– Я хочу сказать: положить голову к вам на колени?
– Нет.
– Офелия ответила: «Да»!
– Я не Офелия. И прекрати хватать меня за коленки.
– Вы думаете, у меня были грубые мысли? Прекрасная мысль – лежать между девичьих ног…
– Я сказала – прекрати! А то могу и врезать.
Воздух вокруг них просто кипел от еле сдерживаемых страстей, оба смотрели друг на друга чуть ли не с ненавистью. Алымов выпрямился:
– Хорошо, ударь. Только прости. Ну, давай.
В глазах у Аси полыхнула молния, и она со всей силы ударила Алымова по щеке – он непроизвольно отшатнулся.
– Достаточно? А то могу еще.
– Сколько угодно.
Он потер щеку, которая опухала на глазах.
– Надо лед приложить, – равнодушно сказала Ася, глядя в пространство.
– Черт, ну и тяжелая у тебя рука…
– Учти на будущее.
– У нас есть будущее? Это обнадеживает. Тебе стало легче?
– Да. Гораздо. Давно надо было тебе врезать.
– Ты простила меня?
– Не знаю. Это длилось слишком долго. Но… кажется… меня… меня отпустило…
Лицо ее дрогнуло, и Ася заплакала:
– Ни разу… Даже ни разу не позвонил мне! А я…
Алымов вскочил, поднял ее со стула и обнял:
– Бедная моя девочка. Прости меня, дурака, прости. Пожалуйста, прости…
Они долго стояли, судорожно вцепившись друг в друга. Потом Ася подняла залитое слезами лицо к Алымову и смущенно улыбнулась. Он поцеловал ее в лоб и тревожно заглянул в глаза:
– Ты вернулась?
– Похоже на то.
– Я счастлив!
Он отчаянно волновался – Ася видела. Обнимал ее, прижимал к себе, гладил по голове, по спине, целовал щеки, шею, руки и бормотал что-то нежное и невразумительное. Телефон, лежавший на столе, вдруг мелодично звякнул – пришла СМС, и Алымов замер, даже дышать забыл, а потом растерянно заглянул Асе в глаза:
– Представляешь, какой ужас? Я совсем забыл. Мне ведь пора собираться.
– Куда?
– А я тебе не сказал? Я еду в Питер на несколько дней, у нас там съемки. Скоро машина придет.
– Так ты специально? Ты специально затеял этот разговор под самый отъезд? Чтобы сразу сбежать?
– Нет! Ася, нет! Я никак решиться не мог, а тут само получилось – честное слово! Я и забыл про отъезд, правда.
Уже стоя перед дверью с сумкой на плече, он все не отпускал Асю, все вглядывался в ее лицо, гладил по щеке, по голове, обнимал и хотел было поцеловать в губы, но не решился:
– Нет, не могу. Лучше не начинать, а то я вообще не уеду. Ты дождешься меня?
– Да куда ж я теперь денусь. Позвони, когда доберешься, ладно?
Но он начал засыпать ее сообщениями еще с вокзала – писал, явно волнуясь, потому что пропускал буквы. Первое выглядело так: «Ася» и штук двадцать восклицательных знаков.
Ася рассмеялась и набрала в ответ:
«Что?»
«Просто – Ася!»
«Понятно».
«Меня впервые в жизни ударила женщина, представляешь?»
«Никогда не поверю».
«И я впервые пишу тебе эсэмэску!»
«Лиха беда начало».
«Я счастлив! А ты?»
Целый вечер она носила с собой мобильник, читала сумасшедшие сообщения Сергея и представляла, как он сидит, отвернувшись ото всех, лихорадочно набирает буковки и путается в кнопках, а к ночи взмолилась:
«Ёж, я спать хочу!»
«Прости, прости, прости! Спокойной ночи!» – и смайлик с поцелуем.
Ася подумала и послала ему в ответ такой же поцелуйный смайлик – тут же пришло сообщение с воплем: «А-а!» и кучей восклицательных знаков. Ася, улыбаясь, покачала головой – пожалуй, ей понравилось это новое ощущение: держать Алымова на длинном поводке, как выразилась Вера Павловна. Вон как он заходился.
Она посидела у себя на кровати, задумчиво вертя в руках телефон, потом улеглась, но заснуть не могла еще долго: перечитывала сообщения, вспоминала, как он смотрел, обнимал, целовал, как радовался – совершенно самозабвенно. Все это было так не похоже на того Алымова, которого она помнила. Она сознавала, что стремительно возвращается к себе семнадцатилетней, и боялась этого. Сейчас, как и тогда, все ее существо рвалось к Сергею – упасть в его объятия, отдаться ему полностью, раствориться в нем, стать пылью под его ногами! Но здравый рассудок тридцатилетней женщины говорил, что ни в коем случае нельзя этого делать – иначе все закончится очень быстро. Он переступит через нее и пойдет дальше. Вера Павловна совершенно права: как бы ни рвалось сердце от любви, показывать этого нельзя. Но это было настолько противно Асиной пылкой, прямой и честной натуре, что она чувствовала боль почти физическую. Она долго маялась, потом сдалась: пошла в комнату Алымова и улеглась в его постель. Обняла подушку, вдохнула запах, представила его рядом и закрыла глаза. Ничего, через четыре дня он вернется! И тогда…
Но вернулся Алымов не один. Ася так и обомлела, когда увидела входящую девицу с рюкзаком на плече. За девицей маячил смущенный Сергей.
– Асенька, познакомься – это Лариса, наш каскадер. Произошла накладка, и ей некуда деваться. Я пригласил ее к нам.
