Желания и чаяния Юкая были сосредоточены на самом себе. Ему хотелось доказать, что ценность его состоит не только из громкой фамилии и тени брата за плечами, что он способен на многое и без чужой помощи. Хотелось раз и навсегда показать Ши Мину, что детство давно позади. Дотянуться, встать рядом, оказаться равным и завоевать если не уважение, так хотя бы признание. Вырасти, не нуждаться больше в чужой помощи, в спасении, не совершать досадных ошибок.
Все эти мечты были неоформленными, полудетскими – восторг в чужих глазах, похвала, признание. Сейчас они постепенно таяли, открывая до времени скрытую пустоту.
Ду Цзыян говорил спокойно, ровно и обстоятельно. Объяснял, что все давно распланировано и складывается наилучшим образом; Юкай ощущал себя ребенком, которому лгут в лицо. Под ласковым взглядом янтарных глаз он с головой тонул в растерянности.
Смутные планы на будущее он никогда не связывал с определенными людьми. Но наставник всегда был в них – пусть тенью, ободряющим взглядом, одним присутствием, но всегда был.
Сейчас Юкаю казалось, что его обокрали. Обокрал по незнанию родной человек, не только лишая чего-то жизненно необходимого, но и походя, не глядя, вырвав кусочек еще не случившегося будущего.
Гомон в голове становился все громче, полностью заглушив голос Ду Цзыяна. Конечно, он желает наставнику счастья, только…
Только никогда не думал, что ради счастья им придется накрепко соединенную общую жизнь снова разорвать надвое.
Разве он, Юкай, еще кому-то нужен? Не как принц, не как возможный император, а просто как человек? Бестолковый, не слишком сообразительный, временами излишне мрачный – такой, какой он есть на самом деле? Кому же?
Даже брат предпочел отправить его взрослеть подальше. Не императору же возиться с подростковым упрямством! Если уж родному отцу Юкай не был нужен – достаточно видеть его раз в год, – так от кого же внимания тогда требовать?
Пусть Ши Мин тоже не по своей воле внимание свое отдавал, но ведь отдал, так много отдал, что на несколько лет Юкай даже успел позабыть о собственной ненужности. Не только наставник, но и отец, и брат, и друг – все роли достались одному человеку, а теперь этого человека надо отпустить.
И кто бы научил, как это сделать без мучительной, нутро раздирающей ревности и желания навсегда привязать к себе?
Неужели та девушка, которую предназначили Ши Мину в жены, другого жениха не найдет? За последние четыре года, Юкай мог поклясться, никаких любовных писем наставник не получал. Сговоренный брак – дело привычное, только обычно между собой уславливаются родители или старший семьи, если родителей в живых нет.
Но у Ши Мина никого не осталось, и сватовством занялся сам император. Тоже дело нередкое, и такое случалось. Юкаю просто нужно увидеть эту невесту. Узнать, достаточно ли она хороша, чтобы быть рядом с Ши Мином, больше ничего. Если уж она окажется доброй и заботливой, то Юкай постарается справиться со своей подозрительностью и пожелает им долгих лет брака, но глаз с нее не спустит. Пусть только посмеет оказаться непочтительной, жадной или доставлять наставнику проблемы! И дня не пройдет, как брак будет расторгнут.
Император молча смотрел на мрачное лицо Юкая, не делая попыток привлечь внимание. Несколько раз он пытался заговорить, но так и не смог произнести ни слова, только покрепче сплел пальцы и опустил голову.
– Я должен с ним поговорить, – наконец буркнул Юкай. – Если он не хочет этого брака, не заставляй его.
– Разве его можно к чему-то принудить? – вздохнул Ду Цзыян. – Поверь, если бы не хотелось ему, он бы тысячу разных отговорок нашел.
– Ему ведь может быть все равно. Тебе он не скажет правды, я… Я сам узнаю.
– Мне не скажет правды? – Ду Цзыян едва сдержал смех. От уголков глаз разбежались едва заметные морщинки. – Разве ты его плохо знаешь? Иногда он даже слишком честный! А уж заставить делать что-то против его воли и вовсе невозможно, мне ли не знать. Какую речь он держал после того, как я передал тебя ему на воспитание! Как только ни обозвал, невзирая на титул. Минут пятнадцать не мог успокоиться, доказывая, насколько непригоден к воспитанию детей… Хорошо, если хочешь узнать сам – найди его и спроси.
Погруженный в свои мысли, Юкай кивнул и торопливо вышел из зала. Проводив его взглядом, император переменился в лице, глядя вслед брату сосредоточенно и задумчиво. Оставшись в одиночестве, он рассеянно потер лоб и посмотрел на тонкие перчатки с таким странным выражением, будто впервые их увидел.
До самой ночи Юкай методично обшаривал каждый уголок. Множество людей видели наставника: служанка, приводившая в порядок покои Южного дворца, застала его покидающим комнаты; стража на входе видела, как он направлялся в сторону пруда, а потом вернулся обратно, но куда пошел после, никто не знал.
