Сера подняла маленькие руки и повысила тонкий голос, так что тот зазвучал остро и напряженно.
Нож все еще оставался в руках мужчины, и Сера находилась слишком близко. Слишком близко, а ее кожа выглядела не бледной, а розовой, куда розовее, чем когда бы то ни было, и даже волосы казались не такими бесцветными.
И мужчина держал нож, и Карина кричала, и Калли кричала.
А Сера сказала «Бах! Бах!», и мужчина вонзил нож прямо в собственное сердце, а затем еще и повернул рукоятку.
Несколькими неделями позже они отправились в семейную консультацию.
Консультант заявил, что им предстоит научиться принимать друг друга, измениться и восстановить единство. Патрик закивал, примирительно и даже немного виновато, и они посетили несколько сессий.
Карина меньше всего хотела что-то принимать. Она хотела только забыть. Мечтала, чтобы из головы Калли исчезло воспоминание о том, как кровь пропитывала голубую рубашку того мужчины.
«Голубой и красный делают фиолетовый», – говорила Сера иногда.
Карина хотела забыть о том пятнышке крови, что осталось на носу младшей дочери, как Сера размазала ее по мордашке одним движением ладони и принялась сосать ладонь.
Сосала до тех пор, пока мать не вытерла кровь.
И выглядела не такой бледной, как обычно.
СЕРА В ЧЕТЫРЕ ГОДА ТРИ МЕСЯЦА
– Вы уверены, что помните все верно? – спрашивала агент ФБР на каждом из допросов, а их набралось не так мало. – Ваша дочь сказала «Бах! Бах!»?
- Да.
– А потом он зарезал себя?
– Да.
– И повернул лезвие в ране?
– Да.
– Вы уверены?
Да. Да. Да.
Агент ФБР заявила, что им очень повезло, ведь они пытались схватить этого человека долгое время, что он убивал девочек и их матерей с особенно изощренной жестокостью. И Карина согласилась, услышав, что очень хорошо, раз этот тип умер.
Она иногда думала, не выдумала ли она то, как Сера пробовала кровь плохого мужчины.
Еще через какое-то время Сера спросила:
– У тебя есть этот свет, мама?
Карина ответила:
– Я не знаю, о чем ты говоришь.
СЕРА В ЧЕТЫРЕ ГОДА ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ
Карина была в шоке, да и все родители оказались в шоке, узнав, что мистер Джордан, всеобщий любимец, лучший из наставников в детском саду, оказался уволен.
«Он ударил ребенка?» – этот полный изумления вопрос кочевал от одной мамы к другой.
Родителей по такому случаю собрали на общую встречу.
– Что за заведение у вас тут? – раздраженно поинтересовался один из пап, бывший крупной шишкой в большой компании и разговаривавший так, словно жизнь состояла только из встреч с недовольными держателями акций.
Мистер Джордан был любимым наставником Калли, когда она ходила в садик. Честно говоря, все его обожали. И вот теперь он уволен.
Сера провела в его группе только два месяца.
СЕРА В ЧЕТЫРЕ ГОДА ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ
Родители снова оказались в шоке.
Другой всеми любимый воспитатель, воспитатель из группы Серы, оказался уволен.
Папа «Большая Шишка» забрал сына из садика.
СЕРА В ПЯТЬ ЛЕТ ДВА МЕСЯЦА
Патрик завел первую интрижку, когда младшей дочери был год и девять месяцев, а закончилось все, когда она доросла до двух и семи. Вторую затеял, когда ей было три и четыре, и на этот раз все продлилось только два месяца. Но третья, начавшаяся в три года девять месяцев, оказалась чем-то более серьезным.
Когда дело пошло наперекосяк между ними? Карина не знала точного ответа. Именно в тот момент, когда родилась Сера? Они здорово поссорились тогда, через несколько часов после ее появления на свет, прямиком в больнице, и теперь она не могла вспомнить, с чего все началось.
Были времена, когда Карина с хвастовством рассказывала об их с Патриком отношениях любому, кто соглашался слушать.
«Мы никогда не спорим, – утверждала она. – Мы – лучшие друзья. Мы общаемся. Мы не только любим друг друга, но еще и нравимся друг другу». Другие пары завидовали подобному, она видела это по их глазам, и это заставляло ее ощущать довольство и чувство превосходства.
Теперь она понимала то, что должны были испытывать мужчины и женщины из тех, «низших» пар. Ей очень хотелось встретить ту, прежнюю Карину и прежнего Патрика, она бы посоветовала им относиться бережнее друг к другу, особенно тогда, когда дела идут не лучшим образом, она бы сказала, что нужно следить за тем, что говоришь.
Некоторые вещи, которые ты слышишь, не забываются никогда.
И она бы посоветовала им не заводить второго ребенка, ни при каких обстоятельствах.
СЕРА В ШЕСТЬ ЛЕТ ТРИ МЕСЯЦА
Карина не любила вторую дочь так, как должна была. Так, как она любила Калли.
Она старалась, но не любила.
И Сера это знала.
СЕРА В СЕМЬ ЛЕТ ОДИН МЕСЯЦ
Патрик женился заново.
С того дня, когда он уехал от Карины, он не видел дочерей, ни старшей, ни младшей. Он думал, что так будет лучше. Он не мог объяснить, но даже мысли о них, мысли о Сере пробуждали в нем гнев.
