Подойдя ближе, Эрлот кивнул в ответ на реверанс Атсамы, но взгляд его не отрывался от лица Ареки.
— Да уж, — прозвучали первые слова короля. — Все это было необходимо?
Как же быстро забылось это жуткое чувство, когда взгляд господина пронзает душу насквозь и не оставляет никаких тайн. Арека покраснела, но не смогла ни отвернуться, ни опустить веки.
— Ей стало плохо, я приняла меры. — Голос Атсамы звучит спокойно, даже вальяжно. — Мы ведь знали, что люди без кровопусканий…
— Это я могу понять, — перебил Эрлот. — Не понимаю лишь, как ты позволила испачкать простыни другой кровью.
Лицо горит, от слез все расплывается, но Арека стиснула зубы. Главное сейчас выстоять, а потом…
— Ах, это… — Смех герцогини так натурален. — Ну, детишки заигрались, что поделаешь. Не думала, что это — проблема.
«Что он может увидеть в моих глазах? — думала Арека. — А что узнает, когда…»
Ей не достало духу подумать об этом словами. Лишь яркий образ — и почти настоящее чувство, когда клыки пронзают шею. Сейчас Арека глядит на плотно сжатые губы господина и готова трястись от ужаса. Все неправильно, все слишком чудовищно, чтобы быть правдой. Если вот это — ее жизнь, и это существо ей — и повелитель, и возлюбленный, то что же осталось там, в маленьком, спрятанном в лесу домишке? Что, если не жизнь?
Эрлот улыбнулся:
— Поломали мою игрушку. — Со вздохом потрепал Ареку по волосам. — Ничего. Все можно починить, или собрать из обломков новое. Иди к себе, я навещу тебя позже.
Арека слишком поспешно ринулась к лестнице, но Эрлот не обратил на нее внимания. Теперь его взгляд сосредоточился на герцогине. Атсама выдержала с достоинством.
— Как в городе?
Атсама поморщилась и, не дожидаясь приглашения, прошла в обеденный зал. Она двигалась, как хозяйка, и Эрлот покорным гостем следовал за ней. Позволял играть.
— Все движется, как должно. — Атсама опустилась в кресло. — С единственным исключением: летучие мыши к большинству графов вылетели с запозданием.
— Причина? — Эрлот сел в кресло рядом, вполоборота, подчеркивая неформальный характер беседы.
Атсама старалась не допустить на лицо ни единого чувства. Даже с молчавшим сердцем нелегко. Хочется сбежать и забыться. Как и всю жизнь, только, наверное, сильнее.
— Каммат, Олтис… — Герцогиня зевнула и махнула рукой. — Думаю, ты ждал от них подобного.
Эрлот тихо рассмеялся:
— И что же предлагали? Полынь?
Атсама улыбнулась, а в голове пролетела вереница сохранившихся в памяти лиц. Кто еще из баронетов доносит? Хотя, возможно, Каммат и Олтис действовали по приказу, чтобы проверить ее. Или же течь у них в лодках…
— Полынь, что же еще. Думаешь, им хватит духу напасть в открытую?
Эрлот посерьезнел.
— Почему не приняла предложение? Почему даже не задумалась?
Только сейчас, спокойно и расчетливо, герцогиня позволила себе потупить взгляд.
— А зачем? — Дернула плечом, будто мысль отгоняла. — Ты уничтожаешь мир, но хотя бы знаешь, что делаешь. Они отработают в три раза быстрее, но при этом будут бегать ко мне каждый день и просить помощи.
Обдумав ответ, Эрлот кивнул.
— А что ты ожидал услышать? Признание в любви?
— Ну, было бы неплохо услышать подобное хоть раз в жизни, — улыбнулся король. — Говорят… — тут он рассмеялся, — что от таких слов замирает сердце.
Не удержавшись, герцогиня фыркнула и тут же прикрыла рот кулаком.
— Я бы с радостью, да не люблю лгать, — сказала, откинувшись на спинку кресла. — Обратись к своей зверушке. Она стосковалась.
— Что, устала изображать лучшую подругу?
Из тысячи мыслей, хороводом промчавшихся в голове, герцогиня выбрала по наитию одну:
— Нет, мне действительно с ней интересно.
Удивленный взгляд Эрлота послужил великолепной наградой.
— Раз уж об этом заговорили, я бы хотела обратиться… Думаю, ты понял. Если вдруг захочешь другую игрушку, я бы забрала эту. Или приняла бы в дар, например, за хорошую службу. Только не обращай ее, хочу сама дать девчонке кровь.
Эрлот молчал, глядя на Атсаму. Та хранила на лице безучастное выражение. С улицы донесся особо громкий взвизг. Указав пальцем на дверь, Атсама вскинула брови:
— Ринтер — лорд?
— Я опрометчиво обещал лордство тому, кто достанет принцессу.
Атсама подалась вперед.
— Давай-ка с начала. Ринтер же присматривал за Ливирро. Погоди… Ирабиль объявилась на севере?
Эрлот кивнул. Атсама нахмурилась, зашевелила губами, будто что-то высчитывала. Потом вновь откинулась назад:
— Несчастное дитя… И что же дала ей Река?
— Кастилоса, — зевнул Эрлот. — Увы, ничего больше.
— И чем все закончилось?
Эрлот усмехнулся, изучая взглядом каменный пол.
— Расскажу как-нибудь в другой раз, еще будет подходящий случай. Как ты смотришь на то, чтобы провести охоту? Несколько жертв, чтобы было интереснее…
Атсама с видимым трудом отвлеклась от мыслей о принцессе Ирабиль и бывшем герцоге Кастилосе.
