— Я и без тебя ее получу.
— Нет! — Барон ухмыльнулся, и схватил гниющей рукой Сардата свою — белую и гладкую. — Вот этим ты ее убьешь. Вот это стоит между вами. Капля моей крови, смешавшись с твоей, могла бы свести тебя с ума. А ты отхватил целую руку, безумец. Руку, которая убивала людей просто так, ради развлечения. И ты скоро будешь таким. Разве один уже не получил свое?
Сардат услышал стон, обернулся. На ветке дерева покачивается истерзанный вампир в цепях.
— Это — не человек!
— Столь велика для тебя разница? На самом деле — нет. Я ведь говорил тебе, Сардат: мир — это вонючий подвал, куда спускаются такие мрази, как я, чтобы убивать. Добро пожаловать в подвал! Вот он, полюбуйся!
Он начал узнавать лица мертвецов внизу. Аммит. Сиера. Рэнт. Кастилос. Ирабиль. Левмир. Еще тысячи людей, лица которых казались смутно знакомыми — отголоски чужой памяти. Изломанные обескровленные тела подставляли безжизненные лица холодному лунному свету.
— Я никогда не причиню вред своим, я не такой, — прошептал Сардат.
— Ну разумеется. Только вот граница между своими и чужими очень тонка и в гневе так легко переступается. «Он посмотрел на меня пренебрежительно — он враг!», «Она улыбнулась другому — она враг!»
Барон все еще держал его за руку и, опустив взгляд, Сардат почувствовал, как мир начинает кружиться. Его рука… Рука барона…
— Время, Сардат! — закричал Модор. — Решай. Гнев или жизнь? Забери обратно свое, отдай чужое и будь, наконец, счастлив!
Откуда-то в его голосе прорезалось искреннее участие. Как будто Модор вправду хотел сделать Сардата, своего убийцу, счастливым. Но как? Отдав гниющую мертвую руку взамен живой?
— Ты, должно быть, смеешься, мразь, — оскалил клыки Сардат. — Хочешь сдохнуть еще раз? Да хоть сто подряд — мне это никогда не надоест!
Барон грустно посмотрел ему в глаза и кивнул:
— Так тому и быть, — вздохнул он. — Так, тому и быть… малыш.
Сиера задремала, но из сна ее вырвал низкий утробный рык. Открыла глаза и вскрикнула, отшатнувшись — на нее смотрели горящие черно-красным огнем глаза.
— Это я, — зашептала Сиера, чувствуя, что голос отказывается повиноваться, слова падают в пустоту. — Я! Понимаешь?
Такие знакомые пальцы стиснули ей горло. Пальцы барона.
Стало нечем дышать, потемнело в глазах. Отчаявшись вырваться, Сиера остановила сердце.
— Хоть сто раз подряд, — прорычал Сардат ей в лицо. — Никогда не надоест, мразь!
— А ну, отпрыгнул! — Будто молния, сверкнул, отразив луну и костер, меч. Лезвие прикоснулось к шее Сардата, и тот с воем вскочил на ноги. Сиера принялась дышать, расправляя смятую гортань, а глаза искали неведомого спасителя.
Им оказался Аммит. Меч в его руке опустился, отделив Сиеру, сидящую на земле, от Сардата.
— Чего он опять? — сонным голосом произнес Рэнт. — Вот… скотина!
Сардат повернул к нему голову и издал рычание. Словно ветер поднялся. Лишь краешком зацепил он Сиеру, но и этого хватило, чтобы дрожью пробрало до самых костей. Погас костер. Рэнт пискнул и, шагнув назад, упал.
— Сардат, — хрипло произнесла Сиера. — Не надо…
— Эй, папаша, — с деланным безразличием подошла к нему Милашка. — Ты чего эт…
От внезапного удара она улетела шагов на двадцать и, разметав заключенных, едва не угодила в соседний костер.
Люди просыпались, хватались за оружие, перешептываясь, пытаясь понять, в чем дело.
— Никому не подходить! — крикнул Аммит, шагнув к Сардату. — Парень, я даю тебе последний шанс притвориться, будто тебе просто дурной сон приснился. Ну?
Сардат зарычал снова, и Сиера съежилась от страшного чувства, но Аммит не дрогнул:
— Это твой ответ? Топор потерял?
Алые огни впились в Сиеру, вытягивая душу.
— На меня смотри! — прикрикнул Аммит.
Сардат отвернулся, из груди Сиеры вырвался вздох облегчения.
— Вы получите то, чего хотели, — прошипела тварь, лишь немного похожая на Сардата. — Сполна получите! — Он подпрыгнул к ближайшему дереву и, размахнувшись левой рукой, нанес удар.
Кто-то завизжал — должно быть, ребенок, — но остался без внимания. Каскад щепок, окрашенных алой кровью, разглядеть в темноте сумели только вампиры. Но удар, треск и покачнувшуюся сосну видели все люди.
После второго удара Сардат зарычал от боли. Третий удар — и Сиера за треском дерева услышала хруст кости. Дыхание перехватило. Только запущенное сердце больно колотится в груди. Сиера сделала движение вперед, но остановилась, увидев меч Аммита, неподвижно застывший перед ней — не то охраняя, не то пленяя.
Меч Аммита… Да разве? Это меч Модора, который, кажется, ни разу не пользовался оружием, зато любил собирать его, чистить и развешивать по стенам.
Взметнулось пламя костра, и почудилось Сиере, будто в языках его появилось лицо барона с грустной улыбкой.
— На! — взревел Сардат, сокрушая дерево. — Держи! Вот тебе, подавись!
От последнего удара рука — рука Модора! — повисла безжизненной плетью. А сосна, издав протяжный стон, наклонилась и с треском полетела на землю, ломая ветки других деревьев.
