Ты не создана для поэзии, но в этот раз ты можешь как-то ее переварить.
Он хватает тебя – пока ты смеешься, словно настоящий трус – и ухитряется повалить тебя на пол. Ты вцепляешься в нож, готовясь для самозащиты черкнуть острием по его горлу, но он пришпиливает твою руку коленом и бьет тебя в лицо локтем.
Он бьет тебя кулаком – плоть по мертвой плоти на плоти.
Он хватает маску, снимая ее рывком, и твое собственное лицо обезвреживает его куда лучше, чем это когда-либо удавалось поддельному. Он не выказывает отвращения при виде шрамов, нет, он просто удивлен.
Ты бьешь его в бок коленом, и он слетает с тебя.
Ты наваливаешься на него, изгибаясь, и зажимаешь его горло в мертвый захват. Наклоняешься так, как будто собираешься поцеловать, но Карл сейчас в своем худшем, наиболее отвратительном «я» в данный момент, он называет себя Франклином.
– Ты утверждал, что хочешь, чтобы все смогли увидеть меня такой, какая я есть на самом деле, – говоришь ты, игнорируя появившееся на его лице смущение: ведь он не может вспомнить ничего подобного, ни того, что он вещал, ни тех романтических моментов, которые вы делили в корейских ресторанах и на балах, вообще ничего.
Но ты помнишь все это, и все это имеет для тебя значение.
– И вот она я, – заканчиваешь ты.
Он не отводит взгляда от твоего лица, даже для того, чтобы глянуть на нож, что медленно приближается к нему. Его жизнь может закончиться в любой момент, если ты решишь придушить его или сломать ему шею, но он беспокойно и напряженно спрашивает:
– Что с тобой случилось?
Он не спросил о себе.
У него нет ни малейшего представления о том, как месяцы назад ты посреди ночи одурманила его с помощью Транса. Тогда он спал в лаборатории, утомленный напряженной работой над лекарством, что не дало бы твоим семенам прорастать с самого начала, и только ублюдочный кот составлял ему компанию.
И все же он спрашивает, что случилось с тобой, что было в твоем прошлом!
Ты помогаешь другим, но ты о них не заботишься.
А разве ангелам положено заботиться?
– Случилось плохое воспитание, – ты обнаруживаешь, что первый раз в жизни говоришь кому-то об этом. – Мой папаша практиковал свою жестокость на мне, и в конце концов я взяла ситуацию в свои руки, а потом взяла и его жизнь.
Когда ты произносишь все это вслух, ты помимо желания вспоминаешь о детстве, когда тебе так хотелось слушать сказки о принцессах, которых рыцари спасают от драконов. Но вырастая в том доме, где тебе «повезло» родиться, ты усвоила две важные истины: ты, и только ты сама должна рассказать себе собственную историю, а еще иногда принцессе нужно поднять задницу, взять меч и прикончить дракона своими руками.
Твое «жили долго и счастливо» началось с момента, когда закончилась жизнь твоего папаши.
И сейчас ты носишь корону и меч при себе постоянно.
– Я прошу прощения, – говорит Франклин. – Я не знал. Но ничего из этого не дает тебе права на жизнь другого человека. Позволь мне уйти. Откажись от своих замыслов. Мы сможем оказать тебе всю помощь, в которой ты нуждаешься. Ты никогда не будешь невиновной снова, но ты не должна быть отягчена преступлениями до такой степени.
– Трогательно, как сильно ты обо мне заботишься. Печально, что ты не вспомнишь, что пытался быть героем.
Франклин качает головой:
– Зато ты вспомнишь. Желаю тебе удачи в жизни наедине с тобой.
Ты впечатываешь рукоять ножа ему в лоб, начисто вышибая из него сознание. Поднимаешься с обмякшего тела, и пинаешь его в бок, чтобы убедиться, что он реально в отключке.
Ни стонов, ни вздрагиваний.
Ты игнорируешь кошачье мяуканье и отправляешься к своему Банку Памяти, чтобы взять семечко Транса. Ты ловишь свое отражение в зеркале: на тебе нет маски, чтобы скрыть тебя во всей безупречности.
– Ангел, – слово не звучит соответствующим образом, и вовсе не из-за шрамов на твоем лице.
Ты могла бы убить Франклина вместо того, чтобы брать в заложники его воспоминания и прятать их за завесой из созданной тобой личности, но ты все еще позволяешь ему жить. Это судьба, которой ты не предлагала его друзьям, это привилегия, которой ты не предлагала другим своим врагам.
Франклин – это трофей, и его ты выставляешь напоказ, а не убираешь в ящик, где он будет собирать пыль. Он пытался одолеть тебя, и ты выиграла, честным и прямым образом, и теперь он должен служить тебе.
И хотя ангелы служат людям, они трепещут и склоняются перед одним голосом.
– Ты – бог, – напоминаешь ты себе.
Ты улыбаешься и возвращаешься к телу Франклина.
Может быть, он не дракон, может быть ты даже не ангел, как бы клиент ни верил в обратное. Но эта жизнь все еще продолжается по твоему собственному замыслу и таким образом, какой тебе нравится.
Ты катаешь семечко Транса в кулаке, раздумывая, какую личность ты придумаешь для него сейчас. Всякое имя, которое он носил до сих пор, сослужило свою службу и ушло в прошлое, и он у тебя в хороших руках, мир это знает.
Ты создашь для него имя. И никто не вспомнит прежние.
Девушка-тинэйджер, скрывающая лицо под маской, играет роль криминального гения.
Катриона Фини. Под маской злодея
Исходная идея, которую я собиралась подать Адаму Сильвера для написания рассказа, родилась из смешения двух суперзлодеев – Харли Квинн и Джокера. Комбинация их социопатических наклонностей, энергии, ловкости и ума оставила массу пространства для создания негативных персонажей, ну а значимую часть этих персонажей составляет маска или грим, который они носят.
Я могу только вообразить, сколько удовольствия получил Адам, играя с возможностями, которые давал ему образ Аспид.
Маска сама по себе – один из тех элементов, что больше всех понравился мне в истории. Образ и скрытая за ним история притянули меня, и в то же время оттолкнули своей преувеличенной гротескностью.
Реальная маска Аспид, играющая важную роль в повествовании, указывает на психологические маски, которые мы все носим. Все мы в некоторые моменты по разным причинам надеваем на себя некие образы, одни для того, чтобы выглядеть крутыми профи в глазах клиентов, другие – чтобы показать себя с лучшей стороны на первом свидании.
Мы используем различные маски, чтобы показать различные стороны нашей личности тем, кто нас окружает.
Но тем не менее, то, как нас воспринимают другие, зависит не только от того, как мы себя показываем. Мы не всегда имеем возможность манипулировать тем, как другие видят нас, поскольку в процесс частенько вмешиваются социальные ожидания и предположения.
Но когда ты по собственной инициативе выбираешь маску, имеющую вполне определенное значение, ты можешь разрушать или контролировать то, как другие люди тебя воспринимают.
Аспид подрывает эти ожидания.
Ее покрытое шрамами лицо не соответствует общепринятым идеалам красоты, существующим в современной культуре. И точно так же не укладывается в них маска из гниющей плоти, которую она носит, чтобы прятать шрамы.
Маска Аспид не предназначена для того, чтобы удовлетворять стандарты красоты, представить идеальный образец женского лица, нет, маска на самом деле – лицо Аспид. Именно этот образ люди распознают, как принадлежность настоящего преступного гения. Маска скорее отталкивает и вызывает отвращение, чем привлекает людей, а кроме того, это трофей, олицетворяющий силу и власть нашей героини.
Более того, Аспид вовсе не ведет себя как обычная восемнадцатилетняя девушка...
Нет, я не хочу сказать, что знакома с кем-то из юных преступных гениев, и если даже знакома, то эту сторону своей жизни они мне не открыли.
Просто она ведет себя... сомнительным, скажем так, образом, и именно это я нахожу столь впечатляющим. Аспид безжалостна и не прощает обид, сердце ее ожесточилось, а сама она превратилась в расчетливого и изобретательного негодяя, использующего нестандартные пути удовлетворения собственных желаний, и не марающего при этом собственных рук.
Но больше всего в ней мне нравится то, что она – свой собственный рыцарь в ржавых доспехах, она не нуждается в спасении и не хочет, чтобы ее спасал от опасности кто-то другой, и маску она носит по собственному желанию.
Герой или злодей, но ты вынужден скрывать свою индивидуальность, когда пытаешься спасти мир или разрушить его. Ты смотришь через прорези, которые ограничивают поле зрения, а пальцы касаются гладкой и холодной поверхности нового лица.
Ты колеблешься мгновение перед тем, как с концами отдаться нутряным инстинктам.
Ты застегиваешь маску. И это...
Многие говорят, что глаза – зеркало души, и тебе нравится, чтобы люди заглядывали в твое... но только чуть-чуть.
Ты позволяешь другим на миг заглянуть в глубины твоего истинного я перед тем, как они познакомятся с тобой поверхностным. Может быть, это способ с самого начала держать людей в отдалении, не формировать связей, могущих причинить боль; или может быть, ты слишком боишься по собственной воле открыться другим, и даешь им возможность посмотреть и увидеть самостоятельно.
Есть в тебе нечто такое, что ты отчаянно стремишься спрятать.
К сожалению, оно не находится достаточно глубоко, чтобы другие не имели шансов его увидеть, так что ты на всякий случай носишь поверх своего лица звериную морду. Если ты поскользнешься или откроешься слишком сильно, ты всегда можешь свалить все на зверя.
Ты же просто играл роль, которую выбрал... и не более того.
Тебе нравится интриговать людей и делать так, чтобы они ходили вокруг на цыпочках. Ты поддерживаешь образ тайны, предназначенный для того, чтобы приманивать других.