— Нет, не узнаю, — чистосердечно признался Виктор Гай, лихорадочно роясь в памяти.
— Я — Ната. Не помните?
— Нет.
— Когда я была во втором классе, вы меня с Андреем возили на аэродром и показывали самолет. И в кабине меня фотографировали.
Теперь он вспомнил и рассмеялся.
— А где же бант, которым ты зацепилась в кабине?
Она тоже засмеялась:
— Вспомнили?
— Вспомнил. А узнать… Тогда кнопка была, а теперь невеста.
— Допустим, еще не невеста… А Андрей спит?
— Андрей в пионерском лагере. Уже несколько дней.
— В пионерском?!. На нервной почве?
— Вожатым, конечно. Не знала?
— Я только вчера из Москвы.
— Значит, мы одним поездом?
— Я видела вас. Но думала, обозналась. А почему вы так долго не появлялись?
— Служба…
— Я знаю, где вы были…
— Зачем же спрашиваешь?
— Так… Расскажете?
— Когда-нибудь… Приходи.
— Ладно. Пойду по магазинам.
— Возьми меня с собой.
— Правда? — Она искренне обрадовалась.
— Конечно.
— Увидят девочки наши — вот уж будет вопросов…
…В одном из магазинов встретили Пантелея. Обнялись, расцеловались. Каждому хотелось спрашивать и спрашивать, но они выдавили из себя какие-то глупые восклицания, вроде «Надо же!», «Вот здорово!», «И кто бы подумал…», и глупо улыбались. Ната поняла, что она здесь лишняя, и тихо спросила:
— Я, пожалуй, пойду?..
— Если бы ты была парнем, я бы тебе отдал свой чемоданчик, все равно больше покупать ничего не буду. Но ведь ты из слабой половины…
— Я таскала корзины потяжелее. Давайте. Он же пустой.
Она почти силой забрала чемоданчик и быстро скрылась. Виктор Гай и Пантелей остались в магазине. Они все еще смотрели друг на друга и все так же глупо улыбались.
— Давай мы уйдем отсюда, что ли? — наконец опомнился Виктор Гай.
— Конечно.
Они вышли на бульвар, сели на свободную скамейку.
— Как Ольга, ребята? Что в полку нового? Сирота как? Свирепствует?.. А этот…
— Ты передохни, — перебил его Пантелей. — Надо по науке, от простого к сложному. А то если сразу попрешь, много не возьмешь.
— Давай без философии. — Виктор Гай достал трубку.
— А без философии — просто. Живем — хлеб жуем. Получили квартиру в этом году. Ребятам скоро в армию. Ольга на высоте, как всегда… И поучиться бы сейчас не грех, да не пускает папа Карло. — Пантелей быстро глянул на его майорские звезды.
Виктор Гай перехватил взгляд Пантелея, и ему показалось, что глаза старого боевого друга на миг подернулись грустью, а в уголках губ тенью мелькнула обида.
— А почему ты все старшим лейтенантом ходишь? Случилось что-нибудь?
— А черт его знает? Должностей нет. Наш брат техники не шибко продвигается.
— С учебой что? Прошло ведь восемь лет?..
— Прошло… — согласился Пантелей. — Не получилось. Когда ты поступал, и мне можно было. Да Ольгу не мог оставить, сам знаешь… Потом пришли новые самолеты — понравились они мне, — сам уезжать не хотел. А теперь вот и рад, да Сирота не пускает. В этом году — никак, говорит… Никак так никак.
— Кислый ты какой-то.
— Да нет… Работа моя мне по душе. Когда я у самолета, мне ничего не надо. Это ж такая умная машина…
— А звание?
— А что звание… Главное, чтобы работа по душе. Поучиться — другое дело. Машина грамотности требует. А звание… Конечно, не мешало бы. Уже за тридцать, капитаном пора бы… Да и лишний рубль в семье сгодится. Только, честно говоря, меня это мало волнует. И учиться захотелось не потому. Новый самолет интерес разбудил… Помнишь ЯК? Уже назубок его знал. Покажи мне любой винт, я скажу, откуда вывернут. А тут… Сколько я бился над электросхемой! Наде твоей спасибо — настоящий ликбез мне устроила… Элементарные вещи, оказывается, не знал…
Он наконец вспомнил про сигареты. Достал из кармана замасленную пачку, наверное, в комбинезоне таскал, стукнул ногтем большого пальца по дну и чуть ли не на лету поймал губами выпрыгнувшую сигарету.
Виктор Гай молчал, думая о сказанных Пантелеем словах. И, вспомнив «Наде твоей спасибо», заулыбался — уж очень отчетливо представил, как Надя обучала его. Было приятно, что Пантелей так вот неожиданно признал, что Надя не сама по себе, а его, Виктора Гая…
— Куда сейчас путь держишь? — спросил он Пантелея.
— В полк поеду.
— Я с тобой. Сирота на месте?
— Руководит полетами.
— Тогда поехали. А вечером бери Ольгу — и к нам. Хочется взглянуть на нее. Насчет учебы провентилируем.
— Не надо тебе вмешиваться.
— Как это — не надо? Мы что, чужие друг другу? Да и по службе я обязан об этом думать.
— Черт! Забыл спросить, куда тебя определили.
— Замом по летной.
Пантелей качнул головой: дескать, ничего себе!..
— Подполковником скоро станешь! — сказал с восхищением. — Третья звезда не за горами. Глядишь, и меня догонишь…
В «газике» было душно. За городом они остановились, чтобы снять в передних дверках стекла. Виктор Гай очень хорошо увидел заходящий на посадку МИГ, заволновался, вышел из машины, очень уж как-то неуверенно истребитель приближался к земле. Очень рано выровнял пилот машину.
