Пальцы крепче сжали рукоять, по лезвию продолжал струиться огонь. Но дракон, снявшись с места, пролетел над головой — туда, где ширился огненный щит.
Аммит предоставил этой истории идти своим чередом. Огненный меч взметнулся в воздух и обрушился на крышку. Раз, два, три. Стонет металл, гнется пластина. Граф Кэлпот — не самый сильный из Вечных, и кровь у него — не самая могучая. Даже прошедшие годы не смогли ничего изменить. Аммит побеждал. Пусть медленно, пусть трудно, но — побеждал. Еще пара ударов, и…
Вспышка, блеск клинка. Аммит оттолкнулся обеими ногами, отлетел назад и рухнул спиной на крышу.
— Доброго дня, господин Аммит, — прорычал седовласый командир. — Давно ждал поединка с вами.
Рисуясь, он убрал меч в ножны, достал две пробирки из кармана и одновременно выпил обе. Два куска стекла, тускло сверкнув, раскололись о стальные пластины. Меч вылетел на свободу, описал огненную дугу…
Никто не обратил на нее внимания. Вампиры спешно меняли боевой порядок, что-то выкрикивал командир. Почему-то против людей встал один-единственный воин, тот самый, что не так давно бежал от неясной пока опасности. Милашка бросилась к нему, огибая по широкой дуге скопление вампиров. Краем глаза успела заметить растущий щит, и сердце дрогнуло. Столько силы выплескивается в никуда… А сколько же еще осталось?
Она видела, как Варт разлетелся на две половины. Видела, как окровавленный меч вознесся над Саспием, который несся следом. Не успеть, не добежать…
Милашка, остановившись, метнула копье, понимая, что полетит то не намного быстрее. Наконечник на лету окутался огнем — ее собственным пламенем, из самого сердца. Саспий занес для удара свое копье. Поднялся — нет, взлетел, так быстро и неотвратимо — меч вампира…
Откуда-то сверху прилетел огненный шар, и фигура вампира исчезла в ослепительной вспышке. Два копья почти одновременно пронзили горящее пятно, превратились в дым. Милашка мотнула головой, успела заметить сквозь черноту, скрывающую дневной свет, летящую со скалы вниз фигуру. Улыбнулась.
— Молодец, Учитель!
Обнажила меч. Люди сбегались к ней, единственной, кого могли назвать предводителем. Саспий незаметно пожал ее руку.
— Что делаем? — прозвучал вопрос.
Милашка не спешила.
Они стояли в тылу врага. Ни один из вампиров не повернулся, все их силы, все внимание — на щит, от жара которого даже здесь трещит кожа.
— Резать их, пока не видят, — прохрипел другой голос.
Чудовищный рык, уже не раз потрясавший ущелье, раздался ближе, гораздо ближе. И тьма сразу сгустилась. Бледное пятно солнца над головой — будто луна, закрытая дымкой тумана.
«Во что мы тут влезли? — зародилась истерическая мыслишка. — Мыслимо ли — увидеть, пережить такое?»
— Ждем, — упрямо, твердо сказал кто-то ее губами.
— Но ведь…
— Ждем! — повысила она голос.
От удара по земле прошла трещина. Люди попадали с криком, Милашка устояла только потому, что взглядом буквально вцепилась в огненный щит, по которому проползли черные пятна.
— Держать! — надрывался кто-то из вампиров. — Держать до последнего!
«Последнее» наступило тут же. Чернота скрала все алые сполохи, щит сперва сделался черным, а потом вовсе исчез. Половина вампиров с криками повалились на колени — похоже, неведомая тварь выпила их силы, будто кровь из жертвы, — а остальные, воспламенив мечи, бросились в атаку на… Дракона?!
Это чудище одновременно походило и не походило на сказочного ящера. Как будто сама тьма приняла его форму. И глаза горят, и огонь вырывается из пасти. А в самой груди — как-будто что-то иное, что-то чужеродное.
Приглядевшись, Милашка разглядела в расступившейся на мгновение мгле мертвое, бледное, искаженное неземной яростью лицо Сардата.
— В атаку! — закричала она. — Дракон — за нас!
И, хотя сама ни на грош не верила в эти слова, первой ринулась в битву. Саспий побежал за ней, а остальным ничего другого не оставалась. Смерть, к которой так долго шли, — вот она, рукой подать. Так чего же еще хотеть?
Где-то рядом кипела бойня. Бушевал огонь, клубилась тьма. Трижды фургон обдало фонтанами крови. На крышу полетели ошметки тел — человеческих? вампирских? Но Аммит смотрел лишь в глаза своему противнику, думал только о том, чтобы отразить его атаки.
— Ты ведь все равно сейчас подохнешь, — крикнул Аммит, отведя очередной выпад и с трудом удержавшись на крыше фургона. — Опусти оружие!
— Чтобы подохнуть потом? — усмехнулся враг. — Я предпочитаю умереть за то, во что верю.
— За покореженный фургон и чуть живого человека?
— Не так уж мало, да? Ты подыхаешь ради того же.
Атака. Аммит махнул мечом, каскад искр разлетелся далеко вокруг. Нырок, поворот, прыжок…
— У меня нет на тебя времени, — устало вздохнул Аммит. — На Той Стороне найдешь тысячи убитых лично мной и передашь, что им нечего стыдиться — они все были достойными.
