ько бессилие, верно? Ты не хотела становиться женой и матерью, не хотела участвовать в планах отца. Ты просто нашла свой путь и пошла по нему, а мы с братом остались. Я завидовала твоей решимости, но сама… не смогла.
Фэн Чань промолчала. Она не привыкла и не умела открывать душу и впускать туда даже самых близких. Выросшие вместе сестры были похожи, но разные цели развели их слишком далеко. Старшая жила своей мечтой, но ей не хватило мужества восстать против отца и защитить младших. Фэн Жулань же металась, но не находила выхода: она не хотела просто бежать, ей необходимо было победить.
– Мне повезло родиться некрасивой… – Голос Фэн Чань звучал так, будто она говорила сама с собой. – Неприметное лицо забирает одни шансы и тут же дает совсем другие. Отец решил использовать тебя, вот и всё. Окажись я на твоем месте – и сбежать не удалось бы. Но ты ведь тоже виновата в том, как отец обращается с тобой. Не мне осуждать тебя, но ваши с Юанем отношения… Нет, я не могу испытывать к вам отвращение или читать нравоучения. Жизнь слишком сложна и коротка, а вы оба – кусочки моей души, и я искренне желаю вам счастья, но что вы будете делать дальше? Умоляю, сестра, скажи все как есть. Ты ведь не сводишь с ума своего жениха, чтобы со спокойной душой прожить свою жизнь вместе с Юанем, прикрываясь пускающим слюни слабоумным мужем? Мы все еще во власти отца, и мне не хотелось бы до конца дней своих прятать вас в трюме своего корабля. Прошу, будьте рассудительны и осторожны. Этот брак может быть вашим шансом все изменить и разорвать связь. И не смотри на меня так, Жулань! Ваших чувств только слепой не видел. Отец наверняка не верит в то, что между вами все закончилось, иначе он не отправил бы Юаня сюда.
Лицо Фэн Жулань исказилось, вызывая жалость. Взгляд ускользал, сама она не могла подобрать слов. Старшая сестра, вечно занятая только собой и морем, оказалась куда проницательнее большинства людей и так играючи раскрыла самые темные и опасные секреты, что принцесса невольно начала испытывать страх.
Видя спутанные чувства младшей сестры, Фэн Чань тяжело вздохнула. Обеими ладонями она легонько сжала ее скулы, заставляя смотреть себе в глаза, и заговорила медленно, раздельно:
– Милая, помни: я на твоей стороне, как бы ни повернулась наша судьба. Об одном прошу: не забывай, кто ты такая. Не забывай людей, которые любят тебя и которых любишь ты. Отстранившись от них, ты позабудешь все, что вас связывало. Так недалеко и до того, чтобы превратиться в подобие нашего отца, который людей делит на полезных и мешающих, играючи разбрасывая в разные стороны и тех и других. Прекрати мучить своего жениха, это недостойно. Тебя ждет долгая и славная жизнь, и не стоит наперед разбрасывать камни, о которые позже придется спотыкаться.
Глава 51
Семейство правителя Сибая после долгих споров все-таки почтило визитом Ду Цзыяна. Словно в покоях тяжелобольного человека, они чинно и тихо расселись вокруг постели, на которой лежал сжавшийся в комок император. Во взглядах Фэн Жунхе читалось брезгливое любопытство и легкая жалость, а старшая дочь Фэн Чань так щурила глубокие черные глаза, что в уголках собирались едва заметные морщинки. Казалось, ее что-то мучило настолько сильно, что не удавалось оставаться спокойной.
Ду Цзыян отреагировал на них как на незнакомцев. Накинув одеяло на голову, он тревожно наблюдал за каждым их движением, словно перепуганный ребенок. Ранее он позволил переодеть себя в один из дорогих нарядов, но постель покидать отказался: забрался обратно в одежде и обуви, путаясь в рукавах. Ду Цзылу замерла у двери, не решаясь подойти ближе: видеть, насколько сильно изменился император за дни своей болезни, было для нее невыносимо, но и оставить его наедине с сибайцами она не могла. Взглядом Ду Цзыян продолжал искать только ее, лицо его немного смягчалось лишь при виде наложницы, дни и ночи проводящей рядом с ним.
Надолго правитель Сибая не задержался. Задав пару вопросов о состоянии здоровья императора, он попрощался и спешно покинул покои.
Ду Цзылу была не сильна в понимании чужих чувств и мыслей. В Локане ей было проще – люди там были уже изучены, но что творилось в головах сибайцев, она не угадывала никогда. Только сейчас, глядя на драгоценные лазурные ткани и мерцающую мелким жемчугом вышивку, она сообразила вдруг: повелителя огромной империи только что перестали принимать в расчет, выбросили, как старую треснувшую чашку.
Теперь он станет лишь обузой. Новые хозяева постараются сделать все тихо и по законам, чтобы не допустить волнений. С волнениями им не справиться.
После того как за гостями закрылись двери, император принялся с сосредоточенным видом ковырять вышивку роскошного одеяния, издавая монотонное басовитое жужжание.
Ночь едва успела опуститься на город, как густые черные тучи заволокли небо от самого горизонта, сталкиваясь и рассыпая десятки молний. Глухой рокот пугал непривычную к грозам девушку, и она украдкой наблюдала у окна за ослепительными вспышками, разрезающими небо на части. Ветвистая молния внезапно пронеслась совсем близко, с треском ударив куда-то в дальний угол сада; Ду Цзылу показалось, что и молния эта была какой-то неправильной – зеленоватой, как болотные огни. Пламя занялось споро, зарево поднялось над стволами деревьев.
