58
Мы встретились с Аликс в заведении под названием «Seafood Bar» недалеко от нашего отеля, светлом и жизнерадостном, с белыми кафельными стенами и баром, где симпатичные официанты и официантки чистили устриц и нарезали дольки лимона. Нам обоим было что рассказать.
– Сначала ты, – предложила Аликс, и я сообщил о своих визитах к галеристам, о скульптуре Гитлера и о требовании Вильгельмины Кур, чтобы я сбрил бороду.
– Хорошая идея. Зачем прятать красивое лицо.
– Именно так она и сказала.
– Да-а?? Мне уже начинать ревновать?
– Можно не начинать. И дело не только в том, что ей где-то за шестьдесят…
– Скажи это Эммануэлю Макрону! – фыркнула Аликс.
Я посмеялся и рассказал ей о Стефане Альбрехте и о том, что он похож на мистера Фриза, но она понятия не имела, кто это.
– Злодей из «Бэтмена».
– Серьезно? Сколько тебе лет?
Я напомнил ей, что комиксы уже стали предметом коллекционирования, и тогда мы оба вспомнили про Талли, и я вслух задался вопросом, что с ним сталось, после чего разговор предсказуемо перешел на Смита, который так бессовестно нас предал.
– Давай не будем о нем говорить. Не хочу портить вечер, – попросила Аликс, и я согласился, хотя мысль, что же могло заставить его так внезапно передумать, еще долго не давала мне покоя.
Я подробнее рассказал, что мы с Альбрехтом задушевно поговорили о Ван Гоге, что он мне понравился и что он предложил продать несколько моих картин. На Аликс это произвело большое впечатление; а известие, что Вишер и Виль Кур готовы устроить мне выставку, просто поразило.
– Вот она, сверхсила Маттиа Бюлера, – скромно отметил я.
– Н-да, выставляться у поклонника Гитлера или у женщины, которой нравится твое лицо… Трудный выбор! – хихикнула Аликс.
Я сказал, что, наверное, не буду выставляться у Вишера, от которого у меня мурашки по коже, хотя из троих он, вероятно, самый влиятельный, затем спросил ее, как прошла встреча с куратором.
– Он реставратор, – поправила она. – Хорошо…
Она помолчала немного, покручивая вино в бокале, а потом сообщила, что собирается поехать с ним в Овер-сюр-Уаз, чтобы увидеть рисунок, который предположительно имеет отношение к нашему автопортрету Ван Гога.
– Во Францию?
– Да. Но это близко. Перелет из Амстердама в Париж – всего час двадцать минут, затем примерно сорок минут езды на машине. Поедешь со мной?
Мне ужасно хотелось увидеть место упокоения Ван Гога, но я отказался. Мы с Аликс старались не вмешиваться в профессиональную жизнь друг друга. Она сообщила, что они отправятся утром и вернутся к вечеру.
– У тебя даже не будет времени соскучиться по мне.
– Я всегда скучаю по тебе, – произнес я, и это была правда. Гнев, который я вначале испытывал, прошел, и когда Аликс сообщила, что порвала с отцом, я даже удивился, но еще больше обрадовался.
– Я подумала… и поняла, что не готова вернуть его в свою жизнь.
В душе я ликовал, но реагировал спокойно. А когда Аликс снова предложила поехать в Овер-сюр-Уаз, я вспомнил о звонке Каролин насчет встречи с ее знакомым.
– Ой, нет, – ответила Аликс. – Я бы хотела пойти, но я же буду в Овер-сюр-Уазе. Сходи без меня.
Я и так-то не очень хотел идти, а без Аликс и подавно.
– Посмотрим… – проговорил я.
– Сходи обязательно. Может быть, узнаешь что-нибудь о картине.
Я нехотя согласился.
Мы вернулись в отель уставшими, но один поцелуй – и мы упали в постель и занялись любовью так, как будто не ссорились утром и никогда больше не поссоримся.
Проснулся я среди ночи от звонка своего телефона. Звонил Смит, он был здесь, в Амстердаме, и срочно хотел меня видеть.
Сонная Аликс приняла сидячее положение.
– Ты шутишь? Когда?
– Сейчас.
– Сейчас? Надеюсь, ты не пойдешь?
– Он сказал, что это важно.
Зевнув, Аликс совершенно справедливо заметила, что наглости Смиту не занимать; но ей было любопытно, и мне тоже.
– Хочешь пойти со мной?
– Ни за что. – Она перевернулась на другой бок и натянула на себя одеяло. – Утром расскажешь.
59
По словам водителя «Убера», названный мной адрес находился в квартале Валлен, старейшей части Амстердама, «и не всегда безопасной». Он тут же пустился в монолог о том, какие районы лучшие, какие – худшие, и в каких городах Европы происходит больше всего преступлений, но я не слушал: мысли были заняты другим.
Мы ехали минут пятнадцать-двадцать, сперва по широким дорогам, затем по более узким, пересекли по пути несколько каналов и остановились перед большим угловым современным зданием, не гармонировавшим с остальным районом, старым, средневековым и готическим. Выйдя из такси, я увидел, что это полицейский участок: вдоль тротуара стояли полицейские машины и мотоциклы. Затем я увидел Смита; кончик его сигареты мерцал в темноте как светлячок.
– Ты должен отказаться от этой картины, – проговорил он.
