– Как тебе удалось, паршивец, попасть точно в воронку Гвартцатара? – проскрипел гвоздем по стеклу маг-наблюдатель, злобно сверкая глубоко посаженными глазками. – Ка-а-ак?! (прозвучало «Ка-ар-рк»).
Я недоуменно пожал плечами. Причем искренне. Что за воронка Гвартцатара я не имел ни малейшего представления. Маг понял это сходу. Презрительно скривился и сказал, словно плюнул:
– Неуч.
Его коллега как раз устало оторвался от изучения тела бретера, отрицательно покачал головой в ответ на вопросительный взгляд коллеги, и, явно, машинально спросил:
– Что еще за воронка Гвар… Гар-р… или как там его?
– Еще один! – добавил к скрипу гвоздя пару визгливых ноток маг-наблюдатель. – Воронка Гвартцатара, да будет тебе известно, о светоч целительства и лекарства, изучается на третьем курсе во втором семестре всеми без исключения адептами на занятиях по самозащите.
Лекарь поморщился и хмыкнул, дескать, для любого нормального адепта побочный, непрофильный, курс – сдал и забыл.
– Так вот о воронке! – с нажимом проговорил наблюдатель, заметив мимику своего коллеги. – Напоминаю! Любое защитное поле обязательно имеет связь с амулетом, иначе невозможно было бы подкачивать его энергией. Последняя, словно вода в сообщающихся сосудах, поддерживает всю структуру в состоянии одинакового напряжения по всей поверхности. Наиболее эффективной считается конструкция, где энергия поступает через несколько каналов сразу. Эти каналы, расходясь пучком от накопителя, и образуют эдакий тюльпан или воронку Гвартцатара. Воронка – очень небольшая по площади, фактически несколько исходящих из амулета потоков энергии и образуют эдакую воронку, как бы фонтанирующую энергией.
Ах, вот он, о чем! Есть такая… у самых простых щитов. Более продвинутые имеют несколько слоев и, соответственно, несколько таких воронок, с помощью которых можно динамически дозировать мощность защиты, по ходу боя прикрывая наиболее опасные места. Воронки располагаются по контуру, независимых от расположения амулета, и сами прикрыты специальными, внутренними щитами. Отдельным слоем, так сказать.
А маг, войдя в раж, продолжал свою импровизированную лекцию. Его голос уже не скрипел. Он стал глубоким и интонационно богатым. Изливался прямо-таки шелком по бархату. Как перед отправкой нас на площадку, когда в сотый примерно раз за день твердил правила дуэли. Я понял для чего он разразился столь длинной речью – ему надо было во что бы то ни стало убедить самого себя в том, что ничего необычного не произошло. Он ничего такого не заметил, стало быть, мальчишке просто дико повезло. Этим-то все и объясняется.
В свою очередь я с нескрываемым удовольствием выслушал мага. Он вполне убедительно снял с меня всякие подозрения.
– Так, получается, защита была уязвима? – поинтересовался маг-лекарь, поднимаясь с колен.
Тип, однако, еще тот. Где клятва помогать страждущим? Где спрашивается? Вот он я, страждущий, держусь за раненое плечо, и не даю регенерации зарастить рану. А он? Стоит, треплется с коллегой и на меня столько же внимания обращает, сколько на труп бретера. Плюнуть на болтунов и уйти я тоже не могу – результат дуэли еще не провозглашен. Вроде бы все очевидно, но стоит мне, наивному, уйти посчитав достаточным основанием для того, чтобы считаться победителем, труп моего противника, как меня запросто могут объявить уклонившимся от дуэли со всеми вытекающими, а труп – результатом, не имеющим к дуэли отношения. Дескать, шел с охапкой мечей, споткнулся, упал, потерял сознание… и не очнулся. Так и помер. Бе-е-едненький.
Вот и стою. Можно сказать, истекаю кровью, и жду, когда можно будет пойти к лекарю. Пусть к самому простому. Самому немагическому, если таковой зачем-то околачивается на королевском балу.
– Разумеется, – с легким апломбом отвечает ему наблюдатель. Полностью игнорируя меня. – Не бывает абсолютной защиты! Но! – палец и брови синхронно устремляются ввысь. – Попасть в эту воронку столь же просто, сколь и в игольное ушко ниткой, когда иголка вертится и порхает, словно бабочка над цветком.
– М-да? – пожевал губами лекарь. – Признаться, никогда не занимался вдеванием нитки в иголку. На то у меня слуги есть.
– У меня тож-же с-слуги ес-сть, – заскрипел наблюдатель (обиделся небось). – И у меня ес-сть кому вдевать нитку в иголку. Тем не менее, есть такое качество, присущее настоящим ученым-исследователям, как наблюдательность, кол-лега, – последнее прозвучало несколько издевательски, на мой взгляд, – Это качество еще никому не вредило, в отличие от отсутствия оного. В том числе, и в вашей профессии.
– Может отпустим, – лекарь мотнул головой в мою сторону, – этого? Нечего ему слушать наши разговоры.
– М-да, – снизошел, наконец, до моей скромной персоны королевский арбитр. – Пожалуй вы правы, коллега.
Он выпрямился и озвучил протокольную формулу окончания поединка с объявлением меня победителем. За эти три дня ему и его коллегам не раз приходилось это делать практически одними и теми же словами. Менялись только имена побежденных. Закончил стандартной фразой.
