Как камни, бросал Андрон тяжелые и холодные слова. И чем больше говорил, тем больше нарастало внутри озлобление. Не на Федю, а на свою неуютную, одинокую жизнь, на свою тоску по теплому слову. Понимал, что говорит не то, а остановиться не мог.
Федя выбросил папиросу. Окурок шлепнулся о мокрую гальку и зачадил, угасая.
— Одичал ты совсем, тятька… Неужели себя переломить не можешь? Не пень ведь ты — человек… Выбрось из головы свою дурь. — У Феди потемнели глаза. — К тебе по-хорошему, а ты лаешься.
У Андрона перехватило дыхание. Не было в сыне смирения, не было уважения к отцу. Вместо того чтобы покориться, он сам отца сломать хочет. Андрон показал рукой на моторку.
— Эх, тятька, видно, разум у тебя здесь, в Мерзлой губе, мыши съели. Не злобись, уеду… Небось сейчас опять пойдешь половицы лбом прошибать?
Тарахтел мотор. Катер, переваливаясь на мертвой зыби, огибал мыс. Сзади оставался широкий пенный след. Внутри пусто. Даже слез не было. «Не поддамся, не поддамся!» — твердил кто-то чужой Андрону. И хотелось этого чужого раздавить так, как давил Андрон костяным ногтем всякую нечисть, которая забиралась в избушку.
А сын уже скрылся из виду. Раньше хоть надеждой Андрон жил, а теперь и ее не стало.
Дни бежали и бежали, похожие друг на друга. Сильные руки привычно делали работу, губы по-прежнему шептали молитвы. Только Андрон понимал, что не те стали молитвы: слова были те же самые, а веры не было. Всю жизнь бог становился на пути у Андрона. Если бы не он, разве Федя уехал из Мерзлой губы? Душа пересыхала, как ручей в жару.
«Наверное, помирать надо», — решил Андрон и стал себе домовину мастерить. Подходящая колода для этого была припасена заранее. Просторную домовину сделал себе Андрон, чтобы в последний час не тревожились натруженные кости.
Но сильное тело не хотело умирать. По-прежнему Андрон выезжал на рыбалку, заготовлял плавник для топлива, чинил снасти. Как-то раз, возвращаясь с корзиной рыбы, Андрон наткнулся на домовину. «Ишь, до чего дожил, сам себе смерть зову», — с неожиданной злобой подумал рыбак и тут же затащил домовину в сарай, в темный угол. Больше он к ней не притрагивался.
Однажды летом Андрон выехал на рыбалку подальше в море. У берегов рыба не брала на ярус.
Скрылась за скалами Мерзлая губа, ветер пал встречный. И пока Андрон добрался до места, он отмотал все руки на веслах. Море играло небольшим взводнем. Острые волны хлестали в смоленые борта карбаса, изредка плеская через борт.
Выбрав приметное место возле пологого мыса, похожего на щуку, Андрон бросил в воду четырехлапчатый кованый якорь и стал выметывать снасть — длинную веревку с крючками на крепких поводках.
Когда полкилометра веревки ушло в воду и на волнах закачались два красных буя с флажками, Андрон разогнул онемевшую поясницу. Теперь можно и отдохнуть часа четыре.
В карбасе Андрон чувствовал себя так же привычно, как дома. Под кормовым сиденьем в рундуке нашлись анкерок с водой, вяленая треска и сухари.
Андрон задремал на широкой скамейке, подложив под голову запасной пробковый буй.
Ветер качал карбас, как люльку, соленые брызги разбивались о борта и взлетали вверх мелкой водяной пылью. Капельки воды жемчужинами запутались в бороде Андрона, в мохнатых бровях. Ветер соленый, крепкий, пахнувший свежестью, обдувал его, заставлял дышать глубоко и спокойно. Когда озорная волна ухитрялась перебросить через борт пригоршню зеленой воды, Андрон открывал глаза и смотрел на море.
Из-за мыса показался моторный бот. Мягко рокотал мотор, выбрасывая из широкой трубы едва видимые кольца сизого дыма. Острый нос уверенно резал волны. «До́бро идет!..» — подумал Андрон, рассматривая стройные обводы корпуса, круглые иллюминаторы и капитанскую будку, обведенную по углам красными полосками.
Мотобот подходил все ближе и ближе к карбасу. Зоркие глаза Андрона прочитали на борту название: «Дельфин». Рокот мотора чуть стих. В рулевой рубке поднялось стекло, и капитан, улыбающийся, с льняным чубом, высунулся из окна.
«Федька! — Андрон почувствовал, как у него задрожали руки и на секунду глаза застлало туманом. — Капитан. В гору пошел», — с гордостью за сына подумал он.
И натруженное тело вдруг налилось такой усталостью, что Андрону захотелось бросить тяжелый, с заплатанными бортами карбас и оказаться сейчас в каюте моторного бота. Там можно раскинуть руки, расправить плечи и, прислонившись к стене спиной, сидеть без движения, прислушиваясь к рокоту мотора.
Федя что-то кричал, Андрон не разобрал слов. Понял только: хочет сказать он ему что-то хорошее. Но Андрон ничего не ответил. Он нагнулся, словно занятый своими делами.
Шум мотора стал удаляться. Когда Андрон выпрямился, он увидел легкий контур кормы мотобота, осевший в воду, и широкий зеленоватый след взбулгаченной винтом воды.
Изменив курс, мотобот взял морщинистее, и сизые кольца из трубы стали вылетать чаще.
Андрон обеспокоенно всмотрелся в море. Дальний буй его яруса был закрыт корпусом мотобота. «Куда его несет, не видит, что ли?.. Ярус ведь выметан».
