— Несколько часов вас жду, — сказала она с плохо скрытой обидой. — Чемодан у меня, а квартира на замке. Надежда Николаевна не появлялась.
— Пожалуйста, извини меня, — сказал Виктор Гай. — Буду твоим вечным должником. — Он взял из ее рук чемодан. — Пойдем к нам. Что-то покажу.
В первую очередь Виктор Гай набил трубку и закурил.
— А правда, что эта трубка принадлежала фашистскому летчику? — Ната смотрела на него с любопытством.
— Правда. А как ты узнала?
— Мне Андрей рассказывал.
Интересно, из каких источников это стало известно Андрею? Сирота или Пантелей?
— А что он тебе еще рассказывал?
— Что эту трубку вам подарил его отец.
— А еще что?
— А это та самая трубка?
— Та самая.
— Как интересно… А вы не знаете, его отец вернется когда-нибудь?
Виктор Гай посмотрел Наташе в глаза и сразу понял: ее вопрос совсем не случайный, это продуманный и точно рассчитанный удар. Но зачем? Что за этим скрыто?
— Зачем ты об этом спрашиваешь?
— Разве нельзя?
Виктор Гай почувствовал себя беспомощным и даже не понял, откуда эта беспомощность. Почему вдруг? Ведь даже в безвыходных положениях боя он хладнокровно находил выход, а перед ребенком дрогнул.
— Вы верите, что его отец погиб? — продолжала Ната.
Он мог бы и не отвечать ей, но в последних словах девушки звучала искренность. И он ответил:
— Нет, не верю.
— А где же он?
— Не знаю.
— Все-таки что-нибудь предполагаете?
— Предполагаю. Но мои предположения принадлежат только мне. Предполагать может каждый.
— Совсем непонятно…
— Что тебе еще непонятно?
Она пожала узкими плечиками.
— Вы не верите, что муж Надежды Николаевны погиб, и хотите жениться на ней. А если он вернется?
Виктор Гай несколько раз пыхнул трубкой, глубоко затянулся.
— Ну ладно. На взрослые вопросы будут взрослые и ответы. С Надеждой Николаевной нас связывает многолетняя дружба. Это во-первых. А если придет любовь, ты знаешь, что при таких обстоятельствах часто не считаются с тем, что у кого-то есть муж или жена. Во-вторых, сведения о том, что я собираюсь жениться, взяты с потолка.
Она заулыбалась и сказала, хитро прищурив глаза:
— Летчикам вообще не надо жениться.
— Это почему же?
— Профессия опасная.
— По-твоему, мы должны быть вечными холостяками?
— Не умерли же вы до сегодняшнего дня.
— Да вот держусь. — Трубка погасла, и Виктор Гай снова поджег табак. — Выходит, ты за летчика замуж не пойдешь?
— Пока нет. Я буду авиаконструктором. Построю безопасный самолет, тогда, может быть, выйду…
— Что ж, подожду этого дня. Перспектива не безнадежная.
Он помолчал, несколько раз затянулся и уже совсем серьезно сказал:
— Профессия у летчиков действительно опасная. Птица вон рождена, чтоб летать, и то случается… То замерзнет, то о провод ударится. А тут машина. Тысячи деталей, километры проводов и трубок. Она и на земле не всегда безопасна… Но что делать? Летать все равно надо.
Уходя, Ната попросила:
— Придет Андрей, не говорите, что я его искала.
Когда она ушла, Виктор Гай долго сидел на подоконнике, курил и думал сразу обо всем: о своей нелегкой, но любимой профессии, о Наде и Федоре, об Андрее и этой занозистой Натке, о Пантелее и Сироте.
Потом он вдруг почувствовал голод и, чтобы «заморить червячка», извлек из холодильника бутылку молока, выпил ее. Теперь пришло ощущение усталости. Переоделся в синий спортивный костюм, взял со столика свежие газеты и лег на диван, покрытый «верблюжьим» одеялом. Оно прогрелось от солнечных лучей, и лежать на нем было тепло и уютно. Виктор Гай полистал газеты, что-то рассеянно прочел, затем закрыл глаза и почти сразу уснул.
Разбудили его осторожные шаги в комнате. Открыл глаза, прислушался — Надя. Ходит на цыпочках, чтобы не разбудить его.
— Надя!
В тот же миг в дверях появилось улыбающееся лицо.
— Проснулся? Специалист. С утра спишь?
— С утра я на аэродром ездил. Пантелея видел. Сироту. Придут вечером.
— Надо в магазин, значит. А я купаться собралась.
— А я уже все купил.
— В чемодане?
— Ну да.
Она снисходительно улыбнулась, вошла в комнату, присела на диван. Полы халатика разошлись, обнажив загорелые колени.
— Боже мой, до чего вы смешные — мужчины. Купил две бутылки, две банки консервов — и уже готов гостей принимать.
— А что?.. Ну как распределение?
— Нормально. — Удивленно пожала плечами. — Такое внимание ко мне проявили, даже неудобно. — Вдруг вспомнила: — Вода льется, я сейчас. — И выбежала. И уже из кухни крикнула: — Мне предлагают хорошую должность в Межгорске или аспирантуру и сразу же командировку в Новосибирский академгородок.
— А ты?
Она снова появилась в дверях.
— Ничего. Сказали, с ответом прийти завтра, — и тут же вспомнила: — Только ты уехал, меня вызвали в горвоенкомат и сообщили, что Андрюшке за отца пенсия положена. И больше ничего не сказали. Странно, правда?
— Ничего странного. Закон.
— Может быть… Ну, вставай. Пойдем в магазин.