– Победа добыта в честном бою. Мною зафиксирована и утверждена. Идите. Пока.
Что он хотел сказать этим «пока» я не понял, но прозвучало пустой угрозой. Вроде как предъявить мне нечего, но напоследок пакость сделать не помешает. Лекарь так и не снизошел до исполнения своих обязанностей. Да и демоны с ними обоими.
А кровушка-то течет и останавливаться не собирается, а мне все труднее сдерживать регенерацию. Да еще мысли, явно не мои, мелькают вспышками тревожного сигнала: «Повреждение организма! Потеря крови! Требуется разблокировать запуск регенерационных процессов! Повреждение организма! Потеря крови! Требуется…» Ну и так далее. Раздражает. Хотя голова уже начинает потихоньку кружиться.
Я вышел с площадки – купол уже сняли – и побрел к себе. Однако прошел всего несколько шагов. На пути стояла Лучисола и смотрела на меня едва сдерживая слезы. Она явно сумела в вихре нашего боя разглядеть практически все и понимала, насколько смертельно опасной была для меня драка. Тем не менее, я не ожидал от нее подобной реакции. Она, на мой взгляд, была настоящим воином и скорее умерла бы, чем проявила слабость перед посторонними. Странно как-то. Причем, непонятно, что ее побудило подойти именно сейчас? За прошедшие три дня бала она ни разу не приближалась ко мне ближе, чем на двадцать метров. Разве что за столом, да и там не стремилась занять кресло рядом. Молча обедала и тихо, тенью, сопровождала меня на прогулках.
В отношениях с Дили и Кирой все оставалось по-прежнему. Они держали дистанцию, обедали за другими столами, от меня подальше, и презрительно отворачивались, если наши пути пересекались. Каждый раз, словно тупым ножом по сердцу. Но как примириться с ними я не имел ни малейшего представления. Мне что же, артефактов понаделать, выдать их за настоящие алорские (мошенничество, однако), да и отдать им? Я бы и наделал, если бы знал, как. А моим словам они категорически отказались верить. Что там Кира про любовь говорила? Может быть врут мудрецы, когда говорят: «Любовь – это прежде всего доверие!»? Где ж тут доверие к якобы любимому? М-м-м?
Что-то я снова брожу по большому кругу, мысленно прокручивая наш диалог в поисках правильных слов, интонаций, мимики… Может надо было им улыбнуться и сказать эдак шутейно, что непременно отдам, что они хотят… когда научусь делать. Да нет. На самом деле важно совсем иное. В том, что их слова про любовь и женитьбу – сплошная ложь. А я для них всего лишь задание.
И все же… Ну, не мог я так ошибиться в характерах девушек! Не мог! Они же добрые и порядочные! Я знаю!
А тут еще Лучисола! Я посмотрел на орчанку в упор. Дескать, что еще надо?! Однако ни капельки ее не смутил. Девушка молча подхватила меня под здоровую руку, и буквально поволокла по аллее вглубь парка.
– Эй! – встрепенулся я. – Куда это ты меня тащишь?
– Я тебя подлечу. У меня есть мазь на основе наших степных трав. За маленькую баночку этой мази остальные расы предлагают бочонок золота, но мы никому не продаем. Очень сильное и очень редкое лекарство, в его состав входят уникальные ингредиенты. Делают мазь только самые сильные шаманы, иначе действовать будет слишком слабо или не будет совсем. Одну баночку дают вождям на весь отряд, когда отправляют в поход, чтобы спасти самых тяжелых раненых. Подобное есть только у эльфов. Они тоже не продают никому.
Так забалтывая, она притащила меня на удаленную аллею и усадила на скамейку в тени развесистого куста.
– Рукав рвем или ты снимешь рубашку?
Она потянулась с явным намерением использовать простейшее средство, то есть все-таки разорвать рукав, но я не дал. Еще чего?! Рубашку мне портить! У меня их что, целый шкаф, что ли? Срастить края, потом дезинтегрировать пятна крови… или сначала дезинтегрировать, потом срастить. В общем, и так, и так – плевая работа. Правда, не при всех же ее делать. Вроде в магах я не числюсь.
Оставила бы она меня в покое. Я и сам себя подлечу. Хотя с другой стороны, мою бешеную регенерацию можно будет для всех подозрительных объяснить чудодейственными свойствами орочьей мази. Следовательно, с благодарностью принимаем помощь, и не дергаемся по пустякам.
Пока я расстегивал пуговицы и осторожно снимал рубашку, Лучисола откуда-то достала пару-тройку склянок и расставила рядом с нами на скамейке. Затем распечатала небольшой пухлый пакет и достала оттуда рулон очень тонкой и, явно, стерильно чистой тряпицы. Пахнуло ароматом трав, зноя, степного ветра и, почему-то, заходящего солнца.
Вот не думал никогда, что солнце может пахнуть. Причем точно знал – аромат заходящего иной, нежели восходящего.
– Потерпи, сейчас будет немножко больно.
Лучисола оторвала кусок полотна, смочила его жидкостью из одного флакона и стала осторожно стирать кровь. Причем, что самое удивительное, глаза ее поблескивали от непролитых слез. Я просто не узнаю яростного воина, девушку, с презрением относившуюся за время нашего совместного пути к неудобствам, травмам и, бывало, опасностям. Сейчас она в