– Ты хочешь, чтобы я этим занялся?
– Да. Дай мне знать, если что-нибудь выяснишь.
– Что-нибудь еще? Мне надо поработать с папками, повторить все еще разок.
– Надо. После похода по магазинам. Но есть кое-что еще. Я так понимаю, что Перроне и Верде здесь, в Амстердаме, и ищут картину.
– Не знаю. Я с ними больше не общался.
– Их нельзя и близко подпускать к этой операции, – сказала Ван Страатен. – Ты должен их остановить. Если ты этого не сделаешь, это сделаю я.
– Я пытался отговорить их сюда ехать.
– Безуспешно. Я точно знаю, что они здесь. – Она обошла стол и села рядом с ним. – Дело не только в успехе операции, но и в твоей безопасности. Перроне и Верде могут случайно подвергнуть опасности тебя и себя. Понимаешь?
Смит кивнул.
– Тогда сделай это как можно скорее. Нельзя допустить, чтобы успех операции оказался под угрозой из-за случайных людей.
56
Талли подъезжал к дому Дениз с двумя пакетами продуктов в багажнике. Он успел выпить пару кружек пива в придорожной забегаловке и чувствовал себя прекрасно. Но увидев полицейскую машину, стоявшую на холостом ходу перед домом Дениз, он резко затормозил и развернулся так быстро, что едва не подпалил резину на колесах.
Это что, как-то связано с электронным письмом, которое он совершенно неожиданно получил от Смита? Смит интересовался, где он и как у него дела, он что-то вынюхивал, но… Талли же сменил адрес электронной почты, так откуда Смит его узнал? Должно быть, через свой проклятый Интерпол.
Талли проехал по Мейн-стрит, соблюдая все правила – ему не нужны были лишние неприятности – миновал дорогие магазины высокого класса, знакомые ему только по вывескам: «Ральф Лорен», «Маноло Бланик», «Гуччи» – затем выехал из Ист-Хэмптона, заглянул еще в один бар на шоссе Монток, пропустил еще кружечку пивка и позвонил Дениз.
– Где ты мотаешься? – спросила она напряженным голосом.
– В продуктовом очередь была, да еще пробки… А что? Что-нибудь случилось? – спросил он самым невинным тоном.
– Ко мне тут влезли, все перевернули!
– Да ты что? – «Вот дерьмо. Это они меня искали!» – Ты-то в порядке, Дини? А мальчики?
– Да, слава Богу. Я была на работе, а мальчики в детском саду.
– Хорошо, хорошо… – «Господи, а мне теперь что делать?» – Ты уже звонила в полицию?
– Да, они приезжали, посмотрели и уехали.
– Хорошо, я скоро буду.
Квартира выглядела так, словно в ней побывал отряд саперов – ковры откинуты, диванные подушки изрезаны, кухонные шкафы и выдвижные ящики открыты, кастрюли и сковородки валяются на полу вместе с битой посудой.
– Что им могло понадобиться, Джимми?
– Понятия не имею, – произнес Талли с озадаченным видом.
– Ерунда какая-то. У меня же ничего нет, самый бедный дом в округе. – Дениз опустилась на колени и подняла разбитую чайную чашку.
– Мамин фарфор, одна из немногих хороших вещей, которые у меня были. – Она еле сдерживала слезы.
Талли сказал, что купит ей новый сервиз.
– Главное, что ты и мальчики целы и невредимы. – Он обнял ее.
– Ты что, выпил?
– Господи, Дини, я выпил пивка. Это что, преступление? – Талли отстранился от нее.
– В середине дня, Джимми?
Талли покачал головой. Кого эта Дини-Наркоша из себя строит? Пора валить. Он шагнул из разгромленной кухни в разгромленную гостиную.
– Вот черт!
– Что, Джимми?
– Неприятно, вот и все. – Талли окончательно решил бежать; его идеальное убежище оказалось не таким уж идеальным. Но как они его нашли? Да в наше время можно найти кого угодно. Неужели это Смит и Интерпол? Да уж лучше бы они, а не клиент. Но стал бы Интерпол так громить дом? – Слушай, мне пора.
– Прямо сейчас? Куда ты?
– Просто… мне надо уехать. На… некоторое время. – Без объяснений он протянул ей пачку наличных – деньги от продажи первого издания Лоис Лейн[13] на eBay – и пообещал выслать еще. – Я скоро вернусь.
– Скажи мне правду, Джимми. Что происходит? – Дениз, вцепившись в Талли, пошла за ним на улицу.
– Может быть, это тот странный клиент, о котором я тебе рассказывал.
– Но почему? Что они искали?
– Понятия не имею, Дини. Он какой-то чокнутый. – Талли уже думал, куда ему податься теперь, может быть, к сестре в Тусон. – Я просто свалю ненадолго, пока все не уляжется.
– Пока что не уляжется?
– Черт возьми, Дини. Вот это вот все! Когда вот это все уляжется! Какая разница? – Он вздохнул, устыдившись, и повернулся к ней. – Я просто хочу, чтобы ты и мальчики были в безопасности. Максимум на пару недель уеду, потом вернусь. – Он поцеловал ее в щеку и уселся в машину.
Как они нашли его? Может быть, Смит навел? Или они сами такие способные? Это не так уж важно. В любом случае, пора убираться отсюда.