Она протянула ему руку ладонью кверху. Он подал свою. Надя легонько потянула, он приподнялся чуть-чуть, но тут же откинулся назад и потянул за собой Надю. Она села рядом, положив руку на его лоб. На мгновение затихла, даже затаила дыхание, затем ласково потрепала его волосы и встала.
— Идем. Раз будут гости, должен быть и хороший стол. Одной мне скучно этим заниматься.
…Первыми пришли Пантелей с Ольгой. Виктор Гай не видел Ольгу с того дня, как уехал на учебу. Она немного располнела, но время не очень отразилось на этой женщине и уж нисколько не повлияло на характер.
— Еле дождалась этой минуты, не ела, не пила, — заявила она с порога. И сразу взялась за Виктора Гая. — Ну-ка, покажись, пропащий майор. Ах-ах-ах, хорош! Орденов еще больше стало. Моего бы с собой прихватил туда. Глядишь, капитаном вернулся бы: ему уже совестно лейтенантом зваться. Сыновья скоро лейтенантами будут.
— Ольга, — только и сказал Пантелей, но она мгновенно сменила тему.
— Ни черта в этой квартире не меняется. Полгода не была — все по-старому. Когда у тебя день рождения, Надя?
— Не скоро, — ответила Надя, расставляя на столе рюмки.
— А свадьба скоро?
— Скоро, — ответил за нее Гай.
— Я вам в спальню такой торшерчик подарю — дети сами родиться будут…
Сирота приехал один. Прямо с аэродрома. Устало швырнул на табуретку кожаную куртку, молча вымыл руки, лицо, молча взял поданное Надей махровое полотенце и, повернувшись к Гаю, сказал таким тоном, словно продолжал начатый на СКП разговор:
— Передам тебе дела и поеду в отпуск. К батьке, в село. И весь месяц буду в колхозе работать, на поле. Устал сегодня и есть хочу… Еще кого-то ждете?
— Все! — весело ответила Надя. У нее горели щеки и счастливо блестели глаза. Темно-серое платье, вышитое серебряной ниткой, отвлекало внимание от неожиданной седины в темных волосах и сильно молодило Надю.
— Молодец ты, Надежда, — сказал Сирота, оглядывая ее с ног до головы. — Кругом молодец! Ишь какие модные туфли. А моя старуха уже на все моды рукой махнула. А ей только сорок недавно стукнуло… Показывай диплом. Значок, говорят, получила…
— Получила. Могу подарить вам в коллекцию.
— Ну нет… Это слишком…
— Все равно мне ни к чему.
— Чуть не забыл! — вскочил Виктор Гай. — Я же привез такие значки…
Он вышел в кабинет и вернулся с большой коробкой из-под конфет.
— Вот. Около сотни.
— Ты это брось, — взволнованно протянул руку Сирота. — Около тысячи, скажешь.
Виктор Гай спрятал коробку за спину.
— Отдам с одним условием.
— Ну перестань, перестань. — Глаза Сироты зажглись азартом коллекционера. — Выкладывай свое условие.
— Обещай выполнить одну мою просьбу.
— Ладно, обещаю.
— Все слышали? — спросил Виктор Гай и под общий смех вручил Сироте полную коробку значков.
Он их рассматривал весь вечер. Пил и смотрел на значки, и даже когда разговаривал с Надей или Ольгой, хоть и украдкой, но посматривал в сторону раскрытой коробки.
— Что у тебя за просьба? — тихо спросил он Виктора Гая, когда Пантелей и Надя увлеченно слушали Ольгу.
— Пантелея на учебу отпустить надо, — так же тихо ответил Виктор Гай.
— Не могу в этом году.
— Почему?
— Потом объясню… Да ты и сам понимаешь… Такой специалист в полку как воздух нужен. Особенно теперь. Вот подрастет молодежь…
— Тогда ему уже поздно будет учиться.
— Учиться никогда не поздно. Пусть идет на заочное в Надин институт.
— Что это ему даст?
— Высшее техническое.
— Ему в «жуковку» надо…
— Мне тоже надо. Но и здесь кому-то надо, — считая разговор на эту тему исчерпанным, он неожиданно спросил: — Любишь Надю?
— Люблю, — прямо ответил Виктор Гай.
— Значит, надо все законно оформить.
— Наверное, — уклончиво сказал Виктор Гай.
— Не наверное, а точно. И не тяните. Чтоб кривотолков не было.
— Не будет, — снова уклонился от прямого ответа Виктор Гай и вышел на кухню покурить.
Вышел и Пантелей. Он был немножко пьян, и в его голосе еще более отчетливо звучала грусть.
— Извини, Витя, — сказал он, глядя в пол, — я хочу насчет Федора… Ставим крест на этом вопросе? — Посмотрел на Гая и торопливо поправился. — Просто я хотел спросить: ты все еще веришь, что он вернется?
— Верю.
— А Надя?
— И она верит.
— Значит…
— Я все сказал.
— Понятно.
Когда Сирота прощался, Виктор Гай вспомнил ему слова, сказанные на аэродроме:
— Будем «наводить по схеме»?
Сирота не рассердился.
— Вот примешь полк, — сказал он с усмешкой, — хоть хвостом вперед летайте. А у меня уже столько шишек нахватано, вся макушка в буграх. Хочу иметь обеспеченную старость.
Вскоре ушли и Пантелей с Ольгой. Виктор Гай засучил рукава и начал мыть посуду. Он всегда любил эту работу. Надя устало сидела на табуретке и с улыбкой наблюдала, как из его рук одна за другой выскальзывали сверкающие чистотой тарелки.