Она встала, сделала шаг вниз…
— Постой! — окликнула Сиера. — Спасибо тебе.
Милашка, улыбнувшись, махнула рукой.
— И еще. — Сиера встала. — Чтобы превратиться в одежде…
… Они смотрели вслед стае, несущейся к брошенному лагерю. Пальцы Сиеры обхватили ладонь Сардата, сжали. В этот раз Сиера даже не вспомнила, что держит руку барона.
— Я обещаю, что не выпущу гнев наружу, — сказал Сардат. — Никогда. Того, что было сегодня, не повторится.
— Я обещаю беречь свою жизнь, — эхом отозвалась Сиера.
Сардат высвободил руку, приобнял девушку за плечо, прижал к себе. Горный склон постепенно серел, за спинами всходило солнце. Сардат повернулся к нему, повернулась и Сиера.
— Идем? Твоя деревня ждет.
Сиера кивнула. Последнее препятствие в душе рухнуло — ей не хотелось приходить в деревню ночью, как воровке. Теперь, с рассветом, все стало иначе. Лучше и правильней.
Бессонная ночь — не такое уж страшное испытание для вампира. Даже с бьющимся сердцем тело не требует столько питания и отдыха, как у человека. Только чтобы понять это, нужно прожить немало, а испытать и того больше.
Аммит сидел, скрестив ноги, и наблюдал за гаснущими угольями костра. Шагах в двадцати, у такого же костра, зевает часовой из партизан. Люди ворочаются — многим не спится после всего пережитого.
«Зачем я здесь?» — подумал Аммит, и вопрос будто сгорел в ярком пламени, которое он вызвал силой воли. Огонь заплясал над углями, но вскоре поник — дров не осталось. И внезапно Аммит подумал, что вампир — как тот огонь. Резвится, пока есть дрова-люди, а как они закончатся — исчезает. Конечно, огонь красивее серых уродливых палок. И тепло дает лишь огонь. Но…
Но.
— Зачем я здесь? — вслух повторил Аммит и запустил в костер комком земли.
Быть может, просто страх заставил его в первые часы пребывания на юге выдумать эту смешную цель: спасти человека. Или Река вложила ее в голову. Кто теперь разберет? Теперь остается лишь сделать все возможное. Или отступить?
Подняв голову, Аммит в задумчивости оглядел кроны деревьев. Сквозь густую листву кое-где виднеется сереющее небо. Скоро встанет солнце, но еще до свету нужно двинуться в путь. Нужно ли? И если нужно, то кому?..
Приближение Вечной Аммит почувствовал сразу. Молодая, совсем не умеет скрываться, при всем желании — сила будто плещет. Хорошо хоть не крадется. Остановилась за спиной, словно испрашивая разрешения.
— Ну и как они? — Аммит переложил меч на другую сторону.
Милашка подошла к костру, села, косясь на Аммита со смесью недоверия и любопытства.
— Прекрасно. Сожгли Рэнта, идут в деревню на поминки. Ребятишки скучать не будут. Мы-то чем займемся?
Аммит бросил в костер еще комочек земли.
— Как раз об этом думаю. Давай так: я буду говорить, а ты — спорить. Может, так мы до чего-то и дойдем.
— Спорить — это я умею, — наклонила голову Милашка. — Только если разгорячусь, у меня один довод. — Она похлопала по древку копья.
— Надеюсь, до такого не дойдет. Итак. Чего я хочу? Вернуть все как раньше? Бред, это невозможно. Собрать вокруг себя тех, кто мне дорог, и сохранить этот союз? Возможно. Беда в том, что все, кто мне дорог, одержимы идеей Третьей Великой Войны. Переубедить их?
— Попробуй! — засмеялась Милашка. — Это как у нас в деревне говорили: удержи дурака от драки! Нет уж, это я по себе скажу. Меня вот — не отговоришь. И партизан всех — тоже. Так мы — люди. Ну, я… Ну, ты понял. А эти, твои — они ж вампиры! А вампир — что твой бык! — с ним вообще разговаривать бесполезно. Втемяшилось — и попер.
Аммит моргнул. Чего-чего, а таких сравнений в адрес вампиров слышать не приходилось. Пожалуй, и правда многое меняется в мире. Раньше вампиров боготворили, боялись. Потом возненавидели. А теперь вот и до шуток дело дошло. Где-то там, в головах, некая черта уже преодолена. Осталось лишь одолеть ее взаправду, и…
— И ничего не выйдет, — резко сказал он. — Война, такая, как они себе ее представляют, невозможна. Партизан и подобных им — ничтожно мало. Как я уже сказал этому — будет просто резня вампиров с вампирами, вот и все. Они хотят усадить на трон человека? Но кого? Варта? Ратканона? Смешно.
— Нам лично без разницы, кто там на троне сидит, — прилежно спорила Милашка. — Развлекайтесь как хотите. Люди испокон веков сами прекрасно управлялись. Деревня, над деревней — староста. В городе — свои порядки, но тоже — сами. Мы чего — много так хотим? Вы нам просто пальцами не тычьте, как жить и чего делать! А если иначе не можете — ну, тогда только воевать и остается.
— А какой смысл в ваших жизнях? — Аммит резко повернулся к собеседнице. — Зачем?..
— А в твоей — какой? — сдвинула брови Милашка. — Что ты свою принцессу воспитывал — и все? Велика заслуга, золотой горшок выносить! Ради этого тебе ящиками кровь таскали? Какую ты пользу людям принес? Что хорошего сделал? Вот то-то и оно, что ничего. Жрал, потому что считал себя в праве, и не задумывался. Даже девчонка эта — всю свою жизнь поломала, чтоб пацана одного спасти. Ребенок! А ты? Тоже мне, мудрец-учитель…
— Ты-то откуда все это знаешь? — изумился Аммит.
