а насмешливая полуулыбка.
– С твоим господином я рассчитаюсь. И он со мной тоже рассчитается.
За соседним столом снова вспыхнула ссора: двое мужчин, расшвыряв стулья в разные стороны, встали друг напротив друга, тяжело раздувая ноздри. Посуда, сметенная чьей-то неловкой рукой, с громким звоном разбилась. Оба замерших в напряжении мужчины были пьяны, у одного в руках появился короткий меч, второй играл несколькими кинжалами с широкими листовидными лезвиями.
Торговец, с испугом косившийся на разгорающуюся ссору, нервничал все больше. Неприятностей он не любил, а жизнью своей предпочитал дорожить, несмотря на опасный способ заработка. Люди стягивались в кольцо, окружая агрессивно настроенных мужчин, и продолжать разговор было невозможно. Стулья то и дело пинали, а в стол врезались, заставляя забиваться все дальше в угол.
– Думаю, нам пора, – высоким голосом проговорил молодой человек, подхватывая с лавки дорогой плащ; щеки его, раскрасневшиеся от выпивки, начали медленно бледнеть.
Юкай согласно хмыкнул из-под капюшона и протянул подписанный свиток.
Не удалось им сделать и двух шагов к выходу, когда пущенный нетрезвой рукой кинжал свистнул в воздухе. Силы в броске было немного, и траектория полета напоминала плавную дугу, однако высокая фигура в темном капюшоне замерла ровно на пути летящего кинжала.
Для Юкая время текло так медленно, что можно было трижды обежать всю таверну, прежде чем лезвие коснется плаща, но шумная толпа раздражала. Хотелось заставить ее замолчать – неважно какой ценой.
Скрытый под плащом меч покинул ножны и со звоном столкнулся с летящим кинжалом. Брызнули искры.
С глухим треском рукоять кинжала вошла в потолок, скрывшись до половины; лезвие же обвиняюще нацелилось вниз. Из разбитых страшным ударом досок посыпались щепки.
В полной тишине Юкай вложил меч обратно в ножны. От резкого движения капюшон слетел, открывая изможденное волевое лицо с ледяными, полными презрения глазами. Поправив плащ и снова скрывшись под капюшоном, он широким шагом вышел из таверны; полноватый юноша, оглянувшись на замершую в недоумении компанию, торопливо выскочил следом за спутником.
Госпожа Уна с насмешкой в глазах рассматривала сидящего напротив мужчину. Тот был высок и широк в кости; мощные мышцы, выкованные боями и тяжелым трудом, делали его фигуру поистине пугающей. Лицо с грубыми чертами было не лишено привлекательности, однако привычка неотрывно и тяжело смотреть собеседникам прямо в глаза даже достоинства его внешности превращала в недостатки.
Светлые, почти белые волосы его были убраны в высокий хвост, который вряд ли часто мыли и расчесывали. Голубые глаза с темно-серой каймой вцеплялись в лица людей, как два крюка, губы кривились в холодноватой надменной усмешке.
– Здесь слишком много, – госпожа Уна кивнула на три мешочка с монетами, лежащие перед ней. – Я уже сказала, что не могу приказать ему.
– Не нужно. – Голос мужчины был сорванным, сиплым, но слова он выговаривал так четко, будто разрубал их на отдельные буквы. – На него смотрят. Зачем он тебе?
– Конечно, смотрят, – пожала плечами госпожа Уна, и во взгляде ее промелькнула плохо скрытая жалость. – Зачем он мне – не твоего ума дело, Хальд. Он же из таких, кого приятно ломать, да? Гордый, умный, никогда не гнувший спину перед другими. У нас даже девушек из Лойцзы не было никогда, а тут такой господин с неизвестным прошлым и туманным будущим. У нас много красавиц, но мужчин почти нет. Женщины и не заглядывают, чего им здесь искать. А ведь и для них мы найдем утешение, только вот сначала их заинтересовать надо, чтобы хоть из любопытства вечерами собирались посмотреть.
Хальд сморщился. Сидящую перед ним особу он не любил: слишком примитивны и однобоки были ее суждения, завязанные лишь на деньгах и телесных удовольствиях.
– Ты продаешь то, что не нуждается в продаже, – грубо оборвал он ее речь. – Торгуешь самым дешевым. Возишься в грязи.
Он мог бы сказать много больше. Рассмеяться ей в лицо и рассказать, как сложны иногда бывают чувства и как на самом деле просты люди, которые ощущают их. Объяснить, что чувствует он сам, третий день подряд до рези в глазах вглядываясь в хрупкую, окруженную ореолом безразличия и застарелой боли фигуру. Показать изнутри всю силу своей жажды, дать ощутить тот неугасимый пожар, который иногда просыпается внутри и жадно требует того, кто этот пожар пробудил.
Рассказать, что вовсе не любовь на самом деле самое сильное и самое неугасимое пламя порождает в душе, а ненависть.
Он мог многое сказать, но предпочел молчать. Чаще всего он выбирал молчание, не желая открываться посторонним. Каждый мог стать врагом, и не стоило давать им лишние знания о себе.
Уна смотрела на него, склонив голову к плечу; на лице ее была написана скука.
