их. Когда нас одолевал страх, у нее для каждого находились улыбка, слово, пища, помощь и утешение. Она ни на шаг не отступила от роли, которую сама выбрала для себя, – вести нашу общину к победе. Смерть резко прервала этот полет, встав у нее на пути как опровержение ее оптимизма. Если та, что никогда не усомнилась в счастливом исходе, лишена его, тогда зачем? Стоит ли упорствовать в своих надеждах? Проявляя твердость, мы не станем сильнее… Мужество не отвадит смерть. Выжившие попутчики разделяли мое смятение; они вместе со мной вспоминали поступки Нуры, ее участливость, красоту, идущий от нее свет. Не знаю, утоляло ли это мою печаль или делало ее еще острее; тоска удручала меня.