— Хочешь мне помочь?
— Ну разумеется.
— Валяй. Только как?
— Мое дело. И еще скажи: я не опаздываю, меня твои гости не ждут?
— У тебя еще несколько минут осталось.
— Тогда порядок.
Он появился через десять-пятнадцать минут, позвонил. Юрка и Гера бросились к двери, надеясь, что пришла мать. Но на пороге стоял незнакомый большой летчик. В руках он держал старый облупленный футляр для скрипки и огромный букет цветов. Юрка и Гера смущенно прижались к стене.
— Привет, космонавты! — сказал Муравьев, будто они были давно знакомы.
— Привет, — несмело ответил Юрка. — Ты Муравьев?
— Да.
— Папка нам говорил, что придет Муравьев.
Вышел из кухни Женька, на ходу вытирая руки о перекинутое через плечо вафельное полотенце.
— Познакомились? — спросил он.
— Не совсем.
— Это Юрка, а это Гера.
Ребята были похожи друг на друга, как два боевых истребителя.
— Ты не перепутал? — усомнился Муравьев. — Может, этот Гера, а этот Юрка?
Близнецы заулыбались.
— Папа ошибся, — сказал Юрка и плутовато посмотрел на Муравьева. — Я Гера, а он Юрка.
— Ну ладно голову морочить. Валяйте к своему вездеходу. Что это у тебя? — повернулся Шелест к Муравьеву.
— Подарок. Увидел на улице человека со скрипкой. Иду за ним. А он в комиссионку. Я и позвонил тебе. Выхожу из магазина — такси. Бери. — Муравьев протянул футляр Женьке. — Ребята славные. У меня такой же оболтус. А ваза под цветы найдется?
— Банка есть… — Женька взволнованно ощупал старый, видавший виды футляр. Его пальцы осторожно подбирались к маленьким, позеленевшим от времени медным замкам.
— Где банка? — Муравьев заглянул через застекленную дверь в кухню. На плите жарилось что-то вкусное, небольшой стол с трудом вмещал тарелки с разнообразной закуской. — Где банка?
— В комнате на окне, — отрешенно ответил Женька.
Он уже впился глазами в скрипку, такую же старенькую и такую же потертую, как и футляр.
Муравьев прошел в комнату, взял на окне высокую банку из зеленого стекла, повертел в руках, пытаясь угадать назначение сосуда, но, не придя ни к какому выводу, сходил на кухню, наполнил его водой и вместе с розами водрузил на стол среди разноцветных бутылок с вином.
После гостиницы Женькина квартира была просторной и очень уютной. Здесь ничто не казалось лишним. В коридоре — только вешалка и небольшая застекленная репродукция Тинторетто «Спасение Арсинои». В комнате — низкий диван, два кресла, бельевая тумбочка, напротив — секция низких, не выше метра, шкафов, расположенных вдоль всей стены. На одном из них — телевизор «Электрон». Поставленный на середине комнаты стол был явно не из этого гарнитура, видимо, Женька его вытащил из соседней комнатушки, где деловито сопели Юрка и Гера. В комнате тоже были развешаны аккуратно застекленные в никелированных металлических оправах цветные репродукции: знаменитая «Шоколадница» Лиотара и не менее знаменитая риберовская «Святая Инесса». Еще две репродукции, расположенные на противоположной стене, были незнакомы ему.
— Я не совсем уверен, — сказал Шелест из коридора, — но, кажется, ты принес редкую вещь. Ей нет цены. Это батовская скрипка. — Он, как Шерлок Холмс, вглядывался в гриф.
— Ей цена полсотни в комиссионке.
— Если это батовская работа, ей нет цены, — возразил Женька.
Тут же вынул нож, запустил лезвие в невидимую щель и уверенным движением взломал деку. Инструмент отозвался чистым, но жалобным звуком.
— Кажется, это похоже на работу Батова! Ты знаешь, кто такой Батов? Это наш русский Страдивари. Ладно, мы это еще выясним. — Женька положил скрипку в футляр, а затем спрятал в одной из секций длинного шкафа. — Как находишь мою квартиру?
В его голосе были гордые нотки.
— На уровне. — Муравьев еще раз обвел глазами комнату. — Что это за репродукции?
— А черт их знает! Катя подарила. У нее в квартире целая галерея. Как-нибудь напросимся к ней в гости.
— Женька… — Муравьев подошел к окну, посмотрел в сторону автобусной остановки, где застыла толпа уставших людей, повернулся, сел в кресло. — Это правда, что вы вот так живете?
— И ты туда же? — улыбнулся Женька.
— Как раз не туда. — Муравьев пригладил съехавшие на лоб волосы. — Просто хочу, чтобы ты опытом поделился.
— Каким?
— Во-первых, как это вам пришло в голову, а во-вторых, как это вам удается?
— Просто. У Кати была квартира. У меня тоже. Когда познакомились, ходили друг к другу в гости. Так почти год. Мы много спорили о проблемах современной семьи, о том, что ее разрушает, что притупляет чувства… Короче, знаешь, мы решили после формального заключения брачного контракта ничего не менять.
— Ну и как?
— Ничего.
— Что ничего?
— Вот уже семь лет… А мне кажется, это было вчера. Иду к ней или жду ее — такое ощущение, будто у нас первое свидание. Волнуюсь. Цветы покупаю…
— Думаешь, если бы жили вместе, цветы покупать не стал бы?
Женька снисходительно улыбнулся.