– Здравствуй и ты, – ответил я. В свете уличного фонаря и без очков его глаза казались опухшими, как будто он долго не спал. – У меня нет картины, так что отказываться не от чего.
– Я имею в виду, перестань ее искать.
– Почему? – Мне хотелось послать его куда подальше, но нужно было все-таки разобраться, в чем дело.
– Пошли. – Он грубо ухватил меня за руку, и мы прошли четыре или пять кварталов молча. Смит непривычно сутулился, от него, как тепловым излучением, веяло каким-то напряжением. Мы прошли по небольшому мосту; вода внизу отбрасывала красные и розовые отблески. Неоновые вывески порномагазинов на той стороне подкрашивали небо и отражались в канале, как будто кто-то чертил по воде красным флуоресцентным маркером.
На следующей улице все дверные проемы были освещены красным – а за ними девушки в сеточках, на каблуках и в белых кружевных трусиках; некоторые прижимались к стеклу, плотоядно поглядывая на прохожих. Мне не нужно было объяснять, что это и есть знаменитый амстердамский «квартал красных фонарей», но зрелище было шокирующе: практически голые девушки за дверями, как животные в стеклянных клетках.
В этот полночный час улица была переполнена: несколько парочек, но в основном юноши, державшиеся стайками, как волки на охоте – они смеялись, потягивали пиво и что-то кричали девушкам за стеклом, выделываясь перед дружками.
Смит наконец сказал, не обращая внимания на окружающую обстановку:
– Поговори с Аликс. И отвалите. Это же так просто.
– А давай ты отвалишь! Ты бросаешь нас, а потом появляешься здесь и даешь нам указания. Забудь об этом деле.
– Это для твоего же блага, – произнес он, продолжая шагать куда-то, словно его черти тащили вдоль рядов застекленных девушек; из-за красных отблесков на лице он и сам был похож на дьявола.
Если раньше я относился к поискам картины с сомнением, то его настойчивые требования выйти из дела только добавили мне желания продолжать. Поздно, сказал я, Аликс уже связалась с местным реставратором по поводу картины. Еще я хотел рассказать ему о предстоящей встрече с Каролин, но передумал: теперь это его не касается.
– Вы можете пострадать, – произнес он, не сбавляя шага.
– Это что, угроза?
– Понимай как хочешь
– Если хочешь, чтобы мы с Аликс отступились, объясни почему! – Я остановил его, схватив за плечи.
Он высвободился из моей хватки и пошел прочь, но я не отставал, следуя за ним по лабиринту узких улочек, которые выходили на кривоватую площадь, где он, наконец, остановился и прислонился спиной к стене старой церкви. Он закурил еще одну сигарету, ближайшие дверные проемы заливали церковь и Смита красным светом.
– Объясни мне, что происходит?
– Просто поверь, – вздохнул Смит.
– Скажи мне, что происходит, и, может быть, я так и сделаю. Для начала, на кого ты работаешь? И не говори мне, что на нас с Аликс.
Поколебавшись несколько секунд, он проговорил:
– На Интерпол. Я оттуда не уходил, просто сменил специальность. И кое на что подписался до того, как взялся за ваше дело. Я просто не ожидал, что все так сойдется. – Он помолчал, затем встретился со мной взглядом. – Послушай, это очень важно. Прекратите свои поиски, это опасно.
– И что это за дело, на которое ты подписался?
На площадь вышла компания парней, они свистели и насмехались над девушками в витринах. Мы подождали, пока они уйдут.
– Это связано с той картиной Ван Гога. И все, лучше вам больше ничего не знать. Просто есть другие люди, которые ее ищут.
Поразмыслив над этим, я сказал:
– О картине может знать отец Аликс.
– Бейн? Похититель произведений искусства? Каким образом?
– Вообще-то, я не уверен. Он может и не знать. Все, что мне известно – Аликс в последнее время с ним общалась, и я… в общем, я это чувствую.
– Чувствуешь? Это аргумент, конечно. Что ты вообще несешь, Перроне? Бейн же вроде сидит в тюрьме.
– Нет. Никто не знает, где он.
– Даже Аликс?
– Даже она, – ответил я без особой уверенности.
– Ты должен поговорить об этом с Аликс, прямо сейчас, – произнес Смит. – Хотя нет, Аликс лучше поговорить с Ван Страатен.
Пару секунд я вспоминал, кто это, а вспомнив, удивился:
– Ван Страатен? Из аукционного дома Нижнего Ист-Сайда?
– Она не просто аукционистка. Я должен передать ей твою информацию.
Он сказал мне подождать и ничего не предпринимать, пока он мне не перезвонит.
Затем он ушел, оставив меня на улице с полуобнаженными женщинами в витринах, которые покачивались и манили меня, как будто я попал в Дантов Ад из «Пятидесяти оттенков серого». Но единственной женщиной, о которой я думал, была Аликс. А еще мне предстояло сообщить ей, что она должна отказаться от поисков картины и что я рассказал Смиту о ее отце.
60
Вернулся я только в три часа ночи и скользнул в постель рядом с крепко спящей Аликс. Она разбудила меня ни свет ни заря, когда стала готовиться к своей поездке. Увидев, что я проснулся, она принялась советоваться со мной, что ей лучше надеть. Немного полежав и проснувшись окончательно, я рассказал ей о разговоре со Смитом: что он все еще работает на Интерпол и требует, чтобы мы перестали искать картину. Аликс окаменела.