Что ж, тем больше шансов убежать у нее. Комната, которую ей отвели, находилась на первом этаже, и незаметно выскользнуть из нее очень даже просто. Надо будет еще ознакомиться с кухней, чтобы захватить с собой пищу и какие-нибудь сосуды для пресной воды. Ведь нехватка запасов может при побеге стоить ей жизни.
Следующие два дня ничем не омрачали жизнь на ферме. Марья же прямо-таки закармливала ее, угощая все новыми и новыми вкусными блюдами. Саша составлял ей компанию во время прогулок, а также играл с ней в шахматы. Ее крестьянский наряд на второй день заменили на длинное, до пят, свободное одеяние, представлявшее собой нечто среднее между платьем и рубашкой. Саша объяснил, что такую одежду носили женщины на Востоке и что называлась она галабея. Галабея оказалась очень удобной, и, что еще важнее, Маранда чувствовала себя в ней менее скованно, чем в блузке с низким вырезом и короткой юбке, в которой было стыдно нагибаться.
Когда они с Сашей пошли гулять вечером третьего дня, он повел ее не в сторону моря, как обычно, а в яблоневый сад. Миранда с наслаждением вдыхала сладковатый и немного терпкий аромат созревавших плодов, тянувших своей тяжестью к земле ветви деревьев.
– Скоро осень, – пробормотала она, обращаясь скорее к самой себе. И почему-то ей вдруг вспомнился Виндсонг. А Саша думал о чем-то своем и ничего не сказал.
Вскоре сад остался позади, и они зашагали по широкой поляне, сплошь поросшей полевыми цветами. А в противоположном конце поляны стоял небольшой низкий дом.
– Что это? – поинтересовалась Миранда, когда они к нему подошли.
– Иди сюда, я все покажу, – ответил Саша, открывая дверь и пропуская ее вперед.
Оказалось, что в доме была всего лишь одна комната, чем-то походившая на корабельную каюту. В углу комнаты находилась печь, а у дальней стены что-то стояло: видимо, какой-то предмет мебели, но какой именно, Миранда не могла разглядеть из-за царившей здесь полутьмы. Чуть помедлив, она прошла вперед, чтобы продолжить осмотр дома. И тут дверь за ее спиной захлопнулась, а снаружи раздался лязг засова. Миранда в испуге вздрогнула и, резко развернувшись, крикнула:
– Саша, в чем дело?!
– Прости, Мирашка, – послышался снаружи голос ее спутника. – Но если бы я сказал, что этим вечером у тебя будет первая встреча с Лукой в доме для свиданий, то ты бы добровольно сюда не пошла.
Страх в одно мгновение был вытеснен гневом.
– Ты прав, черт тебя возьми, я бы ни за что не пошла! – прокричала Миранда. – Но я и теперь не буду делать то, что вы хотите! Немедленно открой дверь, проклятый ублюдок!
– Нет, Мирашка. Не открою. Ты уже вполне оправилась после нашего путешествия. А чем быстрее ты займешься делом, тем быстрее я смогу покинуть этот буколический уголок и вернуться в Санкт-Петербург к Алексею Владимировичу. Мне и так придется ждать еще целых девять месяцев. Я смогу вернуться только после того, как ты родишь первого ребенка.
– Я не отдамся вашему племенному жеребцу! – закричала пленница еще громче. – Пусть только попытается прикоснуться ко мне! Я буду сопротивляться изо всех сил! Я выцарапаю ему глаза! Я буду драться, кусаться и царапаться! Предупреждаю тебя, Саша, если ты натравишь его на меня, я сделаю так, что он будет непригоден для того, ради чего вы его держите!
– Лука – крупный и довольно сильный мужчина, так что сумеет справиться с тобой. Лучше, Мирашка, сразу подчинись ему, и тогда увидишь, как тебе будет хорошо.
Не помня себя от гнева, Миранда принялась колотить кулаками в дверь. Но дверь была такой массивной, что даже ударов почти не было слышно. Однако пленница продолжала в нее барабанить, хотя из разбитых и исцарапанных пальцев уже начала сочиться кровь. Прекратила она это бесполезное занятие лишь в тот момент, когда ей вдруг почудилось, что в комнате еще кто-то есть. Миранда затаила дыхание и прислушалась. Вокруг царила абсолютная тишина. И она не замечала какого-либо движения.
– Саша! – громко позвала она.
В ответ – ни звука. Было очевидно, что Саша давно ушел.
Миранда осмотрелась – глаза ее уже привыкли к полутьме, – но и на сей раз ничего подозрительного не заметила. Зато теперь она поняла, что единственным в комнате предметом мебели была низкая кровать с веревочной сеткой в качестве ложа. На сетке же лежал тонкий соломенный тюфяк.
Приблизившись к кровати и сразу почувствовав усталость, Миранда присела. Кровать эта казалась ужасно неудобной: не хотелось бы ей на такой спать. Впрочем, она для сна и не предназначалась. Миранда зябко поежилась. Окон в комнате не было, и свет проникал сюда только сквозь дощатые щели, поэтому с каждой минутой становилось все темнее. Миранде вновь стало страшно, и она заплакала сначала тихонько, потом все громче. И наконец, забылась в беспокойном сне.
