— Что же сейчас со мной творится? — прошептала Арека, прижимая ладони к груди. Там, глубоко-глубоко, колотилось, грозя разорваться на части, сердце.
— Жизнь, — не задумываясь, ответил Мальчик. — Ты живешь, Арека. Впервые за долгое время стучит твое нежное сердце. Теперь будет больно. С каждым днем все больней и больней. Но ты обещай, что не заплачешь, когда я сгорю. Нет, не твои, но другие слезы боль усмирят от огня.
— Так говоришь, будто правда умереть собрался. — Арека все еще не решается ни поднять взгляд, ни отереть слезы. — Тебя ведь Атсама любит, что с тобой случится? Да она за тебя любому голову оторвет.
— Должно быть, не любому, да и не она, — как-то туманно ответил Мальчик. — Закрой глаза, Арека. Не думай ни о чем, я хочу проститься.
Она закрыла глаза, и все мысли, послушные его просьбе, разбежались.
«Прощай».
Так называлась эта песня без слов — «Прощай».
Сиреневые и голубые завитки звуков. Розовые, и совсем немного алых, будто пролитая кровь. Они заполнили тьму, закружились, размазались и слились в один нежный цвет, которому не было названия. Цвет и звук.
Арека ощутила пожатие и, стиснув пальцы его руки, прогнала глупую мысль о том, как он продолжает играть. Остальные мысли ушли сами, когда он поднял ее со скамьи и закружил в такт музыке; когда под ногами исчезла земля, а волосы разметал холодный ветер.
— Мы под самыми звездами, — прошептал он. — Их свет обнимает тебя.
Арека чувствовала его объятие, его губы и дрожала, и слезы струились бесконечными потоками. Холодный свет звезд пронизал насквозь, но внутри из искры разгорелось пламя.
— Храни его, — разлетелся шепот. — Вечность храни. Помни, как взлетела к звездам, но забудь безымянного.
— Я запомню, — шепнули непослушные губы.
Ветер утих, но осталась музыка, вновь разбившаяся на тысячи оттенков. Арека вдохнула запах старых книг, шелк простыни скользнул по беззащитной коже. И прикосновение, от которого она забыла, как нужно дышать.
Прощай, прощай, прощай, — пели голоса звезд.
Невесомые пузыри дивной музыки ринулись в нее, переполнили сердце и душу и с выдохом, со сдавленным вскриком улетели к звездам, погрузив мир в спокойную, умиротворяющую тьму, уступив тишину цикадам.
— Прощай, — услышала Арека.
— Прощай, — ответила она. И, прежде чем сон одолел смущенный рассудок, успела сжать в объятиях свет звезды.
— Поздравляю.
С трудом, будто весь день накануне провела в поле, Арека разлепила веки. Грязно-желтый свет утреннего солнца вливается в раскрытое настежь окно библиотеки. Атсама сидит в кресле и смотрит со странным выражением лица.
— Что ты сказала?
— Поздравляю, — громче повторила Атсама.
— Позд… с чем? — Арека покраснела, вспомнив беспорядочные видения минувшей ночи, но, несмотря на смущение, на губах расцвела улыбка.
Атсама заметила ее гримасу и усмехнулась, но тут же посерьезнела. Взгляд устремился в окно, пальцы выбивают неровную дробь на подлокотнике. Арека замерла, прижимая к груди простыню. Удары сердца все чаще, все сильнее, а вот кровь от лица отхлынула.
— Он вернулся.
Сбился ритм. Атсама с досадой прищелкнула пальцами и забарабанила вновь. Гулкий, тяжелый звук, как от капель дождя, бьющих по крыше.
— Кто? — Губы шевельнулись, но в груди не оказалось воздуха, чтобы вытолкнуть звук наружу.
— Он требует тебя.
Теперь Атсама глядит на нее. Арека смотрит и смотрит, не в силах поверить, стараясь отыскать лазейку. Но сон все дальше, солнце все выше, а вызов в глазах герцогини слишком страшен, чтобы принять его. Арека зажмуривается, коротко кивает.
Скрипнуло кресло.
— Прикажу подать завтрак.
И еще, спустя секунду:
— Жду в столовой.
Лишь только закрылась дверь библиотеки, Арека отбросила простыню. Одежда в беспорядке разбросана по полу, и Арека быстро ее собрала. Бросилась к окну. Утро. Люди и баронеты ходят, переговариваются. Прикусив нижнюю губу, Арека метнулась к дверям.
Коридоры, картины на стенах.
Вот и выход, свет солнца обжигает глаза. На миг замерев, Арека движется вокруг дома.
Скамейка. На ней развалился матерящийся мужик. Он пытается надеть явно малой сапог и на чем свет стоит костерит какого-то «сопляка», что убежал в его ботинках. Рядом хохочут другие мужики и бабы.
Его нет.
Арека смотрит на длинное дощатое строение. Вот она войдет туда, вот двинется между рядами коек. Видит его. Он лежит, такой бледный и беспомощный, как звезда, от которой днем осталось лишь смутное воспоминание. Что им даст эта нелепая встреча?
«Прощай».
— Ну не могу же я так, — прошептала Арека.
Подалась вперед, но рука опустилась на плечо. Арека остановилась. Понимала, что дрожит от рыданий, но не могла сдержаться. Хотела обернуться и обнять ту единственную, кто хоть что-то понимает, но и этого нельзя. Не здесь, не сейчас. Никогда.
— Завтрак на столе. — Мертвый, глухой голос.
— Да, — кивнула Арека и отвела взгляд от барака. — Да, идем.
