— Я хочу побыть одна, понял? — Принцесса посмотрела на своего стража исподлобья.
— Понял, — кивнул Роткир. — Но тут я тебе не помощник. Видишь ли, мне тебя из виду выпускать нельзя. Будь ты страшная, я бы еще иногда помаргивал, а так — уж прости.
— А раньше!.. — выпалила принцесса.
— Могу как раньше, незаметно подглядывать, — кивнул Роткир. — Но вчера, шлепнувшись так же, ты разревелась, и мне теперь неудобно.
Принцессе казалось, будто ее заперли в бане, так горело лицо. Она резко отвернулась, подняв вокруг себя рыжую волну. Негнущиеся ноги сами по себе поднесли Ирабиль к изгороди. Шагов Роткира не слышно, значит, так и стоит, дом подпирает. На том спасибо.
Глядя на колючие ветки, принцесса пыталась найти причину своего смущения. Сколько раз ей приходилось падать? А сколько слез пролито при незнакомцах? Конечно, тогда она еше была маленькой…
— Но ведь я такая же, — шептала И, борясь с новыми слезами.
— Зачем тебе это? — Роткир уже не смеялся. — Поначалу я думал, ты просто время убиваешь. Но теперь сомневаюсь.
— Я не хочу быть слабой, — ответила принцесса. Несколько слезинок все же вытекли, и порыв ветра размазал их по щекам. Тихо… До чего же здесь тихо! С ума можно сойти. Как будто город вымер.
Голос раздался ближе — Роткир подошел, но остался на почтительном расстоянии:
— Нельзя стать сильной чуть-чуть. Есть слабые люди, есть сильные, и это дается с рождения. Некоторые, конечно, пытаются изменить судьбу. И у меня есть знакомцы, что валуны здоровые тягают, чтоб сильнее стать. Да только, знаешь… У одного из сотни выйдет. А когда выйдет, ему с другими сильными тягаться приходится, которые раньше его и не замечали. А там уж не победить, как ни старайся.
«А он — победит, — упрямо думала И, сжимая в ладони шипастую веточку. — Всех, до единого, и меня заберет».
Роткир продолжал говорить, подойдя еще ближе. Ирабиль напряглась, ожидая прикосновения, и вот на плечо легла рука. Должно было дернуться плечо, скинуть ненужное бремя, но… Не пошевелилось.
— Природа редко кого обижает, — почти над самым ухом звучат слова. — Каждому дает какой-то дар, который нужно научиться использовать. Одному — силу, другому — ловкость, третьему — ум…
— Мне только ничего не досталось, — прошептала И, недоумевая, почему до сих пор на плече — его ладонь. И почему когда Кастилос к ней прикасался, так не жгло беззащитную кожу?
— У тебя есть твоя красота.
— Толку мне с нее…
— Благодаря этому дару тебя есть кому защищать.
Лавина слов рвалась наружу. А чем повинны те, кто не красив? А если я лицо разобью? А состарюсь? А нельзя ли отдать эту всю красоту, а взамен получить столько силы, чтобы со всеми врагами разделаться? И самое горькое хотелось высказать: я не хочу, чтоб меня защищали! Это я — защитница, я спасительница! Вот что мне природа дала!
Ничего принцесса сказать не успела. Знакомый голос раздался от дома, заставив ладонь Роткира соскользнуть с плеча. Облегчение, легкая досада, испуг, быстро перешедший в ужас, добавились к чувствам принцессы.
— И сейчас мы на это представление полюбуемся! — сказал голос.
Повернулась. Барон Ринтер, улыбаясь, стоит на заросшей дорожке. В правой руке он сжимает мешок. Бордовый плащ колышется ветром, а из черных глазниц полыхают алые огни.
Роткир мотнул головой, будто высматривая кого-то.
— Этих потерял? — Барон тряхнул мешком, и по дорожке раскатились странные округлые предметы. Один из них Роткир остановил носком сапога.
Ирабиль закричала. Под ногой Роткира смотрит незрячим взглядом в небо голова Добряка.
Глава 32
Рэнт делал то, чего делать не умел совершенно — он следил за вампирами, обернувшись летучей мышью. Органов чувств только-только хватало, чтобы не врезаться в деревья, вело его нечто другое.
Сиера…
Ее лицо, ее улыбка, ее слезы, — вся ее душа звала, молила о помощи. И Рэнт, путаясь в ветвях, продолжал рваться следом.
А еще его влекла ненависть. Сардат… Ведь поначалу-то он зауважал этого парня. Но верно говорил отец: каждый парень хорош настолько, насколько хорошо относится к женщине. А этот? Ну ладно, избил сгоряча в подвале — можно было бы понять. А потом? Девчонка в лепешку разбивалась, а от него — ни слова доброго. То прикрикнет, то опять бить затеет. И почему, почему, скажи, Великая Река, именно за такими всегда толпами бегают девушки?
Что-то изменилось впереди — они приняли человеческий облик. Рэнт даже не сразу заметил, что лес закончился, что начался подъем. Пролетев немного, он укрылся за зубцом скалы и позволил сердцу стучать. До этого его вела холодная ненависть и спокойное осознание своей страсти. Теперь же все это огнем разлилось по телу, да еще примешался страх.
— Ты ничего не почувствовал? — Голос Сиеры в пугающей близи.
— Нет.
— Как будто кто-то… Нет, наверное, это я тебя почувствовала.
— Почему мы превратились сейчас?
Она долго молчала, и Рэнт начал переминаться с ноги на ногу за каменным укрытием. В темноте он видел тропку, ползущую ввысь, и мысленно вздыхал, представляя, как долго и тяжело по ней идти.
