Заговорили орудия…
Часть втораяПОТОМ НАСТУПИТ ТИШИНА
День первый — понедельник
Теперь все выглядит иначе, время тянется медленно; бойцы осторожно, прижимаясь к земле, метр за метром продвигаются вперед, и кажется, проходит целая вечность, пока они пересекают луг, отделяющий их от городка, каждый бросок дается с таким трудом! А когда наступит тишина, они сразу же забудут обо всем и ничему не удивятся, потому что все это вошло в привычку за прошедшие пять дней…
Бойцы достигли окраины городка. Шоссе пустынное, только в одном месте его преграждает подбитый танк. До крайних домов рукой подать, но никто из них не может предсказать, что произойдет с ними через минуту, об этом они даже не думают, сосредоточив все свое внимание на очередном броске. Лучше бы, считают бойцы, остаться на залитом солнцем лугу, над которым, правда, проносятся пулеметные очереди, но где каждый уже успел обосноваться как следует. Выжидают, есть уже опыт, да и времени достаточно. Один солдат сорвал и жует засохший стебелек травы. Через минуту, когда на левом фланге подавят огонь противника, он бросится вперед, широко раскрыв рот и тяжело дыша… А когда доберутся до построек и все уже закончится, тот, что жевал стебелек, останется лежать на лугу и не увидит уже ни этого городка, ни многих других, лежащих на их пути.
А в центре городка из окон домов будут свешиваться белые простыни, и когда они будут идти по главной улице, прижимаясь к стенам домов и поражаясь тишине, то подумают, что и здесь приходится делать то же самое, что и в других городах, — за пять дней они приобрели уже некоторый опыт, и одерживать победы им не впервой.
Однако этот городок они запомнят надолго, хотя ничего существенного, что можно было бы отметить в приказе, в нем и не произошло. Один из бойцов, глядя на восток, произнес это слово. Они не поверили, не могли еще поверить, потому что это была их территория, где не подстерегала никакая опасность. К тому же они твердо знали, что вдоль шоссе на Дрезден дома увешаны белыми простынями. Поэтому слово «окружение», заимствованное из далекого теперь прошлого, как-то не вязалось с завершающим этапом войны.
Именно в тот день наступавшие с юга дивизии фельдмаршала Шернера вышли к городку Даубан, оседлав дорогу, по которой только что прошли польские солдаты. Об этом, однако, никто еще не знал ни во взводе, ни в роте, ни в батальоне, ни даже в полку. И только спустя несколько часов командир дивизии прикажет принести ему казавшийся уже ненужным квадрат карты, на которой отмечен пройденный ими путь.
Тем временем бойцы достигли центра городка. Рядовой Михал Маченга из взвода подпоручника Фурана шел, пригнувшись, по тротуару, держась поближе к домам. Он думал о танках; поговаривали, что они должны вот-вот появиться. Но танки не появлялись. Бойцы остались одни на том лугу, и поэтому, наверное, погиб Граль, получивший пулевое ранение в живот. Михал не видел его потом, он не любил смотреть на лица убитых.
…Они могли еще подождать, но кому-то не терпелось как можно скорее добраться до ближайших домов, стоявших вдоль шоссе. А точнее, до крайнего из них, одиноко стоявшего в стороне от дороги — полусгоревшего каменного чудища. Немцы молчали, лишь иногда постреливали. Перейдя речку Шварцер Шепс и углубившись в лес, бойцы шли по темной просеке, казавшейся Маченге самым безопасным местом. И Михал спросил Граля: «А почему, собственно, они удрали?» Граль закурил трофейную сигарету и рассмеялся: «Потому что ты выкурил их оттуда». Маченга кивнул, хотя и не понял, что тот имеет в виду. Они стреляли и шли вперед, падали и снова вскакивали. А Граль остался лежать на месте, прошитый пополам пулями; подпоручник Фуран даже не оглянулся на него, хотя и должен был сделать это. Сейчас он идет размеренным шагом, во весь рост, туго перетянутый ремнями; ему повезло, что его самого не постигла судьба Граля, эта мысль, возможно, не выходит у него из головы.
…Бойцы долго ждали, но немцы не стреляли; Фуран взял с собой первых попавшихся солдат и вышел с ними на дорогу. Маченга видел их, лежа на лугу и держа под прицелом домик с засевшими в нем немцами; он был рад, что не пошел с ними, его время еще не наступило. А те бежали по лугу во весь рост, будто напоказ. Перепрыгнув через придорожную канаву, выскочили на шоссе, и в это время застучал немецкий пулемет. Михалу показалось, что он видит даже проносившиеся в воздухе трассы очередей, прищурил левый глаз и в ответ нажал спусковой крючок. Бежавших бойцов словно ветром сдуло с дороги, они поползли к канаве по ту сторону шоссе, трое остались лежать на месте — он тогда еще не знал, что среди них был Граль. Наступавший на левом фланге взвод Сенка открыл огонь, и вскоре стрельба затихла. У пулемета лежал убитый немец. Фуран закурил. Михал видел, что подпоручник стоял, повернувшись спиной к ветру, и вертел в руках трофейную зажигалку.
