— С кем? — поморщилась Атсама. — Где ты это слово нашла?
Вместо ответа Арека продемонстрировала обложку книги, в которой трое вампиров называли людей «простецами» и «простушками».
— Так давно никто не говорит, да и раньше — редко.
— Тебе неприятно, что я так себя назвала? — спросила Арека.
В этот момент слуги принялись сервировать стол, и Атсама молча сверлила улыбающуюся Ареку взглядом, пока они не удалились. Арека тем временем села напротив своей покровительницы. Между ними лишь узкая часть стола. В отличие от Эрлота, Атсама не любила сидеть во главе.
— Нашли общий язык с Барклом? — спросила герцогиня, пригубив вина.
— Это баронет, которого ты ко мне приставила? — Арека подняла свой бокал и тоже отпила немного. — Он отказался назвать свое имя человеку.
— Вот мерзавец! — воскликнула Атсама. — Давно хотела спалить… А это что такое?
Взгляд герцогини остановился на чем-то, находящемся за спиной Ареки. Белки глаз потемнели, но Арека видела такое слишком часто, чтобы испугаться. Так, мелкая житейская неприятность, вроде тучки, набежавшей на солнце.
— Ты очень красиво рисуешь, — сказала Арека, изящно разделывая запеченного окуня. — Мне понравились все твои картины, но эта, кажется, лучшая. Почему ты ее не повесила?
Арека едва заметила, как, сорвавшись с места, Атсама подбежала к стене. Замерла на миг перед картиной. Ночь. Хромой мальчик, сидя на скамье, играет на свирели. Музыка розово-голубыми завитками опутывает его пальцы, летит вверх, к равнодушному и холодному блюдцу луны, растекается по земле, касаясь каждого из собравшихся вокруг людей.
Картина вспыхнула, по столовой поплыл маслянистый запах горящей краски. Арека не успела вскрикнуть, а чудесная музыка обратилась в пепел. Герцогиня вернулась за стол, позвонила в колокольчик. Тут же прибежала служанка.
— Убери там, — махнула рукой Атсама.
Арека молча смотрела, как она отрезает кусок рыбы, запивает вином.
— Твое суждение далеко от истины, — проговорила Атсама, словно продолжая светскую беседу, прерванную звоном упавшего бокала. — Да, я пыталась рисовать людей, но — увы. Самые лучшие представители вашего рода едва ли достойны украшать собой стены отхожих мест. Не говоря обо всяких увечных. Но благодарю за комплимент, я знаю, что великолепно рисую. Приятно, что даже ты это понимаешь.
В глазах ее Арека не заметила злости. А вот бокал стукнулся ножкой о стол с таким звуком, что стало ясно: разговоры на сегодня окончены.
Шагая в потемках, Варт скрежетал зубами. Такого позора терпеть ему еще не приходилось. Утром он всех поднял, заключенных проверил, завтраком накормил, с барачными поговорил — все было прекрасно. Не успели шагу сделать, как нарисовался Рэнт и заявил:
— Командир отбой дает, отдыхайте пока.
Ляпнул и ушел. А Варт остался обтекать. «Командир отбой дает»! Надо же! А он, Варт, — пустое место. Сунулся было к Милашке (которую до этого прозвища никак и не звали — не говорила имени) за советом, а та лишь отвернулась, да буркнула:
— Ну и ладно. Отдохнем хоть.
Да не нужна, ни на миг не нужна ему власть эта! Ходил спокойно под Ратканоном, горя не знал, жизни радовался. Но вот случилась беда — пришлось взвалить на себя. А теперь что? Взять, да и уступить первому встречному вампиру? А Ратканон-то, ежели получится его спасти, что на это скажет?
В путь тронулись за полдень, когда «командир» изволил приказать. И тут уж, конечно, давай наверстывать, едва ли не бегом. Детей хнычущих — на лошадей погрузили. Тут бы, по-хорошему, и лошадей-то оставить, только мешаются. Так ведь на себе много не утащишь. Мороки — кошмар, а толку… Толку Варт пока не видел. Зачем вся эта прорва народа? Ладно б хоть оружия на всех хватило. А то больше половины, вон, — палок наломали и шагают с важными рожами. Кинься ты на вампира с этой палкой, глянем, куда он тебе ее запихает. Вояки, тоже мне…
Варт сплюнул в сторону.
— Э, ты осторожней будь, — тут же послышалось оттуда.
— Ой! — вздрогнул командир, пытаясь опознать голос. Темнело стремительно. — Извиняй, не заметил.
— Да ладно, бывает. Что, тоже плюешься?
Наконец, Варт узнал голос Рэнта. Баронет говорил тихо, доверительно, и Варт подстроился в тон ему:
— А как тут еще? Поразевали рты, да прутся за этим недоноском. Надо же, плащ у него, видите ли, клыки отрастил! А он что хочет, то и творит. Этому, старому, кажется, и дела нет, себе на уме.
— Это да, — вздохнул Рэнт. — Старый с ним чего-то размусоливает. А надавал бы как следует — оно, авось, и в пользу бы пошло. Видал бы ты, как этот недоносок девчонку лупцевал — у меня аж ноги отнялись. Разве можно так? И она тоже… Нет бы отойти подальше — липнет к нему, дура такая.
— А девки все так, — махнул рукой Варт. — Найдут срань какую-то и давай с нее пылинки сдувать. У нас в деревне одна с пьянчугой жила, так на ней места живого не было. Уж сколько мужиков нормальных подступались — бросай ты, мол, своего подонка! Куда там. Улыбается только, да ползет под крылышко. Вот такие-то они все и в бараках потом жизни радуются.