— Что же это за орел такой?
— Молодых сегодня выпускают, — сказал Пантелей. — Хорошие ребята.
— Заметно…
— Все так начинают. А потом летают — я тебе дам!..
Спокойный тон Пантелея не располагал к спору, и Виктор Гай улыбнулся:
— Давно никому разгон не делал. Руки чешутся.
Пантелей небрежно махнул рукой:
— Не оригинальным будешь. Папу Карло не переплюнешь.
— Свирепствует?
— Сам увидишь, — уклонился Пантелей от вопроса. — Поехали.
По пути на СКП Виктор Гай завернул на командный пункт к штурману наведения. «Довернуть, подвернуть» — звали когда-то это хозяйство летчики. Когда Гай уезжал в академию, они только вслух мечтали о приборах наведения, потому как слышать слышали, а увидеть еще не доводилось.
— Если это все правда, — говорили они, — нам делать нечего. Довернуть, подвернуть — это и автопилот сделает.
Но «довернуть, подвернуть» — теперь на каждом аэродроме, а летчику работы даже прибавилось.
Когда Виктор Гай зашел к штурману, его встретил вопросительным взглядом незнакомый капитан.
— Майор Гай, заместитель командира полка, — представился Виктор Гай.
Представился и штурман, окинув гостя коротким оценивающим взглядом. И сразу уткнулся в желтоватый фонарь экрана.
— Смоляков и Федотов в воздухе, — сказал он. — Коса на камень… Смоляков за «цель» идет… Хитрый, черт… Но Федотову тоже палец в рот не клади… — Штурман комментировал отрывисто, с короткими паузами. Нетрудно было угадать, что происходящее в воздухе его волновало не меньше, чем летчиков.
— Ох и хитрец Смоляков!.. Верхняя кромка сегодня где-то около десяти… Видите, какую высоту держит? Над самыми облаками, чтоб скрыть инверсионный след. А Федотов… Идет на десяти… Снижается зачем-то… Вверх пошел! Все, сейчас будет атака!
Виктор Гай приложил к уху контрольные наушники. Ему тоже понравился этот неизвестный Федотов. Захотелось даже помериться с ним силами.
— Атаку выполнил, — доложил перехватчик. — Разрешите поменяться ролями?
— Предусмотрено плановой таблицей? — спросил Виктор Гай.
Штурман кивнул головой, спросил у летчиков, какой запас горючего остался, и тут же дал Смолякову команду на разворот. Самолеты разошлись, чтобы опять сойтись и повторить бой. Только теперь уже перехватчик был поставлен в положение «цели».
Виктор Гай почувствовал легкое волнение — он всегда думал о том, чтобы учить летчиков именно вот так, с выдумкой, чтобы трудно было, чтоб каждый почувствовал азарт боя, чтоб думали и летчики и штурман. И ему хотелось схватить у Ванина микрофон и сказать обоим пилотам что-то хорошее, но именно в этот момент по громкоговорящей связи прозвучал очень знакомый голос:
— Ванин, вы что там художничаете? Перехватчиков наводить по схеме. И никаких перемен ролями в воздухе.
— Замена предусмотрена плановой таблицей, — попытался спасти положение штурман.
— С этим мы еще разберемся, — хрипло сказал Сирота. — Замену в воздухе запрещаю.
В динамике выразительно щелкнуло, будто хлопнул кто-то рассерженно дверью.
Штурман, не скрывая досады, дал летчикам отбой, приказал возвращаться на точку.
— Будут попусту вырабатывать топливо до посадочного остатка… Вот такие пирожки, товарищ майор.
— Да уж вижу, — сказал Виктор Гай. — Ну ладно, был рад познакомиться.
— Я тоже. — И тут же, увидев в руках майора трубку, добавил: — Курить здесь нельзя.
Виктор Гай согласно кивнул головой и вышел. Зажмурился от яркого света, постоял немножко и пошел на стартовый командный пункт. Промчался рядом мотоциклист, но шум мотора Виктор Гай не услышал, потому что на взлет шла пара истребителей. Оба работали в форсажном режиме, и пронзительно звенящий грохот поглотил все другие звуки.
…Сирота встретил его так, словно они расстались несколько дней назад.
— Ты? Садись, я сейчас не могу с тобой заниматься.
И четко распорядился в микрофон:
— Шестнадцатый, идите в зону. Четырнадцатый, разрешаю выход на точку. Девятнадцатый, доложите готовность.
— Я девятнадцатый, — захрипел динамик. — Разрешите взлет!
— Девятнадцатый, взлет разрешаю.
И снова весь звуковой мир погрузился в стонущий и скрипящий грохот.
Когда отстоялась тишина, Сирота повернулся к Виктору Гаю:
— Ты вовремя приехал. Походи, посмотри. После разбора полетов потолкуем.
— Уже походил, — сказал Гай и посмотрел Сироте в глаза. — У наведенца был. Как раз, когда ты подправлял его.
Сирота нахмурил и без того хмурые густые брови.
— Об этом тоже поговорим.
— Да уж конечно.
— Приехать не успел, уж ворчишь. Состаришься быстро. Вот оно что.
— Полеты закончишь — к нам приезжай. Будем ждать.
— Ладно.
На том и расстались.
Возле дома Виктора Гая ждала Ната. Еще издали он увидел, как она отделилась от узорчатого металлического забора и пошла навстречу.