— Принято, — кричу я в выхваченную на секунду из кармана рацию.
Растянуто грохочет залп с ещё одного парусника, уже занявшего боевую позицию. А спустя пару секунд глухое «бум-м-м» ощущается даже «пятой точкой», восседающей на «стульчике» установки. Значит, одно из ядер угодило-таки в бетонные блоки, из которых собран маяк. Блоки массивные, да ещё и соединённые друг с другом электросваркой, а дистанция, с которой ведётся по нам огонь, метров четыреста, ядра уже успевают потерять часть энергии. Так что пробития стены бояться не нужно.
Р-р-р-р!
— Прощевай же…
Р-р-р-р!
— … ты мой ридный краю.
И снова грохот орудийного залпа.
Р-р-р-р!
Удачно! Видимо, уже не одиночный пороховой заряд вспыхнул, а сразу несколько. Пламя из всех портов, палуба вздыбилась, а через пару секунд по ушам шарахнуло звуковой волной мощного взрыва. Этому «котёнку» пипец! Переносим огонь на следующий корабль.
Бумм. Бумм. Кто же у вас там такой меткий, что из гладкоствольной «плевательницы» умудрился даже дважды по башне попасть?
Р-р-р-р!
— Безнэвинно молодэнький…
Р-р-р-р!
— … слоник помирает!
Р-р!
Снаряды кончились!
— Тащ капитан, они десант уже высадили, — хрипит рация.
Фрагмент 21
Пока меняли коробки с лентами, снаряженными снарядами, слышны были длинные автоматные очереди старшины 1-й статьи Сёмочкина. Правильно делает, что не экономит патроны. Психологически правильно: не по одному враги падают после каждой из них, а по два-три. Остановить пару сотен бегущих по песку матросов он не сможет, но их боевой дух к тому времени, когда они окажутся в мёртвой зоне, существенно снизится. А там пусть себе головы ломают, как прорваться через запертую изнутри мощную стальную дверь. Насколько я знаю, у Сёмочкина при себе не одни автомат, а три, так что при первых признаках перегрева ствола поменяет оружие.
Хуже другое. И мне на это указал Сухинин.
— Тащ капитан, если те корабли войдут в Лиман, то смогут обстреливать маяк из мёртвой для нас зоны.
А ведь верно! «Зушку» на широкой верхней площадке установили так, что она может стрелять лишь по тем, кто находится на траверсе маяка либо пытается войти в пролив. Ну, или отошёл на восток по Лиману на километр-полтора.
— Давай, дуй за боеприпасами в оружейную. И Куприянчика прихвати. Того, что здесь, на огневой позиции, может не хватить.
Справлюсь как-нибудь в одиночку, пока они тащат наверх тяжеленные ленты.
— Куприянчик, предупреди Центральную, что минут десять тебя не будет на связи. Поможешь Сухинину.
— Принято!
Пока мы возились с перезарядкой зенитки, маяк «поймал» ещё два ядра. Причём, одно ударило достаточно высоко, по парапету этажа, на котором установлена выключенная на дневное время мощная лампа. Поняли, что главная угроза исходит именно с верхней площадки маяка?
Я ожидал, что те корабли, которые ожидают очереди для входа в пролив, тоже поддержат артобстрелом товарищей, палящих по маяку. Но потом сообразил, почему их орудия молчат: боятся зацепить десант, атакующий вдоль косы. Да и выделенные для обстрела маяка задробили огонь, когда эта орава оказалась у его подножия.
Нет, поторопился. Просто ядра теперь летят гораздо выше и падают уже не в песок, а в Лиман. Целятся, суки, по верхним этажам форта.
Плевать! Моя задача — не пропустить через пролив те восемь посудин, что не участвуют в обстреле.
Расстояние для «зушки» смешное, максимум триста метров. А взрыватели осколочно-фугасных снарядов очень чувствительные. До замены их на новый тип срабатывали даже на капли дождя. Теперь их чуть загрубили, но они всё равно взрываются даже при встрече снарядов с картоном. Значит, будем рвать паруса той посудины, что уже сунулась в пролив.
Первая же короткая очередь показала, что рассчитал я правильно. Теперь главное — не спешить, давать стволам остывать между очередями, чтобы не остаться на время с одними автоматами.
Бумм!
Зараза! Ещё выше задрали прицел. Ядро угодило в район межэтажного перекрытия между «маячным» этажом и самой верхней площадкой, на которой стоит «зушка».
Парус того кораблика, что уже сунулся в пролив, повис лохмотьями, а я, даже не скупыми, а скупердяйскими очередями продолжаю рвать те, что ещё надуты попутным ветром с океана. Есть! Сработало! Корабль сначала совсем сбавил ход, а потом и вовсе «пополз раком» под действием течения.
Снизу, от двери в форт слышен гулкий, ритмичный металлический грохот. Видно, десантники, обнаружив входную дверь, молотят по ней тем, что у них нашлось при себе. Бог в помощь, ребятки! Там пара сантиметров хорошей стали. Глядишь, месяца за четыре непрерывной долбёжки и сумеете проколупать дырку, в которую можно будет протиснуться самому худенькому из вас!
Бумм!
Только уже с каким-то металлическим призвуком.
— Командир, ставни на окошке жилого этажа пробили ядром, — доложил запыхавшийся Сухинин, изображая пальцами круг, диаметром сантиметров двадцать. — Вот такая дырища! И стеклопакету капец.
