Юкай слушал молча и с легким недоумением.
– Похоже, я совершил ту же ошибку, – Ши Мин вздохнул и выпрямился. – Теперь уже ты считаешь, что можешь перечить мне в любых вопросах. Разве не так? Я хотел научить тебя идти вперед без оглядки на меня, и ты идешь, но пытаешься думать за меня. Когда ты успел стать таким многомудрым?
Он ждал от ученика раздражения, обиды или каменной неподвижности, но Юкай только подбросил в огонь обломок толстой ветки и спросил задумчиво:
– Почему ты никогда не говорил о нем?
– Не было повода, – отмахнулся Ши Мин и замер под прямым взглядом безо всякого выражения.
Боги и причудливо смешавшаяся кровь наградили Юкая длинными, вытянутыми к вискам глазами необычного оттенка. Они должны были казаться теплыми, как подсвеченный изнутри янтарь, но иногда полностью лишались выражения. В такие моменты даже весьма остроязыкий Ши Мин не мог произнести ни слова неправды и волей-неволей говорил то, о чем потом чаще всего жалел.
– О нем никто не говорит, – заметил Юкай и опустил взгляд. – Даже здесь. А ведь под его началом служил не только ты. Почему? Он погиб?
– О некоторых людях не принято упоминать.
– Почему? – настойчиво повторил Юкай. – Если он был так важен тебе, как сейчас ты важен мне, то разве можно молчать?
– Можно. Так легче забыть.
– Зачем забывать того, кто дорог?
Почти унявшееся раздражение снова поднялось волной и рассыпалось пустыми искрами. Здесь, посреди необъятного звездного мрака, даже сердиться всерьез не получалось: душа наполнялась спокойствием и чувством давно остывшей горечи.
– Те, кто дорог, иногда делают самые страшные вещи, – Ши Мин заговорил и скривился от собственного неестественно легкого тона. – И с собой, и с другими людьми.
Взгляд Юкая похолодел. Если от человека не осталось не только бумаг, но и разговоров, значит, высочайшим указом о нем повелели забыть. Только вот о делах своего отца-императора Юкай не знал почти ничего.
– Если он совершил что-то настолько страшное, после чего о нем предпочли забыть… Это ведь могла быть только измена.
– Это и была измена, – тяжело уронил Ши Мин и подтянул сползающий плащ. – Та попытка провалилась.
Юкай негромко фыркнул:
– Моего отца пытались свергнуть столько раз, что даже я сбился со счета. Но какое отношение это имеет к тебе? Тебя ни в чем не обвинили, иначе…
Он не договорил, но Ши Мин закончил за него:
– Тогда меня бы казнили.
– Но ты остался жив.
– Когда-нибудь я расскажу тебе, – сдался Ши Мин и прикрыл глаза. Нечестный прием, но только собственной слабостью он мог отделаться от неприятного разговора. Переупрямить ученика давно уже не получалось, но и будить тени прошлого не стоило. – Могу сказать только одно. Близких людей нужно беречь, Юкай, потому что ударов и насмешек им достанется со всех сторон. А еще их нельзя ставить перед выбором, который разорвет им душу.
– Что тебе пришлось выбирать? – тяжело, холодно спросил Юкай. Он сидел неподвижно, похожий на чернильное пятно: лишь лицо и кисти рук белели в свете костра. – Раз даже ты решил забыть о нем?
– Я был верен императору и верен ему, – сухие слова неожиданной болью царапнули горло. – Но мне пришлось выбирать, за кем из них пойти.
Ему не удалось сохранить верность ни наставнику-предателю, ни повелителю Лойцзы. Но в сердце живут сотни чувств и тысячи слов, и от них так просто не избавиться. Остаться ровно посередине, выжить и сделать так, чтобы совесть грызла не слишком сильно, – вот и все, на что Ши Мин оказался способен.
Мало, так мало…
Последний раз судьба свела его с главнокомандующим здесь же, посреди пустыни. Была такая же бесконечная ночь, и созвездия над головой горели так же ярко. Тогда им довелось побывать куда южнее, а в песках еще не пролилась кровь; старый император желал прокладывать торговые пути, а не порабощать земли. Темные переливы ночи и шепчущие пески завораживали, и Ши Мин молча сидел у костра, слушая этот неумолчный шорох. Тогда он вряд ли был старше, чем Юкай сейчас, но даты уже стерлись из памяти.
По возвращении наставник отправился прямиком в камеры, в неласковые объятия Мастера пыток, но все это случилось позже.
В ту ночь для них пела вся пустыня, для которой они оставались путниками, гостями, но никак не убийцами. Именно там, у дрожащего огонька костра, Ши Мин ощутил позабытое после смерти родителей ощущение покоя и душевного тепла, будто заслонили его от ветра чужие ладони.
Казалось, все это случилось только вчера, или сотни лет назад, или не случалось вовсе. Так и проходила жизнь – капля за каплей, и вот вокруг уже нет тех людей, которых ты желал видеть рядом до самой смерти, которым верил и на которых надеялся; вот и еще одна капля скатилась, и теперь изменился даже мир.
Теперь он сам – наставник, и рядом такой же горящий юнец, которого нужно держать в ладонях и прятать от ветра. Родители должны беречь своих детей, но Ши Мина тогда берег только главнокомандующий, который заменил и отца, и брата, и друга. Теперь его черед отдавать долги.