Помнил ли он о смерти Граля? Фуран торопился, и ему некогда было думать ни о своей, ни о чужой смерти. Бойцы вышли на дорогу во весь рост, но они могли проползти чуть подальше и проскочить ленту шоссе, пока противник не открыл огонь… Погиб бы тогда Граль или нет?
Маченга, словно испугавшись, крепче сжал автомат. Ему нечего было бояться, потому что из окон домов свисали белые простыни. Однако он замедлил шаг, внимательно оглядываясь по сторонам. Дорога в этом месте уходила вправо, была шире, и от нее в разные стороны расходились узкие тропинки. Тут он заметил человека, прижавшегося к стене у ворот дома. Человек, пригнувшись, хотел было нырнуть в ворота, но Маченга опередил его. Когда Михал подбежал к нему, неизвестный уже поднимал руки вверх. Низкого роста, какой-то бесформенный, он стоял, покачиваясь, штатский пиджак висел на нем, как на пугале. «Зачем же ты забрался сюда, дружище?» — подумал Маченга. Сзади него уже стоял Фуран с пистолетом в руке. Резким голосом он бросил пару фраз по-немецки, человек что-то ответил и показал рукой на главную улицу, в направлении их движения.
— Говорит, что работает здесь, у кузнеца, — сказал Фуран. — Наверняка врет. Ничего, проверим. — Жестом он велел немцу идти вперед. Тот, заложив руки за голову, пошел, осторожно ступая широко расставленными ногами. Остальное произошло настолько быстро, что Маченга не успел даже поднять оружие. Когда они подошли к перекрестку, немец пригнулся и бросился бежать по узкой, кривой улочке, выходящей на перекресток. Но не успел добежать до ворот — Фуран выстрелил и попал ему в затылок. Немец стал медленно оседать на землю, подогнув под себя ноги, будто хотел стать на четвереньки.
— Обыщите его! — приказал Фуран.
Маченга наклонился над убитым и, не глядя на его простреленную голову, разорвал пиджак. Кроме крошек табака и помятого банкнота, который Михал выбросил на мостовую, в карманах у него ничего не было, даже документов. Выпрямившись, солдат поглядел на Фурана. Подпоручник закурил и, казалось, не замечал Маченги. Точно так же, как и после гибели Граля, он повернулся спиной к ветру и щелкнул зажигалкой. В нескольких десятках метров от перекрестка раздались короткие автоматные очереди. Через минуту стрельба потонула в нарастающем гуле. Это шли танки.
Потом наступила тишина. Они прислушивались к ней с беспокойством и недоверием, настороженно останавливались у домов, на площадях и перекрестках. Но она стояла по-прежнему. И они поверили, что город находится уже в их руках.
Заходили в большие каменные дома и невысокие одноэтажные особняки, стоя в дверях, вдыхали затхлый воздух нежилых помещений, садились на мягкую мебель и закрывали глаза. Быстро темнело. Светлая полоска заката догорала еще на небе, а узкие улочки уже погрузились в темноту. Не видно было стен домов, только из некоторых окон свешивались простыни, проступавшие белыми пятнами на однообразном сером фоне.
По узкой улочке, поднимавшейся слегка в гору, быстро шла девушка в звании капрала. Ей сказали, что батальон майора Свентовца можно найти на западной окраине городка. Она явно торопилась. Ночь опускалась быстро, и поэтому она вряд ли успеет вернуться в санитарную роту до наступления темноты, но надежда все же не покидала ее.
Мимо прошел патруль. Ребята обернулись, но увидели в темноте лишь стройные очертания ее фигурки в ладно сшитой шинели. Девушка чувствовала на себе их взгляды, но это ее не удивляло и не доставляло никакой радости… Она постоянно думала о нем и многого не замечала. Не запомнила даже, как называется взятый ими в тот день городок. Для нее будто бы не существовало ни войны, ни продолжавшегося уже пять дней наступления… Одно лишь беспокоило ее: как все это получилось? Мало того, что добралась сюда, но еще и отыскала его…
Где-то здесь, на этой улице, располагается хозяйство майора Свентовца.
В этой квартире майор чувствовал себя не совсем уютно. Он не придавал особого значения жилью — лишь бы были кровать да стол, — но здесь все было как-то непривычно ему, слишком по-домашнему. Казалось, вот-вот откроется дверь и войдет хозяйка дома с чашечкой кофе.
Удирали, видимо, второпях, все в доме находилось на своих местах: цветастое покрывало — на кровати, различные флакончики — на туалетном столике у окна, даже домашние тапочки — на коврике. На стене — большой портрет, с которого на Свентовца уставился вытаращенными глазами мужчина в черном костюме. Майор подошел к шкафу, раскрыл полированные дверцы. Невольно взглянул на свои руки — как бы не запачкать свежее, аккуратно разложенное по полочкам белье, принадлежавшее убежавшим людям. В буфете стояла гора тарелок, которыми никто ни разу не пользовался — на посуде сохранились бумажные фирменные наклейки.
На низкой полочке находились книги. Майор взял наугад одну из них, толстую, в картонном переплете. Это была совсем новая книга, даже пахла еще типографской краской, хозяин квартиры купил ее, возможно, только вчера… Затем обернулся и глянул на кровать, на которой громко храпел Ружницкий, весь день находившийся на передовой вместе с ротой Кольского.