— Разбежались! — услышала Сиера вопль Милашки. Едва успела голову повернуть, как сердце само собой остановилось. Дерево, падающее на толпу людей, вспыхнуло черным пламенем.
Люди бросились врассыпную, перепуганные скорее мечущейся среди них Милашкой, чем действительной опасностью. Сиера выскочила из-за спины Аммита, доверившись внезапно прорезавшимся инстинктам. Кажется, прыгнула она волком, долетела до места летучей мышью, и только там, над хнычущим мальчишкой, склонилась в привычном облике.
Это тот самый мальчик, что жался к ней во время битвы. Сиере показалось, будто его парализовал ужас, но ужас оказался лишь следствием. Нога мальчика напоминала переломленную тростинку — затоптали в суматохе.
Бесценное мгновение ушло на глупую мысль: как вытащить его, не сделав больно? А потом в спину ударила волна жара, и Сиера перестала думать. Выбросив руки вперед, упала, прикрыв мальчика телом. Закрыла глаза, позволив всему огню из глубины души подняться туда, навстречу смерти. Не спастись, так хоть ребенку дать шанс.
Что-то кричала мать мальчишки. Сиера видела, как она ползет на коленях, как вытягивает руку, а глаза — глаза, широко раскрывшись, смотрят вверх. И в ее глазах Сиера видит пылающий ствол. Как же все медленно!
Перед Сиерой в землю втыкается копье — это все, что успевает сделать Милашка. Но ведь древко тут же переломится под весом огромной сосны, разве лишь самое маленькое мгновение добавится к жизни…
Сиера глубоко вдохнула, ощутив запах дыма, а сквозь него — удушающе-прекрасный аромат разгулявшегося лета.
«Все, наверное», — подумала она, не зная, как еще попрощаться с миром. В нужный момент все красивые слова куда-то уходят…
Что-то полыхнуло жарче прежнего, поднялся и оборвался крик…
Слишком долго ничего не происходит. Или, может, все уже закончилось? Надо посмотреть, открыть глаза.
— Ты… Ты так плачешь?
Дрогнули ресницы, поднялись веки. Сиера встретила взгляд мальчишеских глаз. Почему-то и страх, и боль исчезли из них. Почему-то на его щеках — красные капли. Вот еще одна упала, и еще.
— Да, — выдохнула Сиера и, подняв одну руку, вытерла глаза. — Извини…
Что-то, светясь, падало вокруг. Сиера подняла голову и лишилась дара речи. Медленно кружащиеся частички пепла сыпались на поляну, на раскрывших рты от изумления людей. Несколько красновато-желтых хлопьев легли на ладонь Сиеры и горели, не причиняя боли, еще пару секунд, прежде чем погаснуть и стать серыми.
— Красиво, — прошептал мальчик, глядя в небо.
«Да, — подумала Сиера. — Красиво. Как будто золотые песчинки».
Но долго любоваться она себе не позволила. Отстранилась от мальчика, села, уставившись на его ногу.
— Кто-нибудь кости править умеет? — Сама не узнала своего дрожащего голоса.
— Я могу! — тут же подскочила Милашка. — Ох, ты ж… Как неудачно. Варт! Метнулся быстро, две доски прямые нужны. Или палки. Да не тронь ты его! — Последнее относилось к матери мальчика, которая, наконец, доползла до сына и пыталась сгрести в объятия. — Не видишь, ему без того плохо. Варт! Я долго ждать буду? — И тут же — Сиере. — Слушай, а ты можешь укусить его, пока я делаю?
— Чего? — вздрогнула Сиера.
— Ну, вроде не так больно должно быть. И заживет быстрее. Сможешь?
Сиера медленно кивнула. От укуса вампира у людей действительно быстрее заживали раны, притуплялись болевые ощущения. Пожалуй, фавориты сами до некоторой степени становились вампирами, регулярно подставляя шеи господам. Но только сейчас Сиере пришло в голову, что можно использовать это и так.
— Не смей! — взвизгнула мать. — Не прикасайся к нему, ты, тварь…
— Я тебе сейчас копье в глотку забью, дура, если не заткнешься, — рявкнула на нее Милашка. — С мозгами не подружилась — беги, вон, деревья колоти. Можно сразу головой.
Сиера вытянула шею, пытаясь отыскать взглядом Сардата, но не нашла. Показался Рэнт, потерянно стоящий у костра, и все.
— Сардат сжег дерево? — с надеждой спросила, глядя в глаза Милашке, руки которой ловко разрезали ножом штанину мальчишки.
Она покачала головой:
— Нет. Аммит.
Сиера кивнула, и беглый взгляд Милашки не смог увидеть у нее на лице ни разочарования, ни горя.
— На! — К Милашке подбежал Саспий, протягивая два обломка. — До этого пока дойдет…
Милашка покрутила палки в руках, и тут даже до Сиеры дошло, что это — обломки копья.
— Вот ты сообразительный! — не то с восхищением, не то с хорошо скрываемым ядом в голосе заметила Милашка. Но тут же принялась за дело, бросив Сиере: — Давай.
Не позволяя себе задумываться, Сиера приникла губами к шее ребенка. Лишь в тот миг, когда клыки прокололи кожу, в памяти всплыло одно из многочисленных наставлений барона, которые он давал, пока она валялась в бреду под действием странных отваров: «Кровь ребенка — величайшее искушение для вампира. Ее вкус прекрасен настолько, что даже перворожденные не всегда могут остановиться. Бывали случаи, когда вампиры сходили с ума от этого вкуса и начинали убивать детей без остановки. Поэтому со временем сложилось правило: с детей до пятнадцати лет кровь брать нельзя».