Юкай смотрел на старшего брата и медленно менялся в лице. Нахмуренные густые брови приподнялись, в длинных глазах застыло удивление.
Ду Цзыян замолчал, заметив странное выражение лица Юкая.
– Брат, – медленно начал Юкай, глядя на императора с беспокойством, – ты решил скрывать правду? Шесть лет – это слишком маленький срок, многие помнят, как дело было на самом деле.
– О чем ты говоришь? – переспросил Ду Цзыян, опуская руки.
Юкай повел плечами, словно стряхивая ощущение чужого прикосновения.
– Мама погибла давно, она была отравлена. Шесть лет назад была убита императрица, но мама была наложницей и умерла задолго до того… Ты ведь не мог забыть об этом?
Ду Цзыян с недоумением смотрел на брата и не произносил ни слова.
– Императрица и отравила маму, как только отец признал нас с тобой. Глаза, у нее были желтые глаза, поэтому и у нас они светлые, ты что, не помнишь? Ты здоров, Цзыян?
– Нет, – коротко качнул головой император, – нет. Ты просто перепутал. Убийцы…
Теперь уже Юкай ухватил старшего брата за плечи, оставляя на тонкой ткани темные полосы, и крепко встряхнул.
– Цзыян! Ты говорил, что императрица убила нашу маму, что отец был никчемным правителем, а старшие братья только и ждут, пока мы оступимся, чтобы уничтожить нас. Императрицу, братьев и отца убил я. Ты ведь помнишь об этом? Ты ждал меня, я принес кинжал тебе, и ты спрятал его. Ты помогал мне смыть кровь, а после прятал меня, пока не получил трон. Цзыян?
Глава 20
Слуги увели растерянную рыжеволосую девчонку за собой. Ши Мин надеялся, что хотя бы ее жизнь станет немного проще, но внутри что-то екнуло, пока девушка брела к двери и оглядывалась через плечо, стиснув в кулаке краешек нарядного рукава.
Ду Цзыян был не лучшим императором, но он был хорошим человеком и не стал бы обижать девочку понапрасну. Жизни лучше, чем при дворе, ей никто не смог бы дать ни в империи, ни на родной земле.
Остаться наедине с будущей женой Ши Мину не позволили. Император долго не отпускал их, говорил многословно и красиво. Слова ложились одно на другое, как слои праздничного шелка вокруг пустой шкатулки: так красиво, что сразу и не сообразишь, не увидишь бессмысленности.
От этого Ши Мин и в прошлом уставал больше всего, а теперь, после долгого отсутствия, едва сдерживался. Слова служат и оружием, и щитом, и утешением, но какой смысл заниматься полдня праздной болтовней? Плести кружево речей – искусство полезное и часто необходимое, но неужели у императора в это утро не нашлось более важных дел? Против воли он отвлекся и совсем потерял нить разговора, благо Ду Цзыян в ответах не нуждался.
Блуждающий взгляд зацепился за тонкие кисти императора: нервные пальцы непрерывно двигались, обтянутые тканью перчаток. Пока сам правитель был спокоен и дружелюбен, руки его сжимались, цеплялись одна за другую и постукивали по подлокотникам, не останавливаясь ни на мгновение.
Смотреть на него было неприятно и странно. Должно быть, отвык Ши Мин не только от речей, но и от людей, их спокойствия и невозмутимости, отсутствия постоянного внутреннего напряжения. Неловко отведя глаза, он покосился на замершую статуей женщину в темно-сером платье, мрачный цвет которого подчеркивал ее болезненность и ни капли не украшал уставшее лицо.
Невеста не скрывала ни хромоты своей, ни возраста, ни внешности. Казалось, ей все равно, с кем свяжут ее судьбу. Только после заверений императора, что к церемонии уже все готово и стоит поторопиться, поэтому свадьба состоится уже завтра, вздрогнула словно от удара и обреченно закрыла глаза.
Единственный раз, когда она не смогла удержать свои чувства в ледяной броне безразличия.
Имя ее ничего Ши Мину не сказало. Только глаза.
Каждый правитель ищет верных ему людей и старается приблизить к трону. Как Ду Цзыян возвысил Ши Мина, так и отца Ши Мина старый император Ду однажды сделал маршалом и превратил в острый меч, готовый карать и миловать. С милостью у правителя не ладилось, а вот карать он любил долго и обстоятельно.
После прихода к власти он на корню уничтожил весь род Быка, благо их кровная отличительная черта сохранялась даже в самых дальних ветках. Руки маршала всегда обагряла кровь, только степень реальной вины приговоренных ему оценивать не приходилось, как и нести ответственность. Ни в одной летописи никогда не напишут, что род Быка выкосил маршал Ши. Вся тяжесть сотворенного рухнула на плечи императора и всех его потомков.
И теперь чудом выжившая жертва будет кланяться сыну своего палача и свяжет с ним нити своей судьбы, чтобы дальше пойти рука об руку. Она подчинится сыну другого палача, потому что нынешним миром правят убийцы-победители, а не справедливость.
Если бы император опасался восстания или волнений, вызванных ее появлением, то проще было убить одинокую хромоножку. Зачем держать ее при себе, выдавать замуж?
