— Кто говорит?
— Да есть там у нас деятель. Латухин. За Веру остался.
— Не подписала?
— Подписала. Заявление об уходе с завода.
— А с браком что?
— Пусть горком этим занимается. Я все им высказала. И Латухину, и директору, и этим проверяющим. Пойду в школу и буду физику преподавать. И диссертацию защищу. Плевала я на них!
Женька засмеялся. Катя ему сейчас сильно напоминала забияку-воробья. Он хотел ей сказать об этом, но в динамике прохрипело, что прибывает самолет из Киева, а это значит — уже половина второго. В два закончится обед, и тогда найти кого-нибудь в полку будет нелегко.
— Ну, все, малыш, — сказал он Кате. — Все в норме. Сама понимаешь. При любом исходе у тебя есть моя спина, за которой можно всегда укрыться. А теперь о деле…
Женька объяснил ей, какие необходимо продукты купить и что сделать до его прихода.
— Майорскую звезду надо обмыть как положено. Придет человек двадцать. Я только в полк — и сразу домой. Будешь мне помогать, я все сам приготовлю. Задача ясна?
— Угу.
— Выше нос.
Он усадил ее в такси и назвал водителю свой домашний адрес. Машина тихо пошла вокруг огромной клумбы, и он хорошо видел Катино лицо, пока такси не свернуло на прямую дорогу и не скрылось за зеленой стеной кустарника.
По дороге в часть Женька попытался представить, как его встретят однополчане: Муравьев, тот постарается изо всех сил держаться, напускать на себя солидность и обязательно отпустит какую-нибудь шуточку ехидную. Но в конце концов не выдержит и полезет обниматься.
Толя Жук, тот без всяких будет радоваться. Да, надо что-то сделать, чтобы реабилитировать его, оградить от незаслуженных ударов.
Белый опять построит полк и скажет: «Вот вам пример. Будете летать как Шелест — будете и в званиях расти как он». Расцелует…
Надо сразу, до построения, прийти в кабинет и все рассказать. Повинную голову меч не рубит. Да и время прошло, все окончилось в итоге нормально. Пусть доложит по инстанции, снимут с него взыскание… Впрочем, вряд ли. Он-таки нарушил указания, заставил Толю Жука два самолета обслуживать. Тут не поможет эта исповедь. Разве что Толю Жука минует кара генеральская. Да и то, если уже наказали, взыскания не снимут. А вот ему, Шелесту, в испытатели путь закажут.
Женьке вдруг пришло в голову отчетливое сравнение, будто он снова запоздал с выходом из фигуры, и только неизвестно, какое дерево его поджидает впереди. И с этой минуты в его душе поселилось едва уловимое чувство тревоги — где-то кольнет и затаится…
Однако все сомнения остались за проходной полка. Первым его поздравил дежурный по КПП сержант. Шелест знал его в лицо, но фамилия из памяти улетучилась.
— Разрешите, товарищ майор, пожелать вам расти до генерала.
Потом подошли летчики, технари, механики, и эти пожелания повторялись и повторялись, быть может, только в незначительно измененных вариантах. Те, кто знал Шелеста поближе, подчеркнуто звали его капитаном, намекая тем самым, что звание положено «обмыть». И Женька коротко парировал: «Сегодня, у меня дома, в девятнадцать ноль-ноль…»
Когда он вошел в кабинет командира, Белый говорил по телефону. Видимо, с кем-то из старших, потому как при появлении Шелеста лишь кивнул головой на стул.
Закончив разговор, он встал, оперся руками на край стола.
— Ну, докладывай.
Женька по всей форме доложил:
— Представляюсь по случаю присвоения очередного звания «майор» и возвращения из командировки.
— Вчера звонил генерал. Он доволен твоим выступлением. Поздравляю. — Белый вышел из-за стола и подал Шелесту руку. — И с майорским званием поздравляю.
— Спасибо. — Женьке показалось, что как-то уж очень сдержанно и официально говорит командир, но тут же съязвил в собственный адрес: «Хочешь, чтобы все на колени перед тобой падали?» А вслух сказал: — Разрешите, Роман Игнатьевич, пригласить вас к себе на мальчишник. А то не признают майором.
— И правильно, что не признают, — полушутя-полусерьезно заметил Белый. — Справлюсь с делами, приду. Не ждите меня. Что касается твоего перевода, поговорим завтра.
— Ясно.
— Катя твоя как? Переживает?
— На ходу поговорили. Больше плакала.
— Там Ирина моя у них разбирается. Кашу заварили, дай бог расхлебать!
— Роман Игнатьевич, — Женька взволнованно переступил с ноги на ногу, — я хочу… Мне с вами поговорить надо…
Белый перебил его:
— Завтра поговорим. — Он взглянул на часы. — Комдив ждет.
…Выйдя из штаба, Женька сразу почувствовал, что ему невыносимо душно. После прохладного кабинета, с окнами на теневую сторону, прохладного коридора здесь даже среди деревьев воздух казался раскаленным, а безветрие делало его застоявшимся и тяжелым.
Женька снял китель, перекинул через плечо, поддев пальцем за вешалку, и уверенно зашагал к «перелетной» гостинице.
Муравьев наверняка спит. А что он еще может делать после обеда?
