— Я согласен помочь. Девчонке нужно время, чтобы отдохнуть, примириться со своим новым состоянием. Кроме того, пока мы никуда не торопимся.
— Мое предложение останется в силе навсегда.
— Ясно, — кивнул Кастилос. — Раз мы все решили — мне пора.
Он закрыл глаза, готовясь обратиться в стаю, но помешкал. Повернулся к Ливирро.
— Еще кое-что. Я обещал ей показать башню звездочетов. Не возражаешь, если…
— Завтра ночью, — кивнул граф, и его лицо впервые осветилось искренней улыбкой. Впрочем, она тут же померкла. — Позволь мне слегка облегчить твою голову. Вы, должно быть, гадаете, отчего так вышло с принцессой. А ответ до смешного прост. Река не дарит подарков. Она вкладывает в тех, кто достоин, и так же легко отнимает.
— По-твоему, Ирабиль не достойна вечности?
— Мое мнение здесь ничего не решает, дорогой друг. Нет-нет, не думай плохого, я чту законы, и если бы меня спросили, сказал бы, что на трон сейчас должна взойти новая королева Ирабиль. Но зачем Реке тратить дар на вампира, влюбившегося в человека, а значит, — и во всех людей разом?
Кастилос молча смотрел на Ливирро, лицо которого, с черными глазами, оставалось бесстрастным.
— Не очень-то справедливо…
Граф расхохотался.
— Справедливость! Кто говорит о справедливости, дорогой друг? Есть Река, есть люди, а мы — посередине, пытаемся оправдать свое существование между молотом и наковальней. При Эмарисе все было безупречно. Эрлот опустил чашу весов, и с соседней теперь гроздьями валятся те, у кого не хватило ума перепрыгнуть.
— А сам-то ты где?
Ливирро погрустнел.
— Сам задаю себе этот вопрос. А в ответ — тишина.
Когда-то давно, когда Левмир еще был странным мальчишкой, спасшим попавшего в западню волчонка, а король Эмарис правил Западом, принцесса Ирабиль сидела ночью на каменной скамейке у пруда и болтала ножками, пытаясь дотянуться до земли. Это занятие увлекло ее так сильно, что слова учителя, прохаживающегося напротив, исчезали, не достигнув ушей. В чувство принцессу привел легкий подзатыльник.
— Ай! — Она с обидой воззрилась на оказавшегося сзади Аммита. — За что?
— Мы тут как раз говорили об искусстве незаметного приближения к противнику, — улыбнулся тот. — Я решил показать наглядно. Как вы успели заметить, юная госпожа, туман — безупречный способ сбить врага с толку. Разумеется, вампир почувствует присутствие вампира, но если ночь туманна, ему это мало чем поможет. Сегодняшняя ночь прозрачна, как стекло, но я сумел обойти вас незаметно, и теперь вы мертвы. Я оторвал вам голову, ваше высочество. Уж простите.
Ирабиль поежилась, потрогала шею.
— Основное достоинство тумана — его неопределенность, — продолжал Аммит, усевшись рядом с принцессой. — Он окружает, и нельзя предсказать, где именно образуется враг. Лучше всего зажечь огонь. Пусть медленно, но он пожирает плоть тумана, и врагу придется либо отступить, либо напасть. Но вот вопрос. Что если вам нужно защитить от вампира человека?
Ирабиль не сумела скрыть испуга. Посмотрела на Аммита широко раскрытыми глазами, рот приоткрылся. Почему он так говорит? С чего бы ей спасать человека? Неужели знает что-то о ее визитах в Сатвир?
В голове будто захлопнулась дверь. Никаких больше ночных прогулок, хватит подглядывать за людьми. Должно быть, не зря отец так злится даже на ее разговоры с прислугой.
Дверь эта оставалась закрытой долго, до тех самых пор, пока однажды ночью очередной урок не прервался появлением стаи летучих мышей, навстречу которой из дворца вышел сам король Эмарис. Стая превратилась в хорошо одетого баронета, который тут же принялся кричать. На короля.
Принцесса впервые слышала, чтобы с ее отцом говорили в таком духе. С изумлением взглянула на Аммита, но тот и сам, хмурясь, наблюдал эту сцену, тогда как правая рука лежала на эфесе меча.
— Да что он вам такого сделал? — кричал вампир, и принцесса вдруг поняла, что он едва сдерживает слезы. А еще поняла, что отец совсем не злится, и не будет никакого сражения.
Эмарис протянул руки к гостю, взял его за плечи, и до принцессы донеслись его тихие слова:
— Освик не должен был умирать, я скорблю не меньше твоего. И если ты не намерен умирать за него сейчас, прошу, будь моим гостем, Санат. Отдохни. А утром мы обсудим твою судьбу.
Весь этот клубок воспоминаний развернулся в голове принцессы именно сейчас, в затопленной туманом гостинице, потому что она вспомнила те давние скучные слова учителя. Чтобы защитить человека от тумана, его нужно прижать к стене или дереву, и самой прижаться к нему так плотно, как только возможно, чтобы не дать туману возможности просочиться между, чтобы слиться с подзащитным в единое целое.
Осознанно или нет, но Роткир сейчас защищал ее именно так. Дышать почти не получалось, перед глазами все плыло, и, чтобы спастись от страха удушья, Ирабиль мысленно металась по воспоминаниям.
— Не твой брат? — процедил Роткир сквозь зубы.
«Брат? Санат?»
