Но это все остальное обратилось в дым, а кошмар остался. Все смешалось. Бегство из дома. Неделя на улице, неделя голода. Айри знала, что можно просить милостыню, но стыд не позволял показываться на глаза.
В помойной яме ночью кто-то нашел ее и отнес Мирунге. «Нет у тебя больше судьбы, — сказала колдунья на следующий день. — Отцу своему ты не дочь, мужу — не жена. Ни судьбы, ни жизни. И за грех твой унесет тебя Алая Река. Если Мирунга не поможет. Мирунга умеет заклинать Реку. Но Мирунге нужны монеты».
Сначала были монеты, потом — другие услуги. Айри вернулась домой. Айри брала деньги человека, которого боялась и ненавидела, чтобы отдать их старухе, которую боялась и ненавидела ничуть не меньше. А потом случилось что-то странное.
Придя однажды домой, Айри обнаружила гостя — первого, с тех пор. Его серо-стальные глаза пронзали насквозь, и от каждого взгляда бросало в дрожь. Казалось, ни одной, даже самой маленькой тайны нельзя от него утаить.
«Этот человек утверждает, что он — вампир, — сказал князь, избегая смотреть дочери в глаза. — Он просит нас не двигаться на запад, а сам хочет остаться здесь».
Рядом сидел вампир, но Айри боялась отца. Да что может сделать вампир? Убить? Тоже мне, ужас.
Вампир сделал больше. Он дал Айри надежду, смутную и непонятную. Через месяц после знакомства Айри встретила его в трущобах. Вернее, это он ее нашел, когда она отбивалась от пятерых пьяных головорезов.
Скорость, сила, безжалостность — вот что поразило княжну. Минуты не прошло, как все пятеро превратились в бескровные трупы. «Держи. — Эмарис бросил ей кошелек одного из мертвецов. — Купи себе новое платье, это больно коротко становится».
Было много таких встреч, случайных и не очень. И каждый раз сердце Айри замирало. Он хотел помочь, ничего не требуя взамен. Он радовался ее победам и хмурился над поражениями. Он не пытался стать ей другом, и за это Айри была ему благодарна больше всего. Он учил ее метать ножи и сражаться с противником, который гораздо сильнее человека.
Айри моргнула, стряхивая теплое, как одеяло, воспоминание. Алый шар, синее небо. Холодно. Щебет. Айри скосила глаза и увидела маленькую серую птичку, усевшуюся на бортике корзины. Все так же наклоняет головку то влево, то вправо, разглядывая Айри поочередно обоими глазами. Дрогнула рука, не в силах подняться, но птичка поняла жест. Взмах крыльев, и крошечные коготки вцепились в указательный палец.
— Заберешь мою душу к Солнцу? — шепнула Айри.
Глядя в желтый глаз необычной птички, Айри отдалась последнему воспоминанию, самому прекрасному за всю жизнь. Три дня непонятной войны, слез и смеха, взлетов и падений. Странный поцелуй между сном и явью. Рикеси… Эта глупенькая, но такая верная душа. Пали оковы Алой Реки, освободив княжество. А потом… Потом была ночь, будто живительный поток, смывшая всю боль и отчаяние. Ночь, пережив которую, Айри сложила оружие. Теперь можно уйти. Теперь можно не бояться. Если еще что-то осталось в жизни, вряд ли оно стоит усилий.
— Лети! — Айри шевельнула пальцем, сгоняя пичугу. — Забери меня, я уже готова.
Но птичка сидит, вертя смешной головешкой. Влево-вправо, влево-вправо. Открылся клювик, послышалось чириканье.
— Лети же ты! — улыбнулась Айри.
От слез все расплылось, и Айри почудилось, будто вместо одной птицы стало две. Почудилось ли? Ведь когти второй птицы впились в запястье. А вот еще одна, опустилась между этими двумя. Целая стая птиц, гомоня, заполнила пространство корзины. Когда они исчезли, Айри ощутила прикосновение. Чьи-то руки держат ее ладони.
— Левмир, — прошептала Айри. — Ты меня заберешь?
— Да, — сказал он, наклонившись. — Пойдешь со мной?
— Пойду. — Айри обняла его. — Скорее…
Прежде чем она поняла, что это не видение, что Левмир спрашивал о другом, шею пронзила боль. Как в ту самую ночь, о которой только что вспоминала.
Вместе с потоком крови рванулись наружу воспоминания. Они превратились в красный шар, улетающий вверх и вдаль, а она, глупая малышка, бежала вслед за ними, вытянув руки, плача, спотыкаясь. Шар уносил умирающую маму, старую судьбу, мучительную смерть и жалкую жизнь. «А что у меня останется? — закричала Айри. — Кто я?!»
Шар исчез. Стало темно, Айри остановилась. «Кто я? Кто я?» — эхо разносит крик в темноте. Между пальцами левой руки появились метательные ножи. Правая ладонь обхватила рукоять сабли. Прежде чем Айри успела удивиться, впереди вспыхнул костер. Еще один и еще — целая вереница огней уводит вперед. Айри пошла огненной тропой, ступая по языкам пламени, но не чувствуя боли.
«Я — Айриэн, идущая сквозь огонь».
Вереница закончилась, Айри прыгнула в темноту, ножи полетели вперед, сабля свистнула, рассекая воздух. Снова мрак, ни проблеска света. Где-то далеко другая Айри приникла губами к ране и принялась пить кровь, похожую на густой сладкий сок, которым невозможно напиться.