Огненный змей пожирал помост, порождая чувство глухого удовлетворения. Пожар не предотвратит новых казней и старых не сотрет, но сейчас средоточие страха превращалось в угли, не в силах справиться с небесным огнем.
Тихий стук едва пробился сквозь грохот стихии и заставил Ду Цзылу вздрогнуть всем телом. Кому в голову придет посетить императора посреди ночи? Обернувшись, наложница посмотрела на неподвижное тело, слишком маленькое для огромной постели, и выскользнула из спальни, плотно прикрыв вход. Одинокая свеча почти не разгоняла мрак, только сгущая тьму по углам.
Снаружи покои императора охранялись сибайцем и днем и ночью, но со времени приезда Фэн Жунхе молчаливый страж изменился до неузнаваемости. При виде Ду Цзылу он принялся едва заметно и неуклюже кланяться, открывать перед ней двери и всячески подчеркивать ее высокий статус, пусть и существовал этот статус только на бумаге. Наложница восприняла перемены с подозрением и старалась лишний раз на глаза ему не попадаться.
Прижавшись ухом к внешней двери, Ду Цзылу задержала дыхание и прислушалась. Неужели страж вовсе покинул свой пост, оставив их с императором на растерзание?
Приподняв длинный подол, она подцепила плотную кожаную повязку, охватывающую бедро. Под ней пряталась длинная спица с плоской головкой в форме цветка пиона. Обычное украшение для волос было выполнено из лучшей стали, а лепестки цветка удобно ложились под пальцы, образуя упор для ладони.
Тщательно оправив платье и разгладив складки, девушка аккуратно воткнула украшение в пучок с правой стороны и распахнула дверь. Ей ли не знать, что от врагов лучше защищаться не замками и засовами, а ударом в глазницу?
– Рыжая сестричка, – ласково пропела замотанная с ног до головы фигура и беззастенчиво просочилась в комнату. Только по кошачьему разрезу черных в полумраке глаз и блеску светлых кудрей Ду Цзылу признала в кипе легких тканей наложницу правителя Сибая.
Обернувшись, красавица смерила неподвижную Ду Цзылу взглядом и, протянув руку, звонко щелкнула длинным ногтем по цветку в рыжих волосах.
– Не такая уж ты и беззащитная, – с одобрением заметила она. Ду Цзылу отступила на шаг, лицо ее окаменело, а пальцы сжались. Соединив руки, она нащупала в широких рукавах рукоятки узких кинжалов.
Светловолосая наложница только пренебрежительно цокнула.
– Зачем ты пришла? – прямо спросила Ду Цзылу и медленно обошла гостью, отрезая ее от двери в спальню императора. Стража за дверью не было, да и с чего ему препятствовать наложнице своего господина? Ее положение было куда как выше, чем у безымянного воина.
Красавица негромко засмеялась и сняла вуаль.
– Не беспокойся, – довольно фыркнула она, правильно оценив маневры, – я не враг ни тебе, ни господину твоему. Ты просила помощи, и я пришла. Рассказывай, маленькая сестра.
Даже не пытаясь быть учтивой, наложница протянула руку и коснулась медальона на груди Ду Цзылу.
– Когда-то все мы носили такой, – прошептала она, – когда нам не хватало сил справиться с нашими бедами.
Ду Цзылу недоуменно нахмурилась. Наложница закатила глаза.
– Лисы всегда помогут своим, маленькая сестра, а на тебе тоже знак лисы, знак нашего господина. Ты выглядишь худой и усталой, наверняка мало ешь и много волнуешься?
Откуда-то из бесконечных складок своего одеяния она выудила длинную шпажку с наколотыми дольками карамельных яблок и протянула ее Ду Цзылу.
– Если девочки едят слишком мало сладкого, то вырастают в сварливых и несчастных женщин, – наставительно проговорила светловолосая красавица, насильно вкладывая угощение в ладонь. – Они смотрят на мир с недовольством, и мир отвечает им тем же, и выходит сплошное беспокойство. Зови меня Ильшат, маленькая рыжая сестра.
Ду Цзылу сжала пальцы на тонкой деревянной шпажке.
– Ты из людей господина Ло, – полуутвердительно произнесла она и рассеянно откусила от яблочной дольки. Ильшат тряхнула головой – светлые локоны разлетелись упругой волной, нежным звоном отозвались колокольчики на шпильках.
– В каждом дворце есть лисята, – лукаво улыбнулась она. Глубокие синие глаза с приподнятыми уголками мерцали, тяжелые веки придавали ей немного усталый и высокомерный вид, но ни капли не портили причудливой красоты; тонкий нос с высокой переносицей и полные бледные губы рисовали образ чувственный и одновременно порочный. – Люди живут, правители правят, все идет своим чередом, а выворачивать и доискиваться правды не стоит… Кушай, не отвлекайся на разговоры. Здесь слишком темно и печально.
Очередная молния вспыхнула так ярко, что осветила самые темные углы. Ильшат оглянулась и направилась к столу, запалив вторую свечу. Чинно устроившись на разложенных вокруг стола подушках, она с недовольством покосилась на бушующую за окном стихию. Молнии отразились в глубине ее зрачков.