Милашка, сбавив обороты, почесала в затылке копьем — Аммита передернуло от этого жеста.
— Удачно спросил… Такое чувство, будто с его кровью пришла память. Ее память. Такое вообще бывает?
— Бывает…
Последние алые прожилки исчезли на углях, и Аммит не стал пережигать дальше мертвую породу.
— Сардат — дурак, — говорила тем временем Милашка. — Но он — свой дурак был. Не психанул бы — шли бы за ним. И Сиера тоже. Вот они понимали, что вампир — это человек в первую очередь. И коли уж выпала такая участь, думать надо, чем ты заслуживаешь право чужую кровь забирать. Чем тебе кто обязан? А ты, Учитель… Ты сейчас сидишь и думаешь, спасать ли Ратканона.
Милашка поднялась, опершись на копье, и сверху вниз посмотрела на Аммита.
— Я вашу братию не так чтоб хорошо знаю, но из того, что слышала… Вампир одинок. И если ты хочешь, как говорил, собрать рядом всех, кто тебе дорог, придется немного перестать быть вампиром. Никто с тобой не останется, если ты просто жрешь. И эта принцесса, хоть я ее и не видела в глаза, пошлет тебя на все четыре стороны.
Аммит открыл было рот возразить, но замер, осененный простым откровением. Кастилос! Кастилос, которому волей Реки досталось опекать Ирабиль, наверняка уже стал ей и другом, и наставником, и много кем еще. Занял место, предназначенное Аммиту. Придется бороться за это место. А значит, Милашка права. Да и сам Кастилос… Теперь, когда нет простой и понятной цели — найти двух детей — что его с ним связывает?
— Постой.
Милашка отошла на несколько шагов, но, услышав тихий голос, обернулась и вскрикнула: Аммит уже стоял перед ней.
— Мне неприятно это говорить, но ты права.
На глазах у изумленной женщины древний вампир опустился на одно колено и склонил голову.
— Все мои страсти исчерпаны, — звучал безжизненный голос. — Я не знаю, ради чего продолжать существование. Я потерял судьбу. Научи меня тому, что умеешь.
— Чему научить? — хрипло спросила Милашка.
— Жить.
Долго они стояли так, множа тишину, не в силах ничего добавить к сказанному.
— Встань, — велела Милашка.
Аммит поднялся. Взгляд его оставался таким же спокойным, как обычно, и женщина мысленно содрогнулась. Перед ней — чистая сила, которую можно куда угодно направить. Страшная сила, признавшая, что утратила волю.
— Помоги нам спасти Ратканона. Вот именно так: ты — нам, а не мы — тебе. Это — наша цель, наш вожак, наша вера.
— Хорошо, — кивнул Аммит. — Но сразу уясните одно: скорее всего, мы там погибнем, не добившись ничего.
— Ну и ладно, — пожала плечами Милашка.
— Прошу тебя — объясни мне вот это «ладно». Это единственное, чего я еще не понял в людях.
Она засмеялась.
— Ох, беда… Да мы, знаешь, все тут судьбу потеряли. А и та, что была — плюнуть и растереть. Если своего не добьемся — зачем жить? Зачем детей плодить? Чудовищ раскармливать только? Умирать не так уж страшно. Жить порой страшнее.
Она видела лишь, как потемнели глаза Аммита, и не знала, о чем он думает. А он вспоминал снежную пустыню и сани с тремя мертвыми телами. Вспоминал, как тогда встал рядом с Кастилосом и шагнул навстречу смерти. Был ли это поступок вампира? Или уже — человека?
— Поднимай всех.
— Что?
— Что слышала. Все, кто способен драться, пусть берут оружие и готовятся выйти через пять минут. Если хотим приготовиться как следует — надо будет бежать. Что встала? Выполнять!
Прежде чем успела сообразить, что делает, сорвалась с места. Именно так отдавал приказы Ратканон — резко, грубо. Не пережевывал сопли, как Варт. Не пытался солгать, глядя в глаза. Каждый бой был как последний. И теперь последний будет таким же, как все остальные.
Глава 33
«Я в ловушке», — думал Кастилос, глядя на свое отражение в черном зеркале вина. Будто в колодец смотрел.
— Ты стал каким-то молчаливым, — заметил Эрлот. Теперь, когда ему не нужно было горбиться, скрывая лицо, он принял вальяжную позу, откинувшись на спинку стула. Правая рука свободно свисает, пальцы левой поигрывают деревянной кружкой. — Расскажи мне еще о людях, о том, какой я негодяй. Очень интересно, особенно под вино. Да не бойся, мы просто разговариваем.
Действительно, таким разговорчивым Эрлота не видели никогда. Собравшиеся вампиры принялись переглядываться, но Эрлот сделал жест правой ладонью, и все замерли.
— Видишь? — Он кивнул на раскрытых шпионов. — Это сейчас твои союзники. Они бы с радостью меня убили, но не ради каких-то идеалов, а только для того чтобы спасти свои ничтожные жизни. Каждый из них с радостью займет мое место и ничего не изменит. Потому что так сытнее, вольготнее. Вот мои враги, Кастилос. Их можно убивать сотнями, но тут же придут тысячи. Несмотря на запрет, каждый год появлялись новые баронеты. Даже сейчас сложно представить их количество. Знаешь, скольких за свою жизнь обратил я?