требует кровавых жертв. Взамен он даровал свой священный белый огонь, который горит в восемнадцати очагах по всему острову, и каждый спрятан в ледяной пещере в толще земли. Разве добрый бог стал бы свои дары прятать так глубоко? Наверняка дело в скоплении неких природных элементов, которые порождают огонь, и вовсе не обязательно таскать туда несчастных куриц, только попробуй докажи этим упертым глупцам!..
– И где же твоя курица?.. – Холод пробрался под кожу и царапался внутри, вынуждая голос дрожать.
Мастер снисходительно покосился на своего спутника и насмешливо ухмыльнулся.
– Уважаемый бывший маршал думал, что я тащу его с собой просто так?
– Не дешевле было найти курицу сразу в городе? – Ши Мин едва подавил в себе недостойное желание наступить на рыжий мех.
Передернув плечами, Мастер поглубже зарылся в ворот и невнятно проговорил:
– Зато эта глупая курица уже два раза улыбнулась.
Света внезапно стало больше: он пробивался откуда-то впереди, отраженными отблесками ложась на иней и корку льда. Мастер прибавил шаг, рассеянно всунув все еще горящий факел в глубокую трещину в стене. Судя по едва заметным следам копоти, он проделывал один и тот же путь множество раз.
Тот самый не то божественный, не то природный очаг оказался выдолбленной в полу округлой чашей, в которой плясал высокий язык чисто белого пламени. Несмотря на отсутствие дров и хвороста, огонь горел ровно и ярко, зато по краю чаши скопились горки легкого серовато-белого пепла.
– Он горит сам по себе. – Мастер шагнул ближе и присел перед чашей, зябко кутаясь в плащ. – А ведь и вправду…
Не договорив, он сунулся ближе, едва не задевая заостренным кончиком носа яркое пламя.
– Похоже, народу придется искать другого бога, – насмешливо пробормотал он. – В прошлый раз это пламя было выше меня, а пепла на полу скопилось по щиколотку. А теперь оно даже не греет.
Ши Мин остался поодаль. Пляшущий огонек вызывал в нем странное чувство, сродни отвращению к некогда могучему животному, безвозвратно искалеченному и доживающему последние мгновения своей жизни: уже не навредит, но в агонии вполне может случайным ударом лишить головы.
– Придется нести Уне неприятные новости. – Поднявшись, Мастер едва не загасил остатки божественного огня и поспешно шагнул в сторону. – Что бы ни питало этот источник, оно истощено и никакими жертвами его силу не восстановить. Два очага, если мне не изменяет память, потухли еще два года назад… Этого следовало ожидать.
Танец белого пламени не позволял отвести глаза, но теперь и Ши Мин чувствовал, насколько оно на самом деле ослабло.
– Если это дар бога, то бог решил свой подарок отобрать.
– Или скончался в своих сияющих чертогах, – отмахнулся Мастер. – Туда ему и дорога. Больше нам здесь делать нечего.
Цепляясь замерзшими пальцами за стену, Ши Мин принялся медленно взбираться по наклонному лазу и оглянулся, не удержавшись. Пламя в чаше горело совершенно бесшумно, но стало будто еще тусклее и ниже.
Глава 41
Траур объявили на месяц, и больше ничего Коту не удалось узнать в этой глуши. Юкай, разглядывая пушистые уши и гибкий хвост, понимал, каких трудов стоило крошечной деревне разжиться даже такими новостями.
Особенно если все жители сплошь щеголяют такими же кошачьими украшениями. Чтобы выжить, они наверняка прятались не просто хорошо, а так искусно, что у столичных жителей – по крайней мере, во дворце – даже слухов не гуляло о кошачьем племени. Насчет жителей империи Юкай, как и сам Кот, не обольщался: любой пойманной диковинке дорога либо в клетку, либо на золотую цепочку в богатый дом, а то и в жертвы для ритуалов, которые сочинят немедля.
В своей благодарности он тоже был предельно честен. Глядя на взлохмаченную макушку и гадая, какого же на самом деле цвета пушистые пряди и густая шерсть на ушах, Юкай лишенным эмоций голосом посоветовал больше никогда не попадаться ему на глаза. Ковыряющийся в проржавевшем замочке мальчишка едва заметно вздрогнул, дернул плечом, заставив цепь глухо звякнуть, но не отозвался.
И дело было не в том, что Юкай не смог бы удержаться от кровожадного желания отомстить. С какой стороны на этот плен ни посмотри, но Кот спас ему жизнь. Однако повороты судьбы предсказать невозможно, и оба понимали: если когда-то им и придется столкнуться снова, то либо Юкай каким-то чудом опять потеряется в лесной глуши, либо Кот окажется на цепочке во дворце или в одном из богатых поместий.
Но раз уж о котах до сих пор никто не говорил, то и переживать особо не стоило. Вряд ли мальчишка настолько глуп, чтобы сунуться к людям. Юкай не знал, что за мысли бродят в вихрастой голове, и спрашивать об этом не хотел – в конце концов, не ему пытаться удержать других от ошибок.
Только себе он мысленно пообещал, что после возвращения во дворец попросит Мастера почаще интересоваться слухами о людях с кошачьими ушами. Если мальчишка и попадется кому-нибудь, то наверняка удастся перехватить или выкупить его. Все-таки связанный чувством благодарности младший Дракон по сравнению с остальными мог стать спасением.