Он успел заметить расширившиеся от изумления глаза вампира. Еще бы не изумляться, когда среди дня противник исчезает, когда на тебя несется десяток летучих мышей, трое волков и облако тумана впридачу.
Командир завертелся на месте, бестолково размахивая мечом. Мыши вцепились ему в волосы, крохотные коготки породили пламя. Волк ударил лапами в грудь, повалил, а двое других, рыча, вонзили клыки в ноги.
Последнее, что успел увидеть вампир — лицо Аммита, соткавшееся из тумана. А последнее, что услышал:
— Я просто чуток постарше, вот и все.
Аммит пинком отправил вниз догорающие останки. Не позволил себе смотреть туда, где лилась кровь, не позволил торжествовать мизерную победу. Весь его успех объяснялся лишь тем, что он уже видел такую же тьму средь бела дня. И еще тогда успел убедиться: такая тьма ничем не хуже настоящей, она позволяет вампиру менять форму.
Вновь и вновь меч врезается в стонущую пластину на крови графа Кэлпота. Графа, который тоже видел ту давнюю битву. С тех пор он сделался одержимым. Играл со светом и тенью у себя дома, искал пути, по которым можно запустить в душу достаточно тьмы, чтобы презреть свет солнца и стать самым могущественным из всех. Но не преуспел за тысячелетия. И теперь его кровь сдавалась под напором силы Аммита.
Еще один удар, и крышка полетела вниз, звякнула об пол. Аммит прыгнул следом, освещая темноту мечом.
Первого вампира убить получилось случайно, не иначе — Милашка снесла ему голову, пока он поворачивался, и поспешила поджечь ее взглядом. Тот же, на которого налетел Саспий, резво отбил атаку. Хотелось крикнуть: «Отойди!» — но крик замер на губах. Куда отходить? Здесь уже не спрячешься. И неумение биться — не повод скрываться от судьбы.
Милашка налетела на этого вампира, зажгла лезвие своего меча. Брызнули искры, заметались языки пламени. Силен… Как же он силен! Даже в ту ночь в Мертвом Яре она не встретила противника столь же опасного.
Саспий пытался атаковать его сбоку, сзади, но каждый раз отлетал в сторону, едва не выронив меч. Слава Реке, хоть руки у него сильные!
Беглый взгляд на фургон. Две фигуры сражаются на крыше, в одной легко узнать Аммита. Но вот фургон скрывается непроглядной темнотой. Пасть дракона открывается и перемалывает очередного вампира, кровь брызжет так, будто тысяча сердец бешено колотились в этом теле.
Целые бури огня летят в дракона, колышется тьма, потревоженная, яростная. Вот снова виден Сардат. Он поднимает меч, шагает наружу… Нет, этого нельзя понять, невозможно даже толком увидеть — глаза болят, коснувшись чего-то запредельного, разрывающего ткань привычного мира. Тает, слабеет дракон. Сардат наносит удар за ударом, клинки вампиров переламываются, будто деревянные. Одного из них Сардат хватает за волосы, подтаскивает к себе и пьет кровь. Тот визжит и трепыхается, будто бессильное дитя. Рывок — и голова летит в фургон, разбивается вдребезги о стальную стенку. А Сардата вновь обнимает черное пламя.
Люди гибнут один за другим. Вампиры отмахиваются от них, будто от назойливых насекомых, не дающих сразиться с главным врагом. Каждая смерть болью отдает в небьющемся сердце. Этот удар могла бы отвести, этого успела бы оттолкнуть… Но она здесь, снова и снова защищает одного человека, и в конце концов только он единственный останется в живых. И может ли она поступить иначе?
— Сардат! — Сама не узнала своего визга.
В глазах противника вспыхнуло злобное торжество — узрел слабость и едва ли понял, что за имя она кричит.
Сардат услышал. Тьма стала гуще, только огонь клинков еле-еле разгонял ее.
Вампир взлетел в воздух, заметался и оборвался крик. Тело исчезло из виду, и тут же пошел дождь. Кровавый дождь.
— Спасибо, — выдохнула Милашка.
Меч другого вампира, почти соприкоснувшись с плотью беззащитного человека, отлетел, отбитый ее клинком.
Внешний мир остался где-то там, далеко. Приглушились звуки битвы, вспышки огня досюда не достают. Только горящий меч Аммита — вот и весь свет. Но его хватило, чтобы увидеть две фигуры у дальней стены.
Первая — вампир. Дрожащий от ужаса, с выпученными глазами и открытым ртом. Стоит, держа кинжал у горла второго. А вот этот, второй…
Аммит не смог бы узнать в изможденном, безнадежно старом человеке Ратканона, если бы не знал, что это он. Впрочем, даже сейчас закралось сомнение: а не для отвода ли глаз затеяна вся эта перевозка? Быть может, настоящий Ратканон уже давно мертв, а это — случайный старик из барака?
Кандалы притягивают безвольные руки и ноги к балкам каркаса. Серые патлы, свисая с поникшей головы, закрывают впалую грудь. Единственная одежда — старые рваные штаны. И только по их размеру, по тому, что их пришлось прихватить веревкой, можно догадаться: этот человек не всегда был таким.
— Шагни — я ему глотку перережу, — пообещал вампир. — Слова не скажу! Шаг — глотка!
— Да ладно? — прошипел Аммит. — Так-таки и не скажешь? А мне вот думается, что ты будешь умолять меня остановиться до последнего.