На ужине Ши Мин тоже не появился. Юкай впустую осмотрел зал, развернулся и вышел вон, не обращая внимания на любопытные взгляды и едва слышные шепотки. Наверняка до войны немногие министры обращали внимание на маленького сына рабыни и тем более не знали о его манерах, а позже могли только собирать слухи; теперь же им предстояло на собственном опыте убедиться, что такое по-настоящему невоспитанный родовитый юноша, облеченный властью.
Присутствующий в зале Ду Цзыян не стал заострять внимание на непочтительном поведении брата и только махнул рукой, порождая новую волну неодобрения. Если бы рядом с ним сейчас сидели преданные министры, то наверняка не удержались бы от уважительных, но тревожных речей. Разве можно так благоволить юнцам? Чем меньше свободы, тем лучше: только железная дисциплина способна выковать по-настоящему стальной характер будущего мужчины!
Возле прошлого императора вечно крутились такие заботливые и готовые поддержать советом. Их Ду Цзыян разогнал в первую очередь. Они поддерживали отца, поддержали его и готовы были перед кем угодно кланяться, и ладно бы ради процветания страны, но нет – старались они только ради собственного благоденствия. Жажду такого рода можно было понять, но не стоило принимать за верность.
Ду Цзыян мог посадить рядом с собой только двоих господ, но ни один из них не пожелал посетить ужин.
Юкай мчался по коридорам, не обращая никакого внимания на тревожные взгляды. Желание добиться ответа прямо сейчас, в эту же секунду, понемногу уступало место холодному бешенству. Никакой растерянности не осталось.
Найти и спросить, глядя в глаза: «Был ли я в твоих мыслях о будущем? На этой дороге, по которой ты пойдешь дальше, было ли рядом с тобой место для меня? Или путям нашим придется разойтись безвозвратно, потому что время пришло?»
Быть может, для наставника и правда счастьем будет возвращаться домой каждый вечер после несуетного дня во дворце, проводить время с женой и перед сном записывать истории о своих походах, вспоминая прошлое. Если об этом он и мечтал, то пусть скажет прямо, и Юкай отступит, только вот тот человек, с которым бок о бок провели они столько лет, просто не мог о таком мечтать!
Ши Мин каждый раз непременно ворчал, когда нужно было собираться в дорогу, и с тоской пытался припомнить, что ему может понадобиться и какие распоряжения отдать, и в пути иногда впадал в дурное расположение духа, но это было отчасти игрой. Однако стоило его запереть в четырех стенах, и от беспокойного человека остался только серый выгоревший силуэт да полные тоски глаза.
Каждый раз, стремясь за горизонт, Ши Мин надеялся что-то изменить, чтобы жизнь его проходила не зря. Так не будет ли почетный отдых для него страшнее казни и изгнания?
Некстати вспомнился Юкаю один из вечерних разговоров у стен Хабира уже перед самым возвращением.
– Если после войны брат скажет, что теперь ты свободен и волен делать что хочешь, – вполголоса спросил он наставника, оберегая окружавшую их тишину, – куда бы ты пошел? Что делал бы?
Ши Мин безучастно смотрел на костер. В широко распахнутых глазах отражалось пламя, и казалось, что смотрит он куда-то вглубь себя самого.
– Я поехал бы туда, где мы еще не были, – после недолгой заминки отозвался он, неосознанным жестом касаясь травмированного уха. – Дальше, как можно дальше. Чтобы идти по дорогам и видеть вокруг незнакомые горы или леса. Чтобы люди по пути смотрели на тебя с удивлением или с опаской, но не со страхом. Пройти безоружным как гость. Мы меняем границы стран, разрезая их снова и снова, делим на куски, но ведь в этом нет никакого толка. Мир прекрасен и без нас. Встречать рассветы, провожать закаты. Пожить где-то, где никто не поймет твоей речи. А после вернуться домой, чтобы не забыть… и снова уйти.
– В одиночку? Ты хотел бы пойти этим путем в одиночестве?
Разве мы не стали семьей?
Ши Мин неопределенно пожал плечами:
– Мои мечты не имеют никакого значения.
Слова, сказанные ночью, всегда кажутся честными и пронизаны безысходностью, словно весь запас лжи и притворства израсходован за день.
Юкай не повторил свой вопрос. Опустил глаза, словно разговор перестал его интересовать. Только пальцы сжались в кулак, мертвой хваткой удерживая внутри непрошеные слова и непочтительные, почти жалкие уговоры.
Может, наши мечты и правда не имеют никакого значения. Нам обоим предстоит делать то, что мы должны сделать, а все остальное…
Все остальное – только глупые сказки о свободе.
– А я хочу домой, – бесконечная растерянность и усталость выплеснулась в два коротких слова, скрывавших за собой тысячи дней и сотни боев. Ши Мин усмехнулся и тонкой веткой разворошил угли. Искры взметнулись в воздух роем огненных светлячков.
– Скоро у тебя будет новый дом. Тебе уже восемнадцать. Император представит тебя двору, а там и выгодный брак не за горами. – Голос наставника звучал легкомысленно, но горьковатые нотки разочарования то и дело прорывались наружу, с каждым сказанным словом становясь все заметнее. – У тебя есть надежда прожить жизнь с человеком, которого ты выберешь сам. Брат прислушается к твоему мнению.