— Охота? — Пальцы пробарабанили по кожаному подлокотнику. — А почему бы и нет?
Неровное черное пятно на камнях так и не сумели отмыть. Портрет будто въелся навсегда в стену, и пусть изображения уже не разглядеть, от него все равно веет чем-то невыносимым.
Арека, держа канделябр с тремя горящими свечами, впервые за прошедшие годы стояла в этой комнате. В голове кружится одна и та же фраза: «Бывают люди, как звезды. Они лишь и могут сиять». Фраза наложилась на другое воспоминание. Похожая на куклу девчонка в пышном платье внимательно смотрит себе на ладошку, где, как цветок, распускается синее пламя.
Ни одного слова, произнесенного в крепости, Арека не могла считать своим. Поэтому, когда не хватало мыслей, а доверить воздуху нельзя, она беззвучно шевелила губами, вперившись взглядом в черноту на стене.
«Ненавижу тебя все равно. Хотя бы за то, что нет больше ненависти».
— Тебе все не дает покоя принцесса? — Эрлот ступил в комнату, бесшумно, как всегда. — В странствиях своих я встретил ее.
Арека взглянула господину в глаза. Свет свечей превращал его лицо в белесую маску.
— Поверь, милая, нам больше нечего ненавидеть.
— Она мертва? — До чего же спокойно звучат слова. До чего легко слушается тело.
— Можешь в этом не сомневаться, — улыбнулся Эрлот, и его холодный палец погладил щеку Ареки. Она прикрыла глаза, чуть подняв подбородок. Губы приоткрылись, уступая вздоху.
— Принцесса Ирабиль более чем мертва. — Шепот над самым ухом.
— Тогда зачем говорить о ней? — еще тише откликнулась Арека.
Укус. Исчезла крепость. Арека сидит на скамейке, глядя в небо. Там, высоко, будто созвездия, стоят двое: Арека и Эрлот, соединившиеся в поцелуе крови. Здесь, на скамье, настоящая Арека засмеялась. За один миг она трижды обманула господина: притворилась, что осталась прежней, подсунула вместо себя пустышку и, самое главное, убедила, что верит в его ложь. Все три раза Эрлот поверил.
Глава 38
Красное солнце заблудилось в переплетенных ветвях. Пятеро мужчин и четыре женщины молчат, переминаясь с ноги на ногу на краю полянки неподалеку от Кармаигса. Вампиры так далеко, лес так близко. Кажется, только шагни…
— Да уймись ты, никуда они без команды не денутся! — Олтис плюнул на землю и растер слюну носком сапога. — А даже если сбегут — что с того? В этом ведь суть.
— Поди найди их потом, — проворчал Ринтер, косясь в сторону людей.
Олтис перевел взгляд на Каммата, который с напускным безразличием прислушивался к спору. Заметив внимание лорда, дернул плечами, отошел в сторону. Серый плащ с откинутым капюшоном делал его похожим на бродягу.
— Слушай, Каммат, — не выдержал Олтис, — я уже не могу смотреть на твою голову. Отчего бы тебе не помолодеть, как все делают? Ну или хотя бы зайди ко мне как-нибудь за расческой.
— Не вижу смысла прятать седин, — отозвался Каммат, и рука его пробежалась по волосам. — Я жил немало как человек и гораздо больше — как вампир. И что, мне стыдиться этого?
Голос герцогини, выступившей из-за широкого ствола сосны, заставил вздрогнуть всех троих. Впрочем, не «вздрогнуть», а резко повернуться. Чтобы напугать вампира, остановившего сердце, внезапного появления мало.
— Он полагает, что седина делает его мудрее, — сказала Атсама. — Жаль только, что покупаются на эту байку лишь люди.
Ринтер захихикал, но быстро прекратил. В отличие от других лордов, Атсама не считала нужным скрывать своего к нему отношения. Ринтер с тоской покосился на широкую тропу, ведущую к полянке. Пусто. Король задерживается. И зачем было так рано приходить? — обругал себя Ринтер.
— По-твоему, я рисуюсь перед людьми? — Каммат удостоил герцогиню высокомерным взглядом.
— А что, это секрет? — удивилась та. — Ну, я про твои… Как ты это называешь? «Душеспасительные беседы»?
Каммат замер с открытым ртом. Олтис и Ринтер переводили взгляды с него на герцогиню и обратно.
— Что? — засмеялась Атсама. — Никто не слышал? Ну так позвольте, я расскажу.
— Что ты несешь? — невпопад ляпнул Каммат, но внимания на него никто не обратил.
Атсама, заложив руки за спину, принялась расхаживать по полянке.
— Да будет вам известно, — говорила она, — что лорд Каммат — величайший мыслитель. Жаль только, что мысли его не интересуют никого из вампиров. Впрочем, к чести седовласого мудреца стоит заметить, что вампиров вообще мало что интересует, помимо крови. Итак, что же он делает в своем имении?
Остановилась, окинула взглядом лица. Ринтера и Олтиса — заинтересованные, Каммата — яростное.
— Раз в неделю-другую господин Каммат собирает людей во дворе. У него есть специально подготовленные скамейки, простые, из неструганных досок. Сам же мудрец восседает на шикарном кресле, покрытом выделанной кожей…
— Атсама! — фальшиво улыбаясь, перебил Каммат. — К чему все это?
— Сейчас расскажу, спасибо за наводящий вопрос. Итак, устроившись в кресле, господин Каммат несколько минут сидит молча с закрытыми глазами и вздыхает. Говорят, в эти минуты у него бьется сердце. Он позволяет себе ровно три вздоха. Проверенное число. Если больше — люди начинают зевать, меньше — не успевают проникнуться благоговением.