Но Муравьев не спал. Дверь в его номер была открыта. Раздетый до пояса, он сидел спиной к выходу за столом и что-то увлеченно читал. Женька подошел неуслышанным, потому что рядом с книгами перед Муравьевым стоял верещащий транзистор. Заглянул через плечо, но определить, что Муравьев читает, не смог.
— Просвещаемся?
— А, появился? — Муравьев встал, протянул руку. — Поздравляю. С успехом, с новым чином! Молодец!
— С чином потом, вечером. Сегодня в девятнадцать ноль-ноль прошу быть у меня. Что хмуришься?
— Толе Жуку обещал.
— Он тоже будет у меня. К нему всегда успеешь.
— Кто знает…
— Я знаю.
— Ты вот как раз и не знаешь. Я завтра улетаю.
— Куда?
— К себе.
— Случилось что-то?
— Надо. Вопрос решенный.
Женька вдруг почувствовал себя так, как в день выпуска из училища, когда на вокзале у него украли чемодан. Ничего там ценного не было — постельное белье да инструмент столярный, однако ощущение бессмысленной потери сразу омрачило долгожданный праздник.
Ему чертовски не хотелось расставаться с Муравьевым, терять его, хотя так или иначе разлука была неизбежной. Ошарашила больше неожиданность.
— Не грусти, — с улыбкой сказал Муравьев и хлопнул его по плечу. — Нас ждут дороги, которые мы сами выбираем.
В его тоне и жестах чувствовалась абсолютная уверенность в правоте своего решения, и перечить ему, тем более отговаривать — только зря терять время.
— Ладно. — Женька по очереди заглянул на обложки книг, которые так увлеченно читал Муравьев перед его приходом, и невольно удивился: — Ницше и Толстой? Юг и Север… Ты даешь!..
— Не познав крайностей, не узнаешь, где середина. — Муравьев отодвинул книги в сторону и высыпал на стол из кулька яблоки. — Угощайся.
— Спасибо. — Женька взял яблоко, вытер его о подкладку кителя и с хрустом откусил розовый бочок. — Что нового здесь?
— Сам позавчера приехал.
Муравьев, вопреки Женькиным ожиданиям, был сух и сдержан, разговор не получался, и откровенничать не хотелось. Видимо, дома не все ладно, если прервал отпуск и сам решил возвращаться к белым медведям. А для подобных признаний нужен особый настрой. Ничего. Расскажет.
— Грустный ты какой-то.
— В природе все разумно. У тебя вот на двоих радости. Все, значит, компенсировано.
Муравьев вдруг улыбнулся и посмотрел Женьке в глаза:
— Ну, что ты хочешь спросить?
— У меня целая пачка вопросов… Поговорить надо основательно. Приходи. И прихвати Толю Жука. Мне некогда его разыскивать. Надо Кате помочь.
— Ладно, придем. — Муравьев легонько подтолкнул Женьку в плечо. — У меня тоже дел — дай бог управиться!
Когда Женька подходил к проходной, его, обдав легкой пылью, обогнал на мотоцикле бывший старшина Прокопенко. Оглянулся и, не останавливаясь, выскользнул в открытые ворота. Обычно он к Шелесту льнул и всегда набивался сам подвезти до дому после полетов. А тут старику изменило зрение — не узнал. Оглянулся, посмотрел — майор. А Шелест — капитан. Сейчас, наверное, едет и думает — до чего же бывают люди похожие.
Женьке вдруг стало весело. И хотя где-то в глубине сознания тлела неугасшая тревога, веселое настроение у него сохранилось до самого вечера. Он разыграл по телефону Катю, шутил с таксистом по пути в детский сад, потом всю дорогу разыгрывал Юрку и Геру: то задавал им бессмысленные загадки, то откровенно надувал, а потом заразительно смеялся над их несмышленостью.
Домой они явились возбужденными и в развеселом настроении. Катя уловила это настроение и тоже будто включилась в их игру. Но где-то около семи вечера она махнула рукой:
— Не трогайте меня! Скоро люди придут, а еще дел сколько.
Женька посмотрел на часы и приказал близнецам уматывать на улицу.
— Далеко не уходите. Играйте, пока не позову. Ясно?
— Конечно, ясно, — ответил за двоих Юрка.
К семи часам никто не пришел.
— И хорошо, — сказала Катя, — а то было бы неловко.
В половине восьмого она повторила:
— И хорошо, что их нет. Все сделали. Сейчас переодену платье и будем встречать твоих гостей, товарищ майор. — Она подошла к Женьке и чмокнула его в щеку.
Женька ободряюще улыбнулся, он заметил, что Катя, как и он, начинает волноваться, хотя причин для волнения не было. Разве что коллективное опоздание гостей.
Когда часы показали восемь вечера, Катя спросила:
— Ты не ошибся, когда приглашал ребят?
— На девятнадцать сказал.
— Все, наверное, поняли, что на девять вечера.
Катя его успокаивала. Она видела — ему не по себе. А он терялся в догадках и никак не мог понять, что случилось. Совещание? Или по тревоге подняли полк? Он бы знал. В доме живут летчики других эскадрилий — тут бы все уже гудело… Видимо, Белый получил от комдива ценные указания и теперь вот доводит их до всего личного состава.
Женька снял трубку и набрал номер дежурного по полку. Сразу же почувствовал, что перепутал две последние цифры, нервно ударил по кнопкам рычага и набрал номер заново.
…Никаких совещаний в полку не было, все давно разошлись по домам.