– Здрасьте! – сказала Лариса, скидывая рюкзак. – Спасибо огромное, что приютили. Я завтра рано утром уеду.
– Пожалуйста… Конечно, оставайтесь, – растерянно промямлила Ася.
Сергей, улучив момент, прошептал:
– Ася, ты не сердишься? Лариса – замечательная. У нее муж – тоже каскадер, сыну шесть лет…
– Да все нормально.
Асе было так странно, что Ёж перед ней оправдывается, а она может на него сердиться. Словно настоящие муж и жена! У нее замерло сердце от какого-то странного чувства – не то счастья, не то ужаса. Алымов между тем устраивал гостью:
– Ларис, ты не против переночевать в тренажерной?
– Что, прямо на беговой дорожке?
– Да нет, там вполне приличная кушетка.
– Алымов, не суетись. Где положите, там и лягу.
– Люди, а вы есть будете? – закричала с кухни Ася.
– Будем! – из разных комнат ответили люди.
Но Алымов только поковырял Асины котлеты, потом вздохнул:
– Пожалуй, я пойду лягу. Что-то разваливаюсь совсем. Девочки, вы тут справитесь без меня? Ларис, ты встанешь завтра или тебя разбудить?
– Обижаешь, начальник!
Он ушел, а Лариса кивнула ему вслед:
– Устал. У нас такие тяжелые съемки были, не представляешь. Боевик же – драки, погони, перестрелки. А он сам все трюки делает, молодец. Ну, кроме самых опасных. Один раз чуть не час на конструкции провисел, такую нам акробатику показал! И сейчас – пять раз в воду прыгал, это в октябре-то! Режиссеру все не нравилось – гений, ты ж понимаешь. Алымов здорово форму держит. Сильный, выносливый, терпеливый. Классный мужик! Да о чем я говорю – ты сама все знаешь. Заботливый. Мой такой же. Он сейчас тоже в командировке. Как в песне: дан приказ – ему на запад, ей – в другую сторону. А сыночек наш с бабкой. Я соскучилась, сил нет. Слушай, а ты такая милая. Правда! Не ворчала ни разу. Другая бы убила мужа – притащил посреди ночи какую-то бабу! А ты – нет. Наконец Алымову повезло.
– А что, раньше не везло? – осторожно спросила Ася.
– Ну ты ж про его бывшую в курсе? Та еще сука! Грязную кампанию в прессе она ведь начала. Друзьям, конечно, по фигу – мы-то его знаем, но все равно неприятно. Мы убеждали в суд подать, но разве он стал бы? Никогда. А у него с работой напряженка началась – почти год нигде не снимался, не брали. Это много – год. Ну ладно, я тоже спать пойду. Я так рада за Сережку! Вы хорошая пара.
Ася рассеянно прибиралась на кухне – почему-то раньше она никогда не думала об этой стороне работы Сергея: в воду прыгал, на какой-то конструкции висел… Что за конструкция? Это же тяжело, да и опасно. А Лариса явно приняла ее за жену Сергея…
Ася заглянула к нему – он спал. Подошла поближе, борясь с искушением забраться к нему под бок, вздохнула и осторожно поцеловала в щеку, потом в губы. Он не проснулся. А когда оказалась у себя, так и ахнула – на столе стоял маленький стеклянный ежик с голубыми глазками. Зверек охранял записку: «Скучал безумно! Асенька, мне придется завтра рано уйти, и вернусь я поздно – после спектакля заеду к Деду, он просил. Твой Ёж», а ниже была нарисована расстроенная рожица ежа.
Увиделись Ася с Сергеем только в субботу утром. Ася пила кофе на кухне, когда в дверях показался заспанный Алымов в пижаме. Он тяжело опустился на стул, зевнул и потряс головой:
– А-а! Дай мне кофе. Пожалуйста.
– Ты что, вчера очень поздно пришел? – спросила Ася, наливая ему кофе.
– В третьем часу. У Деда завис. Разве от него так просто вырвешься! Ох, спать хочу, не могу…
– И зачем ты встал? Спал бы до обеда. Или у тебя дела?
– Я боялся тебя пропустить. – Алымов уже вполне осмысленно взглянул на Асю. – А то по выходным тебя не поймать. Встану, посмотрю – нету Аси: ы-ы!
Вдруг зазвонил домашний телефон. Алымов сделал вид, что не слышит. Телефон понадрывался и замолчал. Тут же где-то заверещал мобильник. Сергей и его проигнорировал.
– Так где ты всегда пропадала?
– К родителям ездила, сестре помогала. Уроки давала. С детьми разные походы были – в музеи, в театры. Иногда сама куда-нибудь ездила на природу: в Кусково, в Архангельское.
– На природу? – задумчиво переспросил Алымов.
– Ну да. Знаешь: травка, цветочки, птички?
– Цветочки? Я тоже хочу на травку с цветочками, а меня никто не берет, – сказал он капризным тоном избалованного ребенка.
Ася усмехнулась:
– Алымов, ты промахнулся месяца на два – какая травка с цветочками в октябре?
– Ну, птички-то есть?
Опять зазвонил мобильник, и Алымов, чертыхнувшись, ушел. Ася вздохнула. Между ними явно ощущалась некая преграда, словно не было ни судорожных объятий, ни безумных сообщений, ни стеклянного ежика. «Это что же, каждый раз все сначала? – думала Ася. – Какой-то вы сложный, господин Алымов. Настоящий Ёж – и хочется, и колется». Она даже не представляла, насколько на самом деле все сложно. Наконец, Ёж вернулся, уже полностью одетый и бодрый. Он сел за стол и вопросительно посмотрел на Асю. Она подняла брови: