я над тем, не пре- рвется ли скоро и его жизнь, мгновенно взятая злобою этой беспощадной войны.
Но он не мог, Ибрагим из Гудермеса, нарушить древних законов чести и пристрелить, как собаку, совершенно беспомощного и безоружного кровника.
Иностранный журналист, потомок эмигрировавшего за границу сына жестокого генерала, героя Кавказской войны, — пленник был поистине в жалком состоянии.
От перенесенных потрясений что-то случилось с его головою, он перестал понимать по-русски, исподлобья бессмысленно смотрел на окружавших его бородатых и усатых чеченских боевиков.
Когда ему велели встать и выходить из подвала на ночную улицу, покорно поднялся и без единого слова шагнул в темноту. Можно предположить, что в ту минуту он подумал о том, что его повели на расстрел. Тогда поведение пленника должно посчитать в высшей степени мужественным. Он не причитал и не плакал, как другие.
Но вот когда Ибрагим из Гудермеса достал свой ТТ и протянул ему, держа пистолет за дуло, — можно сказать, вложил в его руку заряженное оружие, иностранец выглядел все таким же бесчувственным и отупевшим. Объяснений чеченца, что на улице он сейчас будет нападать, а тот должен защищаться, как истинный мужчина в равном поединке, журналист, очевидно, не понял. Он шел в темноте, спотыкаясь на неровностях дороги, сжимая пистолет, — но не воспринимая, наверное, что это за вещь находится в его правой руке.
И Ибрагим из Гудермеса, подобно всем чеченцам, когда-либо воевавшим, погибшим, погибающим, еще не погибшим в этой бесконечной войне, понял одно — и самое главное. Что его невозможно победить, пока он остается — всегда будет — человеком чести. Он никогда не должен убивать кровного врага, если тот окажется болен, беспомощен, в полном ничтожестве или безумен. Но если чеченец нарушит закон чести и станет убивать, чтобы только удачно убить и при этом радоваться своей удаче, то он проиграет войну — свою войну против всего мира. В таком случае — больше не останется на свете людей, которые захотят жить на своей земле только с тем, чтобы никогда никому не подчиняться. Ибрагим быстрыми шагами вышел из темноты навстречу иностранцу и забрал обратно свой пистолет. Затем вывел журналиста под руку на средину широкого проспекта, над которым прочеркивали, схлестываясь, пересекаясь, светящиеся следы трассирующих пуль. Ибрагим слегка подтолкнул чужестранца в спину, и тот пошел, направляясь в ту сторону, откуда злобно выплескивались из темноты стремительные струи сатанинского огня.