И пошли они, солнцем палимы, как писал поэт. Побрели. Впереди «старушка», которая старше меня всего на несколько лет, потом Оне, которую я заставил по примеру деревенской жительницы поменять её «вьетнамки» на своеобразные портянки — привязанные верёвочкой к щиколотке куски шкуры, в которые завёрнута стопа. Чтобы ножки о жёсткую сухую траву не ободрала. Ну, а завершал процессию я, любимый, ковыляющий с самодельным костылём, но в «бронике» и с навешанным на себя оружием. Действительно под жарким, палящим южным солнцем, пусть и не таким убийственным в осеннюю пору, как это было ещё с месяц назад.
Подмышку я стёр к концу второго часа ходьбы. За это время мы протопали лишь половину пути до следующей деревни. Некоторое время ещё пытался использовать костыль как обычный посох, но дело-то в раненой ноге, которая устала и теперь ныла. Не изводила острой болью при каждом шаге, как было бы, если бы рана не затянулась, а именно ныла каждой мышцей, поскольку организм «на автомате» пытался перестроить их работу, чтобы на повреждённые приходилась меньшая нагрузка.
В общем, после очередной передышки я поднялся. А вот шагать дальше уже смог кое-как. «Разогнался» до скорости, пожалуй, не больше километра в час. Если не меньше.
Растерялась, глядя на мою беспомощность, «молодка». Умеа-зо, покачав головой, подлезла мне под левую руку и на своей тарабарщине явно приказала опираться на неё. А ведь помогло! Но выдохлась уже через полчаса: возраст, явно тяжёлая крестьянская работа, так что опускалась она в траву, чтобы отдохнуть, со старческим кряхтением. И я очень уж опасался, как бы у «бабушки» после этого не прихватило спину.
О чём они с Оне трещали по-своему, я даже не прислушивался. Да и смысл какой? Всё равно ничего, кроме слов «Саша», «нога», «идти» не понимаю. Просто пользовался моментом, чтобы вытянуть эту треклятую ногу, закрыть глаза и максимально расслабленно полежать.
Вот за эту мою расслабуху мы и поплатились, поскольку вывел меня из «нирваны» звук топота лошадиных копыт.
Нет, это были не кочевники. Это были какие-то гелоны. Но картинка, увиденная ими, натолкнула ребяток на мысли отнюдь не о помощи усталым путникам.
Скорее всего, нас они заметили, ещё пока мы ковыляли. Мы — это явно беспомощный необычно одетый мужик без привычного им оружия, а при нём две бабы.
Думаете, психология гелонских гопников хоть чем-то отличается от психологии земных «коллег»? Щас! Приблизившись, четверо соскочили с «ишаков» и с радостными восклицаниями двинулись в сторону Оне и Умеа-зо, а двое с копьями решили «окончательно обезвредить» меня. Видимо, мой «прикид» так им понравился, что они решили предоставить товарищам возможность «попользоваться» женщинами в первую очередь. О том, что именно для этого им понадобились мои спутницы, я понял по тому, как вздохнула, легла на спину и откинула в сторону переднюю часть «мушкетёрского плаща» «бабушка».
Зато Оне вскочила и с криком «Саша, их убивать!» бросилась ко мне.
В общем-то, я и без неё понял, что сейчас придётся убивать. Уж больно решительно топали ко мне те двое, с копьями.
Это рассказывать долго. На самом деле, со времени, когда мародёры соскочили с коней и до этого вопля прошло две-три секунды.
Вот чем мне нравится СПС, так это тем, что для начала стрельбы из него не нужно мучиться со снятием с предохранителя и передёргиванием затвора. Патрон уже в стволе, а сдвоенный предохранитель на тыльной стороне рукоятки и спусковом крючке срабатывают, когда именно нужно стрелять. Действие же экспансивной пули с пластмассовым аэродинамическим обтекателем полностью соответствует имени змеюки, в честь которой назван пистолет: укус убойный.
Пиф-паф, и те, что собирались либо пришпилить меня «булавками», как какую-нибудь бабочку, либо под угрозой этого лишить всего имущества, кулями валятся на землю. Следующий выстрел по тому, который бросился догонять Оне (благо, она не успела перекрыть мне сектор стрельбы), а четвёртый, в позарившегося на стати пожилой по местным меркам женщины и уже сдирающего с себя штаны. А двое уцелевших замерли соляными столбами.
Впрочем, ненадолго, поскольку уже через пару секунд ломанулись прочь быстрее взволновавшихся громкими звуками лошадок. Правда, четвероногие волновались не очень долго, и Умеа-зо, при появлении незваных гостей явно собиравшаяся воспользоваться мудростью «если изнасилование неизбежно, расслабься и постарайся получить максимум удовольствия», переловила их без особого труда. Вот уж воистину — не было бы счастья, да несчастье помогло. Есть теперь у нас транспорт, чтобы добраться, как минимум, до следующей деревни!
Транспорт-то есть, да вот взбираться на него Оне наотрез отказалась. И я далеко не сразу понял, почему. Только после того, как потрогал попону, которую гопники используют вместо седла. И очень даже правильно оценил её отказ: а вы, млын, много удовольствия испытаете, если вам придётся, пардон, голым задом и яйцами тереться о войлок? Я уж не говорю про женские весьма чувствительные и нежные срамные губы.