— Я хочу хотя бы походить на человека. Там… не место вампирам. Ты сумеешь запустить сердце?
Тишина. Потом — сдержанное рычание.
— Ничего, — мягко говорит Сиера. — Возьми крови, сколько нужно. Я… Мне кажется, я уже становлюсь человеком.
Рэнт скрежетнул зубами. Впервые так много и так прочувствованно говорит Сиера. Зачем она перед ним — всю душу наизнанку? Да и только ли душу…
Услышав судорожный вздох, Рэнт не утерпел — выглянул из-за камня. В свете луны увидел пару. Увидел бы их человек — решил бы, что целуются. Глаза вампира видели другое. Сардат пил кровь Сиеры, а она обнимала его.
«Хватит таращиться! — оборвал себя Рэнт. — Думай, как от этого выродка избавиться. Драться бесполезно. Огонь… Вона куда он тебе этот огонь затолкает. Что ж тогда?»
В задумчивости Рэнт прислонился спиной к зубцу и почувствовал, что тот как будто немного подался. Посмотрел вниз, толкнул плечом — действительно, вот и трещинка по земле пробежала. Человеческих усилий тут — дня на два, должно быть, но если толкнет вампир?..
Сардат посмотрел в глаза Сиере, и она улыбнулась. Провела рукой по его щеке.
— У тебя теперь такой спокойный взгляд…
— Мне с тобой спокойно, — прошептал Сардат и крепко обнял девушку. Она замерла, положив голову на его мускулистую грудь, и слушала, как размеренно стучит сердце.
— Знаешь, тебе не обязательно идти со мной, — задумчиво сказала Сиера. — Можешь подождать. Я вернусь, и мы пойдем…
— Куда? — Сардат отстранил ее, снова заглянул в глаза. — Куда бы мы теперь ни пошли — нам только вместе. Так зачем разбегаться? Идем в твою деревню. Или ты не хочешь, чтобы я…
— Хочу! — Она схватила его за руку, стиснула пальцы. — Хочу, чтобы ты был со мной там. Мне важно почувствовать, что я права… или ошиблась.
— Веди, — кивнул Сардат. — Я не отстану.
Она побежала вперед — так легко, словно возвращалась в детство, когда в ее мире не существовало ничего, кроме деревни. Разметались от движения черные волосы, трепетало серое платье. Быстрая, ловкая, будто рожденная этими горами, Сиера возвращалась домой.
Сардат любовался ею в свете луны, пока не почувствовал, что остается один. Тогда — шагнул следом. Вдалеке, остановившись у торчащего клыком камня — таких тут на каждом шагу полно — Сиера оглянулась, махнула рукой. Сардат ответил ей и перевел взгляд под ноги. Он не заметил, как вздрогнула и замерла рука Сиеры. Услышал лишь ее отчаянный крик, слишком поздно донесшийся:
— Берегись!
Что-то заслонило луну, бросило большую уродливую тень. Инстинкт сработал, пусть и с задержкой — Сардат отпрыгнул назад, но этого уже не хватило. Тяжелая, невыносимая, как сама смерть, каменная глыба рухнула на него, сокрушив грудную клетку и ребра, выдавив наружу весь воздух из легких вкупе с кровавой пеной.
Сердце должно было остановиться, сердце хотело остановиться, но Сардат ему не позволил. Глядя широко раскрытыми глазами в небо, он мелко-мелко дышал, а в голове трепетала лишь одна мысль: «Там не место вампирам. Не место. Не место…»
С каждым мигом дыхание все больше походило на предсмертный хрип, в глазах темнело, и в полузабытьи Сардат подумал, что так, наверное, можно взаправду умереть. Что тогда? Та Сторона, или обреченность быть вампиром до скончания веков?
— Ну что, командир? — С глыбы свесилась голова Рэнта. — Вот и песня, допрыгался. Хватит девчонке голову морочить.
Если бы Сардат решился остановить сердце, он бы услышал, что в голосе Рэнта звучит отнюдь не спокойная уверенность и не насмешка. Он бы удивился, различив там ужас и, пожалуй, безумие. Рэнт понял свою ошибку лишь тогда, когда толкнул плечом камень, одновременно остановив сердце. Понял, что в этом и была его единственная страсть, которую он умудрился посеять и взрастить за несколько дней. Спасти Сиеру… Даже в глубине души он не мог позволить себе обладать ею. А потому не стал таиться.
— Не сопротивляйся, — прошептал Рэнт, подняв руку с огненным шаром. — Ты ведь сам себя ненавидишь, чудовище. Оставь ее!
«А ведь верно, — подумал Сардат, который уже не ощущал боли. Блаженное онемение разливалось по телу. — Разве это — не лучший выход? Сгореть и не видеть больше всей этой дряни. Не надеяться, не страдать, не бороться с гневом. Просто прийти снова на берег с друзьями, зачерпнуть песка и промывать его — вечность. Собирая золотые песчинки…»
Он увидел эти песчинки. Тысячи, медленно кружась, падали, будто горящие снежинки. Наверное, это уже все. Темнота и много-много ярких огонечков. Красиво и совсем не страшно.
Вдруг — лицо Сиеры. Бледное, перепуганное.
— Что ты делаешь? Перестань! — закричала она, пытаясь поднять глыбу.
«Умираю», — шевельнулись беззвучно губы.
— Не смей! — Она сорвалась на визг. — Не смей меня оставлять, слышишь? Ты меня с собой позвал, так не вздумай бросать. Останови сердце, выбирайся!