СЕРА В СЕМЬ ЛЕТ ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ
Сера сказала:
– Этот свет вынуждает людей гневаться.
Карина захлопнула дверь перед лицом дочери.
СЕРА В ДЕВЯТЬ ЛЕТ ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ
Два ребенка в семье были идеей Карины, она всегда представляла себя матерью с парой отпрысков, причем девочек. Они играли бы в кукольных принцесс, меняя им наряды, вместе ездили бы в летний лагерь, делились бы секретами, западали бы на одних и тех же парней, плакали бы друг у друга на груди, стали бы свидетельницами на свадьбах и любили бы одна другую, любили бы одна другую, любили бы одна другую.
Но Патрик считал, что одного вполне достаточно.
«Мы так счастливы сейчас», – говорил он, когда Калли было полтора года, и они в конце концов начали получать удовольствие от родительства. Но Карина не могла победить своего желания, не могла перестать думать о втором ребенке.
«Калли нужен товарищ по играм, сестра», – заявляла она мужу.
«Я не хочу, чтобы она осталась в одиночестве, когда мы умрем», – продолжала она, повышая ставки.
И в конечном итоге Патрик уступил.
Долгое время Карина надеялась, что сестры рано или поздно все же сблизятся. Только этого не произошло, Калли все так же увядала в присутствии Серы, и заводила друзей на стороне. Она ходила к ним в гости и даже оставалась ночевать, танцевала на вечеринках и обращалась с ними так, словно они были ее сестрами.
И Карина не осуждала ее за это.
СЕРА В ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ, СЕМЬ МЕСЯЦЕВ
У нее появились друзья в школе, первые друзья за всю ее жизнь.
Понятное дело, это были девочки, с которыми больше никто не хотел дружить, но лиха беда начало.
Карина радовалась. Может быть, Сера все же станет обычной.
СЕРА В ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ
Карина наблюдает, как горит тело Калли. Она кричит, и она кричит.
Жизнь – это серия моментов прошлого, и они приводят тебя к точке настоящего. Каждый момент – это не обязательно событие, это может быть внезапное озарение, меняющее перспективу, с которой ты смотришь на свое место в мире.
Эти моменты нужны, чтобы внести ясность, обострить твое осознание того, что ты есть для себя и что ты есть для других.
Сейчас время для моего.
Я рождаюсь. Я пытаюсь заплакать, но осознаю, что не могу.
Я не выгляжу так, как остальные из моей семьи. Моей матери это не нравится.
Белый свет обитает под моей кожей. Я спрашиваю мать, если ли у нее такой же. Она отказывается отвечать.
Моя мать не любит меня. Но она хочет.
Я хочу больше походить на Калли. Я хочу нравиться всем вокруг. Хочу, чтобы незнакомцы спрашивали меня «как твое имя, красивая девочка? Сколько тебе годиков? Господи, и где ты взяла такие милые туфельки?». Но чужаки не задают мне вопросов. Вместо этого они говорят «ты такая тихая». Они говорят «улыбнись. Делай, как твоя старшая сестра». Остроглазые говорят «Тебе нравится смотреть, как дерутся мальчишки».
Я заставила плохого человека убить себя. Моя мать боится меня.
Я хочу быть нормальной. Я единственная, у кого есть белый свет, и когда он просачивается наружу, происходят нехорошие вещи.
Это моя вина, что мистер Джордан ударил Сэмми с такой силой, что тот стал красным и опухшим. Я делаю людей злыми. И испуганными. Я не знаю, как прекратить.
Это моя вина, что мистер Келли кричал столь громко и долго на игровой площадке. Его сердце переполнено страхом и гневом. Я это сделала. Я не знаю, как прекратить.
Мой отец любит другую женщину больше, чем мою мать, а моя мать любит Калли больше всего на свете.
Мой отец оставляет нас и не возвращается.
Я крашу волосы в темный цвет. Я ношу линзы, чтобы глаза были карими.
Моя мать все равно не любит меня. Она не может.
Я отрицаю то, что я есть. На некоторое время я добиваюсь в этом успеха.
Я сильно болею всю весну. Доктора не знают, в чем проблема, зато это знаю я. Наконец я поняла, как удержать свет под кожей.
Я держу свет в себе. У меня есть подруга. Волосы редеют и выпадают, как солома.
Я держу свет в себе. У меня есть вторая подруга. Губы трескаются до мяса.
Я держу свет в себе. Я так больна, что не хожу в школу. Кровь сочится из кожи.
Калли становится сильнее по мере того, как я слабею, и все же я держу свет в себе. Он жжет меня изнутри. Всю весну они – Калли и моя мать – ждут, что я наконец умру.
Но свет не позволит мне умереть. Я горю. Я горю. Я горю.
Калли возвращается из лагеря. Это первое лето, которое она провела не дома. Вдали от меня. Она приходит ко мне в комнату, и я вижу, что она выглядит лучше, чем когда бы то ни было, такая красивая.
Наша мать говорит: «Доктора не в состоянии вылечить ее».
Калли говорит: «Может быть, так оно и к лучшему».
Наша мать кивает.
Калли подходит ближе к моей кровати. Обычно она всегда держится в отдалении. Сейчас я беспомощна, и свет пойман в ловушку внутри моей кожи. Она говорит: «Представляешь, этим летом без тебя я была так счастлива», и звучит это быстро и болезненно, как удар ножа.