— Да и хрен с ним! Несмертельно. Сделаете ещё одну ходку, и ты, Куприянчик, свяжешься с Центральной, доложишь обстановку.
Не до уставного обращения с временными подчинёнными. В бою можно и на «ты». Обидится — извинюсь, спина не сломается.
С заменой парусов возня затянется, так что следующий корабль сунется в пролив только тогда, когда предыдущий отнесёт с фарватера. А значит, пока можно остудить стволы.
Бумм! Новое попадание. Но звук, как будто где-то прямо подо мной. А следом — один за другим, два близких взрыва и вопли боли.
— Тащ, капитан, это я их «приласкал» гранатами через амбразуру.
— Перец. Мой позывной Перец. Экономь время, старшина.
— Принято, Перец! Пипец вертолёту.
— Изрубили саблями?
— Нет, ядро угодило. Хвост оборвало.
Жаль, хорошая была машинка!
Со злости всадил сносимому течением кораблю очередь куда-то в район закрытых орудийных портов. И, судя по потянувшемуся сквозь щели дымку, устроил на орудийной палубе небольшой пожар.
Бумм!
С визгом мимо пролетело срикошетившее ядро, блок парапета, окутанный бетонной пылью, чуть сдвинулся с места.
«Подносчики боеприпасов» вот-вот должны вернуться, так что, развернув установку в сторону корабля, с которого ещё не окончательно сдуло дым от выстрелов, «добил» в него остатки снарядов. Теперь и на нём что-то пылает.
Пока ещё больше запыхавшийся Сухинин помогал мне менять коробки с лентами, старший матрос умчался докладывать на Центральную: первая попытка прорыва в Лиман отбита, готовимся к отражению второй. Уничтожен один из вражеских кораблей, на двух других сильный пожар, на третьем пожар незначительный. Потери высадившегося на косу десанта до тридцати человек убитыми и ранеными. Прямыми попаданиями ядер разбита лампа маяка и уничтожен вертолёт, есть незначительные повреждения здания. Потерь среди личного состава гарнизона не имеем.
Только Куприянчик успел нырнуть в лаз, как рванула крюйт-камера шхуны, подожжённой мной раньше всех. Впечатляющее зрелище! Столб воды, дыма и всевозможных обломков и обрывков. Сколько человек там сейчас отправилось в мир иной, одному богу ведомо. Но никто не заставлял их начинать знакомство с нами с пушечной стрельбы.
Впечатлило, похоже не только меня, но и противника. По крайней мере, ещё с минуту не раздавалось ни единого орудийного выстрела. А потом — как прорвало. Загрохотали пушки не только на последнем из неповреждённых кораблей, выделенных для обстрела маяка, но и на трёх, предназначенных для прорыва, а также на транспортниках. А эти проклятые «бумм, бумм», стали слышаться намного, намного чаще.
Досталось ли от «дружественного огня» десанту, так и крутившемуся под маяком, я не видел. Слышал лишь между грохотом корабельных орудий пальбу из автомата короткими очередями, редкие взрывы гранат да гулкие выстрелы средневековых то ли пистолетов, то ли мушкетов.
Только ни мне, ни Сухинину, занимающемуся укладкой снарядных лент в опустевшие короба, было некогда на них реагировать. За исключением единственного случая, когда какое-то удачно пущенное ядро снова прилетело в парапет верхней площадки маяка. На этот раз — с внутренней стороны. Видимо, угол наклона стволов, установленных на орудийных палубах, не позволяет вести огонь по самому верхнему «этажу» нашей башни. А «счастливчику», умудрившемуся нас чуть не достать, помогла бортовая качка.
С тем, чем занимался матрос, ясно. Я же вёл огонь по тому из кораблей, который сунулся в пролив между косами. Он стоял мористее всех остальных, поэтому попытался воспользоваться скоростью, полученной за счёт устойчивого морского бриза. Так что ко входу в горло должен был разогнаться до максимальной скорости, которую обеспечили бы ему всё его парусное вооружение.
«Бы». Поскольку его действия не остались незамеченными мной. Тактику противодействия прорыву я уже опробовал на его предшественнике, ванты которого сейчас чернели от матросов, меняющих паруса. Поэтому вначале сосредоточил внимание на самых больших, прямых полотнищах, а когда от них остались лохмотья, досадил ленты по шканцам, кормовому возвышению корабля, где находится штурвал и во время боя «обитает» командование.
Похоже, очень удачно досадил, поскольку корабль изменил курс и, спустя пару минут врезался в песок косы, отделённой от нас проливом. Две мачты, фок и грот, то есть, первая и вторая с носа, при этом сломались, рухнув на палубу.
— Командир, «Тарантул» на подходе, — прошипел в динамике рации голос Куприянчика. — Я его вижу через амбразуру.
Возвращались мы на Центральную вовсе не на вертолёте, годном теперь лишь на металлолом, и даже не на «Тарантуле», а на плашкоуте, являвшемся «разгонной» посудиной в водах Лимана. Вместе с руинами «Робинсона», который затащили на него, чтобы не бросать возле «морских ворот земной колонии на планете ТемУр»: просто ни к чему аборигенам знать, что наша «чудо-техника» может быть уничтожена. А сторожевик, доставивший нам смену, остался ожидать подхода «Адама», в трюме которого и доставят к вечеру на баз