57
Раамстраат оказалась узким переулком в глубине квартала. Ни машин, ни пешеходов – лишь пара велосипедов была припаркована у домов с коротенькими лестницами, ведущими к парадной двери. Я подошел к одной из них, возле которой висела медная табличка «С. Альбрехт», такая маленькая, что я бы ее не заметил, если бы не присматривался. Я назвал свое имя в домофон, и вскоре дверь со щелчком открылась, впустив меня в маленький вестибюль со старинным и скрипучим лифтом. На верхнем этаже меня встретила пожилая строго одетая женщина.
– Господин Альбрехт скоро примет вас, – сообщила она и провела меня в большую старомодную гостиную с диваном в стиле ампир, восточным ковром на полу и парой картин на стенах. Еще несколько картин стояли у стен. Женщина уселась за письменный стол, а я стал рассматривать живопись: старинную «Мадонну с младенцем», импрессионистский пейзаж Сислея, смелую абстракцию Кандинского и другие полотна.
Когда я изучал манеру Сислея, в комнату вошел высокий и эффектный мужчина, небрежно, но дорого одетый: рубашка поло и мягкие шерстяные брюки.
– Стефан Альбрехт. – Он протянул руку; коротко подстриженные седые волосы и белые брови, щеки с седой щетиной, словно присыпанные снегом, вызвали в памяти образ: мистер Фриз[14]. – Маттиа рассказал о вас много хорошего, – произнес он с заметным акцентом.
Его почтенная помощница встала, застегнула куртку и сказала Альбрехту, что вернется через двадцать минут – очевидно, это и было отведенным мне временем.
Хозяин извинился за беспорядок, хотя, кроме нескольких упакованных картин, никакого беспорядка я не заметил.
– Искусство здесь, так сказать, течет рекой; вещи приходят и уходят… Я частный дилер, я не провожу выставок. Моя работа заключается в том, чтобы подобрать подходящее произведение искусства для нужного человека. – Он нежно провел рукой по краю холста, как будто гладил ребенка. – Они пробудут здесь недолго. Жаль, конечно. Но на смену им придут другие.
Альбрехт добавил, что Бюлер прислал ему снимки нескольких моих работ, и у него на примете есть пара коллекционеров, которые могли бы ими заинтересоваться. Я был польщен. Он назвал несколько коллекционеров, имена которых мне ничего не говорили, и сказал, что обсудит это с Бюлером, а затем повторил то, что говорили другие галеристы:
– Маттиа Бюлер – один из лучших арт-дилеров в мире. Вам повезло, что он с вами работает.
– Полностью согласен с вами, господин Альбрехт.
Он потребовал, чтобы я называл его просто Стефаном и задал несколько вопросов о моей биографии и работах. Слушал он так внимательно, как будто его действительно интересовало, чего я пытаюсь добиться в своих новых картинах. Когда мне надоело слушать собственную болтовню, я спросил о нем.
– Искусство у меня в крови, это семейная традиция, от отца и деда, – ответил он, что напомнило мне историю Вильгельмины Кур, а затем, точно декламируя, произнес: – «У меня есть природа, искусство и поэзия, и если этого недостаточно, то что еще нужно?»
– Ван Гог! – Чтение принесло свои плоды: я узнал цитату.
– Да. А вот еще: «Душа человеческая очень похожа на море. В ней есть свои штормы, есть свои приливы и…»
– «…и в глубине ее тоже есть свои жемчужины», – закончил я.
– Браво! – воскликнул Альбрехт. После этого мы поговорили о том, как развивался стиль Ван Гога от мрачных крестьянских полотен к ярким импрессионистским работам и к его личному стилю экспрессионизма, и назвали свои любимые работы. Когда мы заговорили об автопортретах, я спросил, верит ли он в историю о той потерянной картине, и он на мгновение задумался, провел рукой по своим коротко остриженным седым волосам и сказал: – Кто знает? Но если вы ее найдете, обещайте, что сообщите мне, мы продадим ее вместе и станем очень богатыми!
Мы посмеялись, а потом вернулась его чопорная помощница и посмотрела на меня взглядом, который говорил: «Ты еще здесь?» Я понял намек и сказал, что мне пора.
Альбрехт встал, подал мне руку на прощанье, а когда я протянул свою, пожал ее двумя руками и отметил, что был очень рад познакомиться с таким же поклонником Ван Гога, как он сам, и обещал поговорить с Бюлером о моих картинах и найти на них подходящих покупателей.
Когда я вышел на улицу, до запланированной встречи с Аликс оставался еще час, поэтому я решил прогуляться. Небо стало кобальтовым, мерцали уличные фонари, и все вокруг было очень красивым.
Едва я успел пройти один квартал, зазвонил мой сотовый телефон: Каролин хотела знать, свободны ли мы с Аликс завтра. Если да, то она устроит нам встречу с одним из людей, которые помогли ей найти дедушкины картины – не исключено, что он может что-то знать о нашей. «Если она где-то засветилась, он узнает», – сказала Каролин.
В глубине души я надеялся, что она не сможет договориться, но знал, что Аликс от встречи ни за что не откажется.
Каролин сказала, что перезвонит, когда договорится о времени и месте. Мне хотелось расспросить ее, что это за человек, как она с ним познакомилась и хорошая ли у него репутация, но она уже повесила трубку.