Выход из ситуации подсказала «бабушка», принявшаяся сдирать с несостоявшегося насильника его полуспущенные штанцы и что-то буркнувшая моей подружке. Та с сомнением принялась рассматривать тушку того, кто «предназначался в качестве полового партнёра» ей. Ну, да. Великоваты будут брючки для её комплекции. Куда лучше подойдут с ещё дышащего, но по-прежнему бесчувственного копейщика. Явно меньше нужно будет утягивать в поясе, чтобы не свалились.
В общем, пришлось подстраховать девушку. «Контролировать» недобитка очень не хотелось, поскольку рана у него тяжелейшая, и на ноги он встанет совсем не скоро, если переживёт сегодняшнюю ночь.
А вот оружия я не стал оставлять никакого. Оно здесь стоит весьма дорого, и, продав его, можно будет довольно долго питаться всем троим. Хоть в той деревне, куда мы собирались дойти сегодня, хоть в Городе.
Ещё одну задачу пришлось решать на ходу. Как оказалось, гелоны не знают стремян. И если для Умеа-зо езда без них проблем не составляла (деревенская жизнь многому учит), то для меня и дочери кузнеца удержаться без них на «горбу» пусть и не скаковой лошадки — проблема. Оне вообще ни разу на лошади не ездила, а мне с моей усталостью, помноженной на общую слабость после ранения, опоры для ног явно не помешали бы. В общем, распустил на кожаные ленты штаны с очередной своей жертвы, изобразил из ленточек ременные стремена, привязав их к нижним краям попон, и, как мог, объяснил девушке, чтобы она использовала сии приспособления для удержания равновесия.
Её-то я подсадил, а вот самому пришлось взгромождаться на низкорослого скакуна через боль. Но это всё равно куда лучше, чем топать на совсем уж разнывшейся лапе несколько километров.
Деревушка, как я и подозревал, оказалась пустой. И «подчищенной» от ценностей то ли кочевниками, то ли мародёрами, вроде повстречавшихся нам в степи. А поскольку времени у нас до вечера было навалом, принял решение двигаться дальше, разрешив дамам лишь оправить естественные надобности, запастись выпитой в дороге водой да перекусить всухомятку запасами гопников.
Зато в следующей деревеньке, где жителям удалось отбиться от набега небольшого отряда степняков приют нам дали. Не без скандала, поскольку одна из молодых женщин узнала лошадку и штаны своего брата и закатила истерику. Но тут слово взяла Умеа-зо, принявшаяся что-то рассказывать с очень злобными интонациями. При этом вытряхнула из седельной сумы какие-то тряпки, перепачканные кровью. А скандалистка, закрыв лицо руками, с рыданиями сбежала прочь.
Наутро я не смог подняться. Болело буквально всё тело, а самого меня знобило. Я с перепуга принялся осматривать и пальпировать затянувшуюся рану, но, к счастью, никакого воспаления внутри мышцы так и не нащупал. Да, болью при нажатии она отзывалась, но ни покраснения, ни увеличившейся опухоли не наблюдалось. А прислушиваясь к прочим внутренним органам, закралось подозрение, что виной нехорошего состояния стала какая-то зараза, попавшая в мой организм вместе с едой мародёров. Совершенно неопасная для туземцев, но устроившая мне три «весёлых» денька с поносом и лихорадкой, даже несмотря на принятые антибиотики. Впрочем, вирусы к антибиотикам нечувствительны, а без сложных медицинских анализов распознать, какой тип заразы я поймал, невозможно.
Зато теперь у меня было сразу две сиделки, поскольку «бабушка Умео», как переводилось её имя с окончанием «зо», раньше категорически отказывавшаяся покидать свою деревушку даже под угрозой нападения кочевников, теперь решила ехать с нами в город. А поскольку авторитета из-за её возраста у «старушки» было немеряно, и относились к нам с Оне куда лучше, чем там, где я приходил в себя после ранения.
Три дня — только лихорадка. Ещё три — чтобы окончательно оправиться после болезни. За это время из Города явились гонцы с добрым известием: отбились! Отбились от собравшихся в очень большую стаю кочевников, пытавшихся штурмом взять разрушенные и так до конца и не восстановленные городские стены. Отбились, благодаря «гуманитарной помощи» в виде металлопроката, привезённого землянами: наконечников для стрел и копий было в достатке, так что степняки, даже ворвавшись сквозь пролом, вынуждены были отступить, а потом и вовсе убраться прочь. Потери, конечно, очень большие, но главное — устояли, и Город подтвердил «звание» неприступного.
Сложно сказать, кто именно подсуетился рассказать гонцам о том, что здесь, в жалкой соломенной хижине, отлёживается один из «людей света», благодаря помощи которых Город выстоял. Тот самый, которого считали погибшим вместе с дочерью одного из очень немногих городских кузнецов. Но их «главнюк» (вряд ли по званию старше десятника) не побрезговал зайти в моё временное пристанище, чтобы убедиться в этом собственными глазами. И, похоже, узнал меня. А перед отъездом «откомандировал» одного из подчинённых назад, известить «отцов города» о том, что «потеряшка» нашлась. Даже две: и я, и Оне.