Невольно он шел тем же путем, след в след, приняв тот же титул и ношу наставничества. Осталось только надеяться, что последнего шага он не повторит. Не станет для своего ученика причиной безумной боли, разочарования и расколотой на части совести.
Воспоминания всплывали одно за другим, но уже не имели силы. Как осенний утренний туман, они невесомо притрагивались к коже и таяли, не оставляя следов. Рассеянно коснувшись лица, Ши Мин потер висок и покосился на Юкая, замершего неподвижной статуей.
– Если ему так хотелось бунтовать, то прежде стоило разорвать с тобой все отношения, – холодно бросил ученик и поднялся, по щиколотку провалившись в рыхлый песок. – Ты даже не сын ему, чтобы страдать из-за его выбора.
Глава 11
Прицепившаяся как клещ девушка очень быстро стала источником самого невыразимого раздражения, какое только мог испытывать Юкай.
Она была фальшива насквозь. Ее сразу обыскали, найдя только странный инструмент, похожий на детскую деревянную погремушку. Ее отобрали – кто знает, чем на самом деле может оказаться эта вещица?
Юкай с удовольствием оставил бы девчонку в городе, наплевав на все ее крики. Может, Ши Мин по доброте своей что-то ей и пообещал, но эта сделка никак его, Юкая, не касается. Хотя ее навыки и наглость вкупе с пронырливостью не могли не вызвать интереса, но никакой интерес не смог изменить твердого желания держать ее так далеко от Ши Мина, насколько позволяет размер лагеря.
Хватит с него ран.
Извилистая тропинка между кострами, шатрами и неподвижными ящерами оказалась спасительно длинной. В голове вдруг стало настолько тесно от мыслей, что ни одну не удавалось поймать за хвост.
Юкай никогда не пытался разобраться и хотя бы самому себе объяснить, что же было неправильным в его отношении к людям. Странная, но все-таки семья, окружавшая его в детстве, обернулась обманом и кровью, оставив глубокий шрам. Может быть, люди и заслуживали его доверия, только вот заслужил ли он сам хоть каплю искренних чувств?
Но он их все-таки получил, и с лихвой. Родной по крови брат теперь уже не так близок, но все еще остается последним осколком семьи; неродной по крови, но ставший таким же важным Ши Мин до сих пор рядом.
Но у них есть своя жизнь, своя история за плечами и другие близкие, о которых Юкаю не дозволено даже узнать.
Лагерь вокруг шумел, разговоры прерывались негромким смехом. Облегчение витало в воздухе: все наконец закончилось, можно возвращаться.
Замедлив шаг, Юкай прислушался и понял, что не может вспомнить, какие звуки раздавались во дворце, но прекрасно помнит каждый скрип лестницы в доме Ши Мина.
Рыжеволосая пленница дернулась навстречу, торопливо вскидывая скованные руки.
– Он пришел в себя? Я слышала, – пробормотала она с беспокойством. – Я ни с кем другим говорить не стану, только с ним.
Ее держали отдельно от других пленных, прямо в лагере, в одной из крытых повозок. Разомкнув замок и сжав цепь в руках, Юкай молча подтолкнул девушку к выходу.
Ши Мин недвижно замер у костра. Слегка сгорбившись, он стягивал на груди темную ткань и издали напоминал усталую нахохленную птицу.
Рыжая, словно ощутив бессильную тревогу Юкая, задрала голову и пошла вперед, коротко передернув плечами. Босые ступни оставляли на песке едва заметные выемки, тающие мгновенно, будто никого здесь и не было. Она шла, не замечая ни окружения, ни жалкого своего вида. Ни цепей – какие цепи, кто бы посмел ее заковать? – ни лохмотьев. Отблески пламени танцевали на рыжих спутанных прядях, загорались в глубине зеленых глаз, заставляя окружающих мужчин замереть. Голоса смолкали, десятки пар глаз провожали хрупкую фигурку странным затуманенным взглядом.
Но стоило ей увидеть Ши Мина, и морок рассеялся. Девушка дернулась, засеменила торопливо, теряя весь свой царственный облик, и потянула Юкая вперед.
– Господин! – звонко выкрикнула она.
Юкай едва справился с желанием протереть глаза. Юная госпожа за несколько шагов превратилась в испуганного ребенка, весь вид которого словно кричал и о пережитых страданиях, и о робкой надежде на спасение. Маска была безупречна.
Опомнившись, Юкай усмехнулся и потянул цепь, не дав ей подойти слишком близко.
Девчонка обиженно дернула руками, зазвенев металлом кандалов. Ши Мин поднял глаза и через огонь посмотрел на ученика.
– Не слишком ли много предосторожностей? – медленно проговорил он, но в глазах притаилась усмешка.
Рыжая оскорбленно всхлипнула.
– В самый раз, – мрачно заверил Юкай, – неизвестно, кто она такая, какие цели преследует, а уж талантов у нее… Хватит уже притворяться.
Пленница презрительно фыркнула и бросила через плечо:
– А тебе жалко, что ли? Если бы я притворяться не умела, стал бы он меня слушать?
Ши Мин с легким удивлением наблюдал за спором. Девчонка покосилась на него и выпрямилась. Дрожащие припухшие губы обрели четкий контур и сжались, подбородок снова приподнялся, а на смену детским пухл