Нора оказалась совсем короткой, за шиворот сыпалась земля, а пальцы то и дело цеплялись за тонкие травяные корешки. Отвыкшее за время долгой неподвижности тело едва держалось на подрагивающих ногах, а последние несколько шагов и вовсе пришлось преодолевать ползком. Выбирающийся на волю Юкай чувствовал себя воскресшим по недосмотру мертвецом, неуклонно лезущим из своей могилы. Впрочем, для всего окружающего мира это было правдой, и в этом виделась недобрая усмешка судьбы.
– Не буду я тебе глаза завязывать, – прошипел Кот, глядя на покачивающегося Юкая. – Если еще и под руку тебя вести, то из деревни даже до рассвета выбраться не получится.
Воздух был до головокружения плотным и насыщенным ароматами: согретой солнцем смолы, мелких лесных цветов, еще клейкой молодой листвы… С каждым шагом он все глубже просачивался в легкие и распускался внутри, заставляя задыхаться.
Тусклый зеленоватый свет, к которому привыкли глаза Юкая, можно было приравнять к лунному, но никак не к солнечному. Кот всерьез опасался, что его неспокойный подопечный ослепнет, выбравшись на поверхность не ко времени. Мальчишка с особой осторожностью выбирал ночь, в которую можно будет вывести Юкая за пределы леса, изо всех сил пытаясь удержать его от спешки.
Коту больше не хотелось расспрашивать о его жизни, текущей где-то вдали от этих диких мест. Каждая черта в облике Юкая – многочисленные шрамы и раны, тяжелый меч на прочной перевязи, дорого украшенная одежда – прямо говорила о том, насколько их судьбы далеки друг от друга и что встреча эта была только случайностью, а жизненные пути их в дальнейшем разойдутся еще дальше.
Битвы, любящая семья, верные друзья и возможность прожить свою жизнь, ни у кого разрешения не спрашивая, а не блуждать среди деревьев, доживая свой век с глупыми и агрессивными нелюдьми, только и развлекаясь ловлей разнообразной живности на ужин… Кот едва заметно вздохнул. Мечты о том, что раненый пленник пусть и не другом станет, но хотя бы не врагом, осыпа́лись быстрее увядших лепестков.
Не будут они ни друзьями, ни врагами, а останутся друг другу никем. Высокий, старше своих лет выглядящий молодой мужчина просто посмотрит странными равнодушными золотыми глазами и уйдет, унося вместе с собой привкус неслучившейся свободы.
Выбравшись наконец на поверхность, Юкай, не удержавшись, тяжело осел на траву. Вынырнувший следом Кот осмотрелся, раздувая ноздри.
Теплый ветер шуршал в ветвях, серп луны, скрытый тонкой пеленой облаков, освещал небольшое пространство между деревьями – дальше все тонуло во мраке. Неприметное отверстие в земле пряталось между густым кустарником и пологим холмом, заросшим травой с длинными пушистыми метелками. Ни тропинки, ни следов – Кот наверняка прилагал все усилия, чтобы о тайном убежище не узнал никто.
Юкай покосился на босые ноги маленького спасителя и медленно поднялся, отмахнувшись от предложенной помощи.
До утра посторонний запах развеется, уверял Кот. Никто не найдет следов, потому что никто не сунется за ручей. Погони Юкай не опасался, мысли о такой мелочи просто не умещались в его голове, в которой царило только одно – пропитанное паникой чувство безвозвратно потерянного времени.
Кот посмотрел на поднявшегося в полный рост юношу со смесью недоверия и обиды. Юкай возвышался над ним на добрые две с половиной головы, и все рассказы мальчишки о том, что ему девятнадцать и он на целый год старше, выглядели сейчас крайне неубедительно. Да и подвижное лицо с огромными глазами отражало такую бездну эмоций, какую редко покажет взрослый.
Глядя на эту запрокинутую мордашку, Юкай едва удержался, чтобы не погладить подрагивающие уши, – так же, как тянулся погладить ящера, даже зная, что через прочную чешую тот не ощутит прикосновений, а самому животному совершенно нет дела до таких проявлений нежности.
Впрочем, никакой нежности к ребенку он и не испытывал, ощущая лишь раздражение от вынужденного соседства и легкий интерес.
Мальчишка покосился на него с подозрением и нервно дернул ухом. Он держался рядом, но слишком близко не приближался, словно ожидая от Юкая какого-то подвоха. С неудовольствием оглянувшись на примятый участок травы, он кивнул в сторону нужного направления и побрел первым, указывая путь и принюхиваясь.
Шли молча, опасаясь выдать свое присутствие. Мальчишке еще жить здесь, среди таких же, как он сам, и какова бы ни была эта жизнь, Юкай не имел права еще больше ее усложнять. Фигурка Кота скользила беззвучно, словно призрак, сотканный из тумана и молочного лунного света. Неспокойная зелень глаз превращала и без того странного спутника в потустороннее существо, бесконечно далекое и от добра, и от зла – не имеющее окраски одинокое творение неведомых богов. Здесь, в неверном танце теней и шорохе листвы, смешной мальчишка исчезал, стирая свою человечность.
Он сможет выжить где угодно и стать кем заблагорассудится, подумал Юкай, глядя на стремительную легкую фигуру. Только вот рабом стать не сможет никогда.