Проснулась она внезапно, когда, судя по пробивавшемуся сквозь щели серебристому свету, уже взошла луна. И у нее вновь возникло то же самое ощущение: казалось, в комнате еще кто-то находился. Более того, через несколько секунд ощущение это превратилось в уверенность. Затаив дыхание, Миранда напряженно прислушивалась, однако слышала лишь гулкое биение собственного сердца. Она на мгновение зажмурилась в детской надежде на то, что «малышка» спит, оставит ее в покое. Было очень страшно, и Миранда никак не могла сдержать бившую ее дрожь. И в конце концов тихонько всхлипнула.
– Тебе страшно? – послышался вдруг приятный грудной голос. – Мне сказали, что ты не девственница. Чего же ты так боишься? Я не причиню тебе вреда.
Приподняв голову, Миранда увидела в дверном проеме темную фигуру. И тут фигура двинулась в сторону кровати, увеличиваясь в размерах с каждым шагом.
– Стой, остановись! – закричала Миранда, когда мужчина подошел к кровати. – Не приближайся ко мне!
Незнакомец тотчас остановился.
– Меня зовут Лука, – сказал он ласковым голосом. – Скажи, что тебя так пугает?
– Я не могу делать то, что они требуют, – тихо ответила пленница. – Меня похитили у мужа. Пожалуйста, пойми, я не рабыня?
– Ты раньше не была рабыней, – все тем же приятным мягким голосом возразил Лука. – А теперь ты ею являешься. Придется смириться с этим. Но я знаю, как трудно к такому привыкнуть.
Миранда только сейчас поняла, что Лука говорил по-французски как образованный человек.
– Ты тоже не был рожден рабом? – спросила она, с удивлением отмечая, что любопытство почти вытеснило ее страх.
Лука кивнул и тут же начал рассказывать.
– Да, верно, я не был рожден рабом. Мы с моим братом Павлом когда-то жили на севере Греции. Наш отец был священником греческой православной церкви. Когда мне исполнилось двенадцать, а брату четырнадцать, умерла наша мать, поэтому отец женился на женщине, жившей в одной из соседних деревень, причем у нее была дочь. Женщина эта, ее звали Марой, была очень красивой и очень развратной. О последнем отец, конечно, не знал. Но не прошло и года после ее появления в нашем доме, как мы с братом побывали в ее постели. Затем отец заболел и вскоре умер. Сейчас я почти уверен, что она его отравила, но тогда мне такое даже в голову не приходило. И почти сразу после смерти отца нашей любящей мачехе удалось выдать свою дочку Дафну за старшего сына самого богатого человека в нашей деревне. А надо сказать, что дочка эта, в отличие от матери, была крайне уродлива. В деревне все говорили, что секрет этой свадьбы заключается в том, что Мара обещала за Дафной огромное приданое. Но мы с братом знали, что больших денег у нее не было, поэтому недоумевали: где же она собиралась их добыть? Впрочем, она с легкостью рассеивала наши подозрения и делала нас счастливыми, поскольку продолжала спать по очереди с каждым из нас.
– Но однажды, это было за неделю до свадьбы, в деревню приехал конный отряд. Как выяснилось, это были работорговцы, которых пригласила Мара. Как наша «мама», она имела законное право продать нас, что и сделала, получив солидную сумму. Вот вам и деньги на приданое для нашей «сестры». Без него она вообще бы никогда не нашла замуж, не говоря уж о том, чтобы стать женой самого завидного в деревне жениха! Я слышал, как Мара договаривалась с начальником отряда работорговцев. Поверь мне, она выторговала все, что было возможно, и даже немного больше. – Лука криво усмехнулся. – Ты даже не представляешь, что это за женщина. Знаешь, что она ему говорила, чтобы набить цену? «Они совокупляются как жеребцы – сама их обучала. И детей могут вам наделать столько, сколько захотите. За последний год мне пришлось целых семь раз из-за них делать аборты».
– Какой ужас! – громко воскликнула Миранда. – И какой же мерзавкой надо быть, чтобы продать в рабство близких людей!
Ответ Луки поразил ее не меньше, чем его рассказ.
– Она сделала доброе дело для нас, – сказал он. – Наш отец был священником в очень бедном приходе, поэтому мы были чуть ли не самыми бедными в нашей деревне. Продавая нас, Мара прекрасно знала, что существуют фермы по разведению рабов, подобные этой. Поэтому в разговоре с торговцем она напирала на наши мужские способности. На таких фермах всегда требуются молодые хорошие производители, да и с рабами в таких местах обращаются очень хорошо. В общем, Павла и меня отвезли в Константинополь, и там нас купил Дмитрий Григорьевич. Князь Черкесский тогда впервые приехал в свое южное имение и решил прикупить новых производителей. Мы с братом счастливы здесь. И тебе здесь будет хорошо, поверь мне. Просто должно пройти какое-то время.
– Между нами с тобой – существенная разница, – возразила Миранда. – Ты был бедняком, а затем, став рабом, начал жить лучше, чем прежде. В твоей деревне у тебя ничего и никого не осталось. Родители твои умерли, а к мачехе и ее дочке ты особой привязанности не испытывал. Терять тебе, таким образом, было нечего. У меня же было все, что можно пожелать. Я богата, у меня есть прекрасный дом, есть муж, ребенок, мама и сестра, которых я очень люблю. Оказавшись здесь, я всего этого лишалась!
– Каким же образом ты сюда попала? – спросил Лука, подходя к ней чуть ближе.