— У любой палки два конца. Собраться под одной крышей мы можем в любую минуту. — Помолчав, Женька продолжил уже серьезно: — Территориальная и материальная независимость в наше время — это немало. Дополнительная иллюзия свободы. Если учесть, что человек с ног до головы опутан условностями, нужными и ненужными, то когда ему удается хоть что-то порвать в этих путах, он проникается глубоким уважением и к себе, и еще больше к тому, кто стал ему помощником в этом деле.
— Иллюзии, Женя, имеют свойство лопаться, как мыльные пузыри.
— Пусть! Я ничего не хочу менять. Не хочу видеть ее неумытой и непричесанной, не хочу, чтобы и она меня видела таким. Будни — в одиночку. А когда вместе — пусть это будет праздник.
— Ну хорошо. — Муравьев тряхнул головой, и его волосы белым веером опять съехали на лоб. Он быстрым движением отвел их в сторону. — Хорошо. Еще несколько прозаических вопросов.
Женька засмеялся:
— Валяй!
— Как у вас с бюджетом?
— Нормально.
— А дети?
— Знаешь… Когда любишь, какие-то вещи сами собой разумеются. Она в декретном была, я нашел ей толковую няню. Хорошо платил женщине, она очень добросовестно возилась с малышами. Сам часто помогал. А теперь ребята в саду. Забираем их и отводим туда, можно сказать, по очереди. Они больше со мной любят; и если у меня есть время, я чаще за ними хожу. Во всяком случае, это у нас не стало проблемой.
— А если вдруг ей захочется в кино или в ресторан, а тебя нет рядом?
— Чепуха все это. Лучше скажи, как воспринял визит к командиру.
— В следующем году дублером будет кто-то другой.
В голосе Муравьева Женька Шелест уловил что-то похожее на зависть. А может, это ему показалось.
Из спальни вышли Юрка и Гера. Они уже добрались до внутреннего содержания батареи. Следы графита были и на руках, и на лицах. Муравьев улыбнулся.
— Мы руки помоем, — сказал Юрка. — Немножко запачкались.
Герка засмеялся и показал пальцем на Юркино лицо:
— А нос?
— И нос, — улыбнулся тот и провел грязным пальцем у носа, размазав над верхней губой черный графитовый мазок.
Герка рассмеялся еще больше.
— Ну хватит, клоуны, — подтолкнул их Женька. — Мама сейчас придет. Не встречать же ее в таком виде.
Ребята отправились в ванную.
— Был слух, что Лена от тебя уехала? — Женька сказал и сразу почувствовал себя неловко, даже пожалел, что сказал. — Может, брехня?
— Если жена от тебя уезжает, то неизвестно, кому повезло, — попытался отшутиться Муравьев, но Женька сразу понял, что здесь не все ладно.
Значит, правда.
Он взял со стола бутылку с коньяком, две рюмки.
— Давай, пока никого нет, дюбнем за наше училище. За те годы.
Муравьев поднял рюмку на уровень глаз. Посмотрел на свет.
— Как патрон двенадцатого калибра, — сказал он и улыбнулся. — На Севере охотником стал. На медведя ходил. Наливай. За училище стоит.
Когда они выпили, Муравьев не стал ждать очередных Женькиных вопросов.
— С Леной у нас порядок. Закончим тренировки, свалим парад, возьму отпуск и поеду во Львов. Мы с ней тоже модернизировали семейную жизнь: не только каждый на своей квартире и со своей зарплатой, а еще и в разных городах. Не встречаемся по нескольку месяцев, не то что вы… Полная личная свобода.
Женька понял, что Муравьев иронизирует над собой, но смутная тревога шевельнулась под сердцем: может, и вправду они с Катей увлеклись?.. И тут же отмахнулся: ерунда!
— Давно вы врозь? — спросил Муравьева.
— Почти полгода.
— Давай за Мишку Горелова выпьем. Придут женщины, будет не к месту. — Он налил в рюмки коньяк. — После взрыва мы нашли кисть его руки. В кожаной перчатке. Целенькая и осталась. Больше ничего. Все в дым. Мне эта кисть в перчатке снилась несколько раз…
В коридоре дважды проверещал звонок. Женька быстро глянул на часы.
— Кате вроде рано. Входите!
Дверь приоткрылась. В щель сперва осторожно просунулась скуластая голова с утиным носом, затем плечо. Затем как-то боком, с большой коробкой, вошел Толя Жук. Улыбнулся, и глаза тотчас упрятались за узкими щелочками. Коробку он протянул Женьке.
— Сувенирчик. Собственного изготовления.
Он забрал у Женьки коробку и начал ее распаковывать. В коридоре сразу появились Юрка и Гера, пролезли поближе к коробке. Юрка шмыгнул носом, провел под ним тыльной стороной ладони и вытер о вельветовые штанишки пониже спины. В коробке сверкнул белый отполированный металл, и Толя торжественно поднял в руках полуметровую модель истребителя.
— Вот, — сказал он, и широкая беззубая улыбка перечеркнула его лицо.
Толя прошел в комнату и поставил модель на стол. Крутой изгиб плексигласовой подставки, будто форсажный сноп бесцветного пламени, вздыбил машину, придав ей еще большую стремительность.
— Ух ты! — сказал Юрка и осторожно притронулся пальцем к подставке.
— Как настоящий, — поддакнул Гера и спросил: — А у него есть мотор?
— Есть, — сказал техник.