Мотобот набирал ход, и через полчаса скрылся за каменным островком.
Пора было выбирать снасть. Андрон подъехал к бую. Легко выбрал якорь и взялся за ярус. Крупная треска в бело-зеленых пятнах летела одна за другой на дно лодки; плоская камбала рвалась на поводках, и ее приходилось бить ляпом — короткой палкой со стальным крючком. С большим белобрюхим палтусом Андрон провозился минут десять. Улов был добрый…
На половине ярус вдруг ослаб и, вильнув растрепанным концом, выскочил из воды.
«Оборвался!» — Андрон внимательно осмотрел конец. Обрыв был лохматый. Может, о камни перетерло. Такие штуки в море бывают. Беда не велика, сейчас надо поехать ко второму бую, выбрать вторую половину яруса и потом срастить.
Андрон сел на весла и погнал карбас туда, где, по его приметам, должен быть второй буй.
Часа полтора гонял он тяжелый карбас по волнам, обшарил каждую сажень, но буя не было. Словно на дно ушел. И лишь когда был выловлен кусок сломанного шеста от буя с разорванным флажком, Андрон понял, что искать нечего. «Дельфин» сорвал его буй, изломал ударами винта и утопил половину снасти.
Немало надо труда, чтобы справить такую снасть. По дюжине крючков, по десятку метров собирал ее Андрон, а этот щенок утопил.
Андрон ударил по борту карбаса тяжелым кулаком. Сын — единственный — под корень срезал! Знал ведь, как отец ярус собирал, сколько трудов каждый крючок ему стоил.
Карбас развернуло, и накатившая волна плеснула через борт холодную воду. Андрон взялся за весла и, уставясь на дно карбаса, залепленное рыбьей чешуей, стал выгребать к Мерзлой губе. В горле, словно рыбья кость, застряла невысказанная обида на сына, на красавец мотобот, на котором капитанил Федя. Федор Андронович, гореловская поморская косточка…
Месяца через два он снова встретился с мотоботом, на котором плавал его сын. Андрон подплывал к поселку. Попутный ветер туго наливал старенький парус. Тупой нос карбаса с разбегу наскакивал на волны и шумно бил их, вздымая брызги. Андрон сидел на корме, зажав рулевое весло. До поселка оставалось недалеко. Уже показались из-за скал крыши низких темных домов. Через полчаса Андрон свернет в реку и пристанет к песчаному берегу.
Неожиданно волны покрылись кружевными пенными гребешками. Перепрыгивая с волны на волну, гребешки, как живые, бежали к карбасу. Чайки дружно взмыли в воздух и с тревожными криками носились над водой.
«Шквал идет», — Андрон быстро опустил парус.
Порыв ветра сбил с курса. Андрон схватил весла и развернул карбас носом к набегавшим пенным гребешкам. По небу, теряя серые грязные клочья, плыла лохматая туча. Острая волна высоко вскинула карбас. Казалось, что он встал на дыбы, как напуганная лошадь. Затем тяжело ухнул вниз, плеснув в сторону холодную синюю воду.
«Погодка!.. Спаси, господи, и помилуй!» — привычно помянул Андрон своего бога и тут же прикинул, далеко ли до устья реки, где можно укрыться от налетевшей бури. Он стал грести против волн, забирая левее. «Богу молись, а к берегу гребись», — вспомнилась поморская поговорка. Креститься в шторм некогда, да и руки веслами заняты.
«Дельфин» стоял в полкилометре от скалистого берега, на который с опаской поглядывал Андрон. «Федькино судно», — еще раньше узнал он мотобот и ни разу больше не повернул голову в ту сторону. Сейчас, во время шквала, Андрон невольно оглядел судно и с тревогой заметил, что на палубе не видно ни одного человека.
Шлюпки возле мотобота тоже не было. «Похоже, что все на берег съехали, — испуганно подумал Андрон. — Без присмотра судно кинули, хозяева!.. Федька, видать, порядка не знает. Такое судно ему доверили, а он…»
Шквал снова ударил о борт мотобота, захлестнув на палубу воду. Андрон видел, как судно вздрогнуло от удара и вздыбилось. Когда волна прошла, сквозь отверстия фальшборта потекли с палубы мутные потоки. Мотобот развернуло против ветра. Якорная цепь натянулась, словно струна, а верхушки мачт при каждом ударе чиркали по серому небу.
Порывы ветра рвали пенные верхушки волн. Тревожно кричали чайки.
До боли в пояснице налегая на весла, Андрон держался против волн, постепенно сбиваясь в сторону реки. Медленно полз гористый берег.
Скоро уже карбас будет против приметного валуна, повисшего над крупным склоном горы возле пологой вершины. Там еще немного, и можно спускаться по ветру в реку.
Ветер крепчал. Андрон с беспокойством поглядел на мотобот и заметил, что его медленно несет к берегу. Якорь не выдержал напора ветра и волн и пополз по дну.
Судно тащило на скалы. «Так вам и надо! — злорадно подумал Андрон. — Это вас бог за мою снасть наказывает». Он уже представлял себе, как грохочущий прибой швырнет мотобот на костистые береговые уступы. Деревянная обивка треснет, будто яичная скорлупа. По щепкам разнесет корпус, а мотор камнем пойдет на дно.
Бывало, таких сопляков, вроде его Федьки, на шхуны матросами не допускали, а тут капитаном поставили. Раззява, как есть раззява! За такое дело драть надо как сидорову козу! Андрон распалялся все больше и больше, глядя на судно, которое сносило к берегу.