Еще один взмах, и лезвие сабли засияло так ярко, что тьма исчезла из целого мира. Айри видела весь его. Огромный материк, напоминающий корчащееся в судорогах чудовище. Видела пустыни, разделившие Запад и Восток, пламя, пожирающее город на Северо-Западе. Видела черную крепость, внутри которой затихла сила, границ которой не ведает никто. Видела страшных тварей, разбросанных Алой Рекой по миру. Многие жили в пустыне, иные — в лесах, а одна, самая страшная — в море.
«Я — Айри, Солнечный Лучик».
Весь свет из целого мира огненной стрелой вонзился в сердце Айри, и сердце замерло. Смерть? Нет, не похоже. Другая жизнь пришла и выжгла старую дотла.
Айри оттолкнула руку Левмира, вытерла губы тыльной стороной ладони.
— Прости. — Она услышала шепот Левмира. — Прости, но я не мог позволить тебе погаснуть.
Айри смотрела вверх, на алый шар, на небо, которое из голубого превратилось в темно-синее. Как это странно — ни холода, ни страха, ни боли. Дышать — и то не нужно.
— Я не погасну.
Вскочила на ноги. Корзина закачалась, когда рядом поднялся Левмир. Выглядел он скверно. Лицо бледное, под глазами — круги. А сами глаза…
— У меня такие же? — Пальцы Айри коснулись века.
— У тебя таких долго не будет, — ответил Левмир. — Глаза чернеют от голода.
Горелка плевалась искрами, чадила. Края шара уже начали тлеть.
Левмир перехватил взгляд Айри:
— Пора отсюда.
— Это точно.
Левмир не успел даже вздрогнуть — Айри выдернула палаш у него из ножен.
— Пригнись!
Пустынник, прикрывая глаза от солнца, следил за тающим в небесах воздушным шаром. Пять лет назад он видел такой же. А поутру обнаружил в песках несчастную девчонку. Последнюю из тех, кто был достоин Солнечного погребения. Значит, сегодня пришел ее черед. Так быстро, так несправедливо. Пустынник проронил бы слезу по этому поводу, но вода в пустыне слишком ценна. Поэтому он просто смотрел, отдавая дань уважения династии рожденных Солнцем. Династии, которая сегодня оборвалась.
Но что-то случилось там, в высоте. Маленькое пятнышко распалось на две части, одна, охваченная пламенем, полетела вниз. Сердце пустынника дрогнуло. Неужели Солнце отвергло несчастное дитя? Неужели даже в этом, последнем вознесении ей отказано?
Он побежал, не отрывая глаз от падающей средь бела дня звезды. Не знал, зачем тратит столько сил и влаги, почему добежать, увидеть, стало так важно.
Звезда рухнула с громким взрывом, взметнулся столп огня и песка, до ушей донесся заливистый девичий смех. Пустынник остановился, тяжело дыша. Далеко впереди из пламени вышли две фигуры. Девушка в сером платье, с распущенными волосами, и парень в красном кафтане. Пустынник видел только их спины, их сцепившиеся руки.
Они шли к городу, оставляя за спинами мертвую пустыню.
Глава 35
«До чего тихо», — думал Глардот, сидя на крыше фургона из пропитанной кровью стали.
Шестерка ломовых лошадей неспешно тащила фургон по каменистой земле. Слева и справа — высокие каменные стены. Скалы. А кажется, будто великан поставил две ладони, смотрит и ждет, когда бы хлопнуть, прибив зазевавшихся мушек.
Это ощущение — будто бы кто-то смотрит — не покидало с самого начала, с тех пор как они с Лерратом прибыли в отряд. Ночью еще ничего, а вот чем ближе утро — тем страшнее.
«Я — вампир, — повторял вновь и вновь Глардот. — Мне нечего бояться в этом мире, я — его хозяин».
Но там, где неизвестность, логика бессильна. Этот страх можно победить только одним — работой. И Глардот в который уже раз за ночь открыл крышку люка перед собой, просунул голову внутрь фургона.
— Живой?
Тишина в ответ.
— Мне спуститься и порезать тебя, или ты дашь ответ?
Пленник молчал так долго, что Глардот уже собрался привести угрозу в исполнение. Но вот пророкотал голос, от которого задрожали стальные пластины:
— Ты правильно боишься.
— Я ничего не боюсь, — брякнул Глардот и тут же обругал себя последними словами. Зачем вступил в пререкания с человеком?
— Ты правильно боишься, — повторил чуть тише Ратканон. — Недолго осталось…
Что-то ударило по стальному листу рядом, и Глардот подскочил. На него смеющимися глазами смотрел Кардар.
— Смена, гуляй! Как там наш? Разговаривает?
— Разговаривает, — проворчал Глардот, закрывая крышку люка. Увы, здесь он не был больше командиром. Только титул барона немного грел душу.
— Слезай, старший зовет.
Глардот задержался ровно настолько, чтобы его движение не выглядело поспешным. Подошел к краю фургона, посмотрел вниз. Понурые кони, вынужденно ведущие ночной образ жизни, спотыкались под всадниками, предвкушая скорый отдых. Одна белая лошадка выступала рядом с фургоном, и на нее-то спорхнул невесомой тенью Глардот — только плащ трепыхнулся за плечами.
Лошадь фыркнула, будто поприветствовав седока. А Глардот уже искал взглядом командира среди одинаковых сумрачных фигур. Увидел Леррата, молча кивнул, получил такой же кивок в ответ.