– Он работает для тебя или должен? Я отдам, – отрывисто проговорил Хальд, искоса глядя на раздувшиеся от монет мешки. – Выкуплю.
– Он же не раб, – хищно усмехнулась Уна. – Да и зачем тебе? Говорят, он был воином, но посмотри на него сейчас… Промороженная трава из-под снега, а не человек. Против наших бойцов он и двух ударов не выстоит. Одна надежда – на лицо да волосы, среди богатых одиноких дам обязательно сыщутся те, кто глаз на него положит.
– Я мало предлагаю, – догадался Хальд и выпрямился. Он мог дать больше, только вот если чужестранец не раб, то какой смысл за него платить? – Если у него долг перед тобой, я уплачу его. Если перед другими – отдам деньги ему.
– Погоди. – Уна постучала пальцами по столу и в задумчивости коснулась монет. Хальд знал, что денег у нее было достаточно, но жадность ее простиралась до вершин самых высоких гор. Эту жадность легко было поймать за хвост.
Однако чужак мог отрабатывать какую-нибудь повинность, а Уна никогда не упускала выгоду: если уж в ее когти попался тот, кто сможет привлечь в весенний дом поток богатых дам, то выпустить свою добычу она не согласится ни за какие деньги. Впрочем, это Хальда не волновало. Если нельзя просто купить, то можно хотя бы избавить от обязательств, а потом забрать силой.
Глава 53
Увеселительное заведение с прекрасным и чуждым для суровых северных воителей названием «Персиковый источник» этой весной переживало небывалый расцвет.
Сначала в город змеей вползли слухи о возвращении коварного и обольстительного чужеземца. Видели его немногие, знали и вовсе единицы, но чем больше недомолвок и домыслов клубилось вокруг мужчины, тем более привлекательной целью он становился. В разное время его считали то совладельцем, то деловым партнером, то любовником, а то и вовсе сыном госпожи Уны, жадно выискивая общность в чертах их лиц. Госпожа Уна едва заметно морщилась, будто от кислого: Ло Чжоу на самом деле был на несколько лет старше нее, но нефритово-белое лицо с идеально вылепленными чертами ни одной морщинкой не выдавало возраста. Летом же посетителей «Источника» и вовсе залихорадило.
На смену недостижимому господину Ло прибыл другой мужчина. Он был не менее прекрасен со своей хрупкой надломленной красотой и трагической глубиной непроницаемо-черных глаз; пряди темных волос обрамляли высокие, резко очерченные скулы, а в жестах чувствовалось безразличие и некая опасная резкость.
Контраст между вызывающим поведением господина Ло и спокойной холодностью нового посетителя заставлял невольно сравнивать обоих мужчин, но победа не досталась никому. Северные жители не чурались плотских удовольствий, но уважали силу духа – ту самую стойкость и верность своим убеждениям, которая заставляла глаза людей гореть ярким и чистым светом. В господине Ло этой самой чистоты и на самом донышке было не найти: он был прекрасен, но выглядел слишком уж изворотливым и податливым.
Новый гость, имени которого никто не знал, казался совсем другим. При взгляде на него людей посещали одни и те же мысли: такого можно сломать, но трудно заставить склониться или подчиниться.
Мужчины никогда не стеснялись интереса к девушкам необычной внешности и с удовольствием обсуждали новых красавиц, которые прибывали в заведение госпожи Уны. Женщины же предпочитали делиться новостями тихо, на ушко. Однако за несколько дней сплетни успели обойти город несколько раз по кругу, обрастая все бо́льшим количеством подробностей.
Несколько вечеров подряд ставший причиной бурных пересудов иноземец появлялся в зале, садился на одно и то же место за дальним столом и думал о своем, рассеянно потягивая вино. На нем был плотный костюм непривычного покроя из темной ткани с серебряным шитьем. Черный воротник оттенял белизну шеи, а искры серебра придавали ореол тронутой инеем холодности; узкое, облегающее фигуру верхнее платье туго охватывало тонкую талию и расходилось четырьмя клиньями. Прикрывая колени, платье оставляло на виду обтянутые темными штанами длинные и стройные ноги. На ухе мерцало похожее на чешую украшение: серебряные пластины находили одна на другую, огибая нежную раковину, а ясный искрящийся камень раскачивался на тонкой цепочке, притягивая взгляды.
В окружении высоких и широкоплечих жителей севера он выделялся с той же яркостью, с какой выделяется тонконогий породистый конь с неукротимым изгибом шеи среди неухоженных тягловых лошадей. Безразличный и глубокий взгляд темных глаз на самом деле скрывал огонь и страсть, и в этом мог бы поклясться каждый, кто заглядывал в этот черный омут. Только вот как добраться до нежной и огненной сердцевины, заставив хотя бы немного приоткрыться плотные створки недружелюбия?
Госпожа Уна уже больше десяти лет вела дела «Источника» и как никто другой знала, какими сетями ловить местную рыбу. Через каждого слугу и работника донесла она до посетительниц секретную информацию: прекрасный господин одинок и вовсе не прочь скрасить свои ночи, только вот она, госпожа Уна, над господином власти не имеет и приказать ему не сможет. Впрочем, за некую сумму она согласна представить господину самых достойных претенденток, а дальше все в руках судьбы…