Она вспомнила его лицо той давней ночью, искаженное яростью, но все равно довольно красивое.
Моргнула, прогоняя видения, и вновь перед глазами туман. Разделившись на несколько струй, он постепенно окружает. Белые сгустки приближаются к лицу. Ах, если бы зажечь огонек…
— Нет, — прокряхтела принцесса. — Прическа другая. Издеваешься?!
— Ну, вдруг ты его как-то отличаешь?
Отличила бы, наверное, не забери Река дар. Впрочем, была еще возможность. Ирабиль прислушалась к своим чувствам. Страх одолевал, мешал мыслить трезво, но все же это был страх, самый обычный. Она прекрасно понимала, что может последовать дальше. Знала, что защитник из Роткира так себе, и что умереть они могут в любую секунду. Знала и боялась смерти.
Однако яд Кастилоса, все еще гулявший по венам, молчал. Будь рядом он, желай он напугать, простой страх превратился бы в ужас, терпеть который невозможно.
— Это не он, — шепнула принцесса.
— Эй, умник! — крикнул Роткир, будто лишь этого и ждал. — Ты меня знаешь, я быстро бегаю, и убить меня непросто. Прикончишь рыжую — граф узнает прежде чем успеешь салфеткой губы промокнуть. Она под защитой, понял? Сделай вид, что просто гуляешь, и уходи.
Щупальца тумана отползли назад. В очередной раз с трудом вдохнув, Ирабиль задержала дыхание. Неужели правда уйдет?
На полу образовалось семь сгустков, похожих на пушистых овечек. Прежде чем они изменили цвет, принцесса поняла, что сейчас будет.
— Волки! — выдохнула в ухо Роткиру.
Но тот и сам уже сообразил.
— Окно! — рявкнул он.
Шагнул вперед, повернулся. Ирабиль не успела даже понять, как и за что он ее схватил. Неприятный рывок, прошедший сквозь все тело, перед глазами завертелась комната, в уши рванулся звериный рык…
Ирабиль снесла бумажный экран, упала вместе с ним на кровать, которая, скрипнув ножками по полу, прокатилась от удара не меньше метра. Ветерок из окна коснулся кожи прохладными пальцами.
Страх гнал принцессу прочь. Скатилась с кровати, поставила ногу на подоконник. Одно движение — и…
Принцесса замерла. Кричит Роткир, рычат волки, но за ней никто не гонится. А если бы погнались, разве убежать человеку от волка? Разве скрыться ночью от летучей мыши?
Ирабиль опустила ногу на пол, повернулась к Роткиру. Зрелище семи волков со вздыбленной шерстью, нападающих на человека в гостиничном номере напоминало скорее нелепый сон, чем реальность. Роткир запрыгнул на спинку кресла, что-то швырнул в одного соперника, а когда прыгнул другой — свалился кулем и перекатился. Вот снова на ногах, встречает ножом следующую атаку.
Взгляд принцессы опустился. Из-под отодвинувшейся кровати, поблескивая золотым навершием, выглядывает рукоять сабли. Возможно, показалось, но Ирабиль почувствовала то, что Аммит называл «зовом крови». Сабля просилась в руку, пусть и могла служить лишь обычным оружием. Разве отец, король Эмарис, убежал бы сейчас? Да, он просто поджег бы всех волков разом и, не отрываясь от беседы, позвонил бы в колокольчик, вызывая прислугу. Да, его дочери и в былые времена такое могущество даже не снилось. Но все же… Разве можно просто сбежать, когда враг убивает твоего…
«Друга», — само собой выпрыгнуло слово. Времени с ним бороться не нашлось. Принцесса Ирабиль подняла саблю отца.
У вампира есть разные способы, чтобы подумать. Большинство предпочитает не запускать сердца, чтобы всегда принимать разумные решения, но лишь немногие понимают с годами, что решения эти становятся поверхностными.
Можно запустить сердце, позволить крови разнести мысль, разогреть тело, рассмотреть те мелочи, которые скрывались из виду раньше.
А еще можно разбить мысль на осколки, доверив каждый летучей мысли, и жонглировать ими, как клоун на площади Варготоса. Именно этим занимался теперь Кастилос.
Он неспешно кружил восьмерками над городом, перебирая осколки разговора с графом, выискивая скрытые смыслы и делая выводы. Эрлот, война, Река, бегство на восток… Но во главу стаи выбилась мышка, несущая совсем другую мысль, которая и в разговоре-то мелькнула как бы вскользь.
Роткир. Вот где проблема, решить которую, не обидев графа, нельзя. Вампир, который не знает, что он — вампир, но стихийно пользуется всеми преимуществами вечного. Кастилос не упустил ни одного взгляда, брошенного на него принцессой, но лишь теперь, перебирая осколки, смог осознать, почему его эти взгляды тревожат.
Начиная свой путь, он искал двоих: отчаявшегося мальчишку и высокомерную принцессу, но там, на черном берегу Реки, нашел нечто иное. Нашел целое, союз, в который они умудрились соединиться, и ощутил ту страшную силу, что явили они, взявшись за руки посреди алых вод.
Сами того не сознавая, веря в глупые сказки, вчерашние дети превратились в Судьбу целого мира. Не потому ли Река разделила их? Не потому ли забросила Левмира в те места, о которых даже легенд почти не осталось, а силу принцессы сокрыла? Именно сокрыла, а не украла, ведь Кастилос слышал, чувствовал ее в тот миг, когда воскресала память о Левмире.