Юкай явно был обеспокоен этой ситуацией, даже не разбираясь в подводных течениях и настроениях в столице. Ши Мин и хотел бы успокоить его, приведя простые и логичные доводы, но сам их пока не нашел. Если это и была игра со стороны Ду Цзыяна, то непредсказуемая и опасная, потому что казалась слишком простой.
Вот вокруг песок и воздух, плавящийся от жара, кровь и опасность, а вот – слишком просторные покои, чересчур богатые одежды и завтрашний брак, который изменит все. Жизнь крутилась вокруг чередой разноцветных ширм, не давая вздохнуть; все менялось так быстро, что не оставалось времени на осознание.
Так и не поговорив с будущей женой наедине, после приема Ши Мин отправился в отведенные ему покои. Голова казалась тяжелой и распухшей, чего даже в пустыне никогда не случалось. Вместо ужина и отдыха он принялся бродить по комнате, обдумывая свое положение и вместо веревки сворачивая в узлы подвеску на собственном поясе.
Устав метаться и не найдя решения, Ши Мин погасил свечи, едва только стемнело.
Южный дворец был пуст и тих.
Было далеко за полночь, когда Ши Мина отвлек от размышлений негромкий стук в дверь. К тому времени вся постель превратилась в разворошенное гнездо.
Во дворце было не так много людей, имеющих наглость заявиться под дверь маршала посреди ночи, а уж посторонних визитеров и вовсе быть не могло.
Ши Мин с раздражением выпутался из одеяла и опустил ноги на холодный пол. Личных вещей во дворце не было, и вместо домашней одежды ему пришлось воспользоваться верхним платьем из персикового шелка. Набросив прохладную ткань на плечи, он стянул полы узким поясом и в несколько шагов достиг двери.
Снаружи не доносилось ни звука. Опустив пальцы на задвижку, Ши Мин остановился, ощущая прохладу металла. Помедлив еще мгновение, он с громким стуком отодвинул запор и приоткрыл дверь.
Свет в коридорах после темноты комнаты показался нестерпимым. Болезненно прищурившись, Ши Мин мгновенно опознал замершую на пороге массивную фигуру, окутанную золотистым ореолом. Упершись взглядом в упрямый подбородок с едва заметной щетиной, Ши Мин напряженно выдохнул, сделал короткий шаг назад и захлопнул дверь.
Вздрогнув от звука удара, Юкай остался стоять, с недоумением глядя на деревянное узорчатое полотно. С той стороны не слышалось больше ни звука.
Взгляд наставника в это короткое мгновение показался ему тяжелее дворцовых стен и холоднее глубоких каменных мешков, в которых доживали свои дни самые безжалостные и неисправимые преступники. Сухие, тусклые глаза и покрасневшие веки выдавали усталость и бессонную ночь.
Отступившие мысли снова стервятниками набросились на измученный разум, раздирая его на части. Верить наставнику давно стало не привычкой даже, а делом необходимым и не требующим усилий – как дыхание. Но и не верить брату тоже не получалось. Нужно было два фрагмента совместить, только никак не удавалось: они мешали друг другу, цеплялись острыми краями и причиняли мучительную боль.
Постучав еще раз и не дождавшись ответа, Юкай спиной оперся на дверь и с шорохом съехал вниз.
– Я все равно не уйду, – угрожающе пробормотал он, не надеясь, что его услышат, – даже не думай улизнуть через окно. Буду сидеть тут, пока не выйдешь.
– Зачем? – приглушенный, настороженный голос Ши Мина показался слишком высоким.
– Думаешь, нам не о чем говорить? – с раздражением переспросил Юкай. Дыхание его неожиданно сперло, как после долгого бега, а под кожей пополз обжигающий жар: слишком много гнева и странной растерянной злости скопилось внутри и теперь жадно искало выход. Наставник будто играл с ним, показывая все мысли – смотри, не жалко, все как на ладони, – а потом вдруг обернулся другим человеком, в котором таилась неизъяснимая опасность, и эту опасность видели все, только сам Юкай оставался слеп!
Опасность и что-то иное, чему еще не получалось найти названия. Что-то сродни восхищению, но не тому, что испытывают к человеку. Быть может, такими глазами древний человек смотрел на огромных хищников за мгновение до смерти?
Юкай с силой приложился затылком о дерево, выбивая хаотичные видения.
– Открой.
Голос его вдруг стал жалобным и просящим, растеряв весь свой напор.
Дверь за спиной пришла в движение. Ши Мин, глядя на сидящего у порога юношу, удивленно приподнял брови:
– Пытаешься пробить путь головой?
Одним махом оказавшись на ногах, Юкай втолкнул мужчину в полумрак комнаты.
– Что ты творишь? Говорить, Юкай, ты собирался говорить! – прошипел Ши Мин, отступая все дальше и дальше. Растерянность перед сложным разговором медленно сменялась полным непониманием.
Не мог же он действительно опасаться ребенка, который вырос на его глазах? Но чем еще может быть это чувство грядущей беды, которое и заставило его так по-глупому захлопнуть дверь, словно прячась за ней от проблем?
– Я ходил к Цзыяну. – Низкий голос Юкая звучал напряженно. Блеклый лунный свет стирал краски, превращая его в бледную статую с темными провалами глаз. Темнота своими ласковыми пальцами лепила из юного лица куда более взрослое, показывая, каким Юкай станет позже. – Он сказал, что не будет принуждать тебя к браку, если ты не хочешь.