После завтрака, не сказав друг другу ни слова, они пошли пешком, провожаемые удивленными взглядами баронетов. В прошлый раз, ночью, мертвый Кармаигс казался пугающим, но сейчас, при свете дня, он вселил в сердце Ареки настоящий ужас. Но только не за себя.
Пустые улицы, освещенные ярким светом, кричали о смерти. Выбитые окна, болтающиеся на петлях двери, одинокий крик птицы в тишине… Теперь и думать нечего о том, что город просто уснул. Город мертв, вот что ощутила Арека. А до бараков просто не успел добраться тлен.
На середине пути дорогу перебежала галдящая стайка ребятишек. Арека углядела несколько знакомых лиц и даже вспомнила имена. Сэгда, Унтиди… Не сразу поняла, куда они бегут, почему сейчас, здесь звучит смех.
— Школа, — тихо сказала Атсама.
Арека кивнула. Остановившись, они смотрят вслед детям, скрывшимся в переплетении улиц. Старый дворецкий Кастилоса продолжал бессмысленную войну, всеми забытый.
— Скажи правду, — попросила Арека, — на что он живет?
— Сама как думаешь? — поморщилась герцогиня. — Пошли. Нас ждут.
Арека кивнула. Она давно привыкла слышать не слова Атсамы, не голос даже, а что-то за ними. Что-то, что без обиняков говорило правду.
— Зачем тебе это?
Возможно, это был первый раз, когда ответ прозвучал одинаково. И слова, и голос, и то, что за ними, ответили разом:
— Не знаю.
Чудовищная исповедь, наизнанку вывернувшая душу. Арека не стала копать глубже.
Последний участок пути Арека едва проползла. Та сила, что обосновалась в башне, уже издалека стиснула волю своей игрушки черными ладонями. Еще чуть-чуть, и раздастся треск…
И тут, второй раз в жизни, Арека услышала исповедь Атсамы:
— Найди что-то, что нельзя уничтожить, и береги. Все равно, что это. Мечта, воспоминание, предмет, который ты не потеряешь. Даже если тебя разнесет на куски, даже если тебе придется душить сотню младенцев в день, так ты сумеешь выжить.
В памяти возникло лицо Мальчика.
— Что-то, что никогда не умрет, — сказала Атсама и ускорила шаг.
А Мальчик упрямо заиграл на свирели, не желая уступать место ничему другому. Улыбнувшись, Арека догнала Атсаму. Стало легче идти, хватка ослабла.
Громкий голос доносился издали. Резкий, отрывистый, полный лживых и презрительных ноток.
— Началось, — прошипела герцогиня, и глаза ее полыхнули красным.
Миновав ворота, Арека ахнула. Обычно все эти люди выбирались наружу маленькими группками, но теперь все до единого жители бараков высыпали во двор. Колышущееся море людей окружило крепость, многие сидели на крышах бараков.
«Как же они там все помещались?» — удивилась Арека. Казалось, загони людей обратно, и они едва смогут стоять, стиснутые в невообразимой тесноте.
Недалеко от двери в башню на сколоченном наспех помосте стоял барон Ринтер. Арека видела его несколько раз, но очень уж давно.
— Оголодавшие орды Востока идут сюда, чтобы отнять ваши земли, вашу еду! — кричал он, оглядывая затаивших дыхание людей. — Они — дикари. Им неведома жалость. Они убьют всех мужчин, а женщин заберут себе для утех. Они презрели Алую Реку и молятся солнцу! Ваших детей заставят поклоняться бездушному светилу.
Протискиваясь вслед за Атсамой через толпу, Арека смотрела на лица людей и пыталась понять, как они относятся к этой речи. Люди слушали внимательно, и постепенно в их глазах распускались цветы ненависти и страха.
— Но величайший король Эрлот в своей мудрости предвидел это. Вы проклинали его за эти бараки? Так начинайте благословлять, потому что он дал вам жизнь. Когда придет время, вы получите больше, чем мечтали. Те, кто идет поработить вас, станут вашими рабами.
— Эй, малыш, — окликнула Ринтера Атсама. — Папа знает, чем ты тут занимаешься?
Если бы сердце Ринтера билось, он побагровел бы от этих слов, ведь в ответ на них по толпе прокатился смешок. Те же люди, что передавали по цепочкам речь Ринтера, пересказали слова Атсамы, и если те, что стоят перед бароном, ограничились спрятанной в кулак ухмылкой, то с заднего двора громыхнул настоящий раскат хохота.
— Поучись-ка говорить уважительно! — взвизгнул Ринтер. — Я теперь — лорд.
— О, совсем большой стал, — улыбнулась Атсама, вызвав новые смешки. — Ну а я все еще герцогиня. Так что спрыгивай со своего насеста, вставай на колени и хорошенько оближи мне сапоги — запылились. Ну? Долго ждать не буду, спалю на месте.
Арека с испугом посмотрела на суровое лицо Атсамы. Не с ума ли сошла? Ясно ведь, что Ринтер выполняет приказ. Но черты лица герцогини быстро смягчились.
— Шучу, малыш, — улыбнулась она. — Продолжай. Ты остановился на том, как поработители поработятся порабощенными, или что-то в этом духе.
Схватив Ареку, она поспешила войти внутрь башни.
Окинуть взглядом место, которое до недавних пор привычно звала домом, Арека не успела. Со стороны обеденного зала вышел облаченный в неизменно черные одежды господин Эрлот, и улыбка на его устах, искренняя и добрая, напугала Ареку так, что задрожали колени.