Варт разошелся и слишком поздно сообразил, что откровенничает перед вампиром, который не так давно тех самых барачных на выпас гонял. Сразу осекся, но Рэнт, заминки не заметив, подхватил:
— И не говори! По-человечески-то я, может, даже и со всем согласен. Вампиры уж поперек глотки всем, и если есть какая оказия их опрокинуть — давай опрокинем. Только что уж, обязательно вот так всех мордой в грязь? Сами-то кто? Одних вампиров скинем, других поставим — то-то счастье! Бараки в красный цвет перекрасят, да похмеляться по четвергам запретят?
— Верно говоришь, — опять забылся Варт. — Но я те так скажу: старый-то нормальный. Он, глянь, и не лезет особо. Видно, у него там свой интерес — морду королю набить, или еще чего. А вот молодой этот… Не, вот это — зверь лютый.
— На тракту-то старый кошмарил, — засомневался Рэнт.
— Ну, я того не видал. Да только одного доходягу спалить — оно не кошмар. Зато целую толпу увели.
— Ну… Да, — бормотал Рэнт, смутно понимая, что где-то вкралась ошибка, но обнаружить ее не мог.
— Старый понимает, что люди сами должны управляться. А этот — нет. Вот ты! Вампир же?
— Ну.
— Гну. Не лезешь ведь командовать!
— Да с меня командир такой…
— Да не в том суть! Умом-то понимаешь, что люди — сами по себе, а вампиры — сами?
— Так-то оно и правильно…
— А Сардат? Ты глянь-ка, чего вытворяет? Нет, брат, я тебе так скажу: надо с ним решать. Либо пусть место свое знает, либо идет отселе.
Рэнт долго шагал молча. Варт, затаив дыхание, прислушивался. Что-то сейчас скажет? План уже созрел, простой и действенный, как и любой толковый план.
— А чего ему — морду, что ли, набить? — наконец, выдал Рэнт. — Я уж пробовал, не дается.
Варт с облегчением рассмеялся.
— Морду набить! Не, толку не будет. Тут похитрее надо сделать. Слушай, что скажу.
И он, наклонившись к собеседнику, принялся шептать ему на ухо.
— Обед.
Перед Сиерой брякнулась миска. Наполовину пустая, даже не расплескалось ничего. Сардат встал напротив, неторопливо работая ложкой и открыто глядя на сидящую девушку.
Сиера отвернулась, посмотрела в глубину леса, где между деревьями мостились люди, вполголоса переговариваясь. С наступлением сумерек громкие разговоры заканчивались. Легкий туман, щелчок ветки в чаще, хлопанье чьих-то крыл — все казалось предвестием нападения. И раз за разом десятки пар глаз обращались к вампирам: не встрепенутся ли? Но вампиры хранили спокойствие, и вместе с ними успокаивались люди. Пока еще их не нашли.
— Ну ладно, извини, — ужин, — поправился Сардат. — Мне что, колено преклонить?
Сиера не успела ответить — ее прервал голос Рэнта:
— Да не голодная она, командир, я уж подступался. Не лезь к человеку.
— Скройся с глаз, — велел ему Сардат. — Тут я буду решать, кто голодный, а кто нет. Хочешь завтра весь день без еды сытым быть?
Может, Рэнт и посмеялся в мыслях над угрозой, но благоразумно отошел подальше — туда, где сидел в одиночестве Аммит. Сардат же вновь посмотрел на Сиеру.
— Слушай, ты это… Прости за ту гадость на полянке. Да и в доме барона тоже…
Сиера вздрогнула, сжала кулаки.
— Там ничего, кроме гадости не было, — шепотом отозвалась она. — Никогда.
— Возможно, — легко согласился Сардат. — А голодовка — все ж не дело. Поешь сама, или с ложки покормить? Я запросто.
Наконец, Сиера повернулась к нему. Сардат тут же опустился на корточки, их лица оказались на одном уровне.
— Не хочу я, не могу, — призналась она. — Не лезет, правда.
Покончив со своей порцией похлебки, Сардат отставил миску в сторону.
— Я поговорил с этим чучелом. — Кивок в сторону Рэнта. — Он мне про тебя рассказал немного. Знаешь, как по мне — чушь полная. Ты попыталась, у тебя не получилось. Да, жаль. Да, грустно. Только деревня ведь и без тебя бы накрылась.
Сиера опустила веки. «Деревня и без тебя бы накрылась». Просто у него все, даже смеяться хочется. Как ему объяснить, что действительно — ничего не сумела изменить тогда, зазря свою жертву принесла, и вот оно — наказание. Жить день за днем, лишившись корней, будто ветром несомая.
— Ты кем в своей деревне была? — Голос Сардата стал жестче. — Никем. Заруби себе это на носу: никем. А я за поселок отвечал, там каждый мне в рот заглядывал. Мужики в три раза старше слушались, как пострелята. И я принял решение — попытаться спасти поселок. Теперь его нет. Моих друзей нет. Мать только еще, может, жива где-то. Да, без нашей попытки крови было бы меньше. Но мы поверили и сделали, а не тупо стояли баранами, как все эти ваши… — Он сплюнул в сторону притихших, укладывающихся спать людей. — Вот и ты тоже — поверила и сделала. Да, глупость. Ну так что ж? Я людей на смерть отправил, и мне от этого так погано, что словами не сказать. Но я зачем-то выжил. И, раз так, буду жить. И жизнь покажет, что я все сделал правильно.