Придавленная бутылкой со смесью бесполезная трудовая книжка лежит рядом с соской. Извилистый путь соединил пять профессий и привёл меня в нянечки. Прорвёмся!
Цветастые чемоданы на колёсиках жмутся к двери, предвкушают долгое путешествие. Невестка фотографирует модельку двухэтажного лондонского автобуса и тут же обновляет историю в «Инстаграме». Глава семьи суетится, проверяет паспорта, списки. Отмечает галочками брошенные только что в рюкзак вещи. Зарядки от телефонов и зубные щётки убраны, значит, багаж готов.
Я наблюдаю лишь краем глаза за их дёрганными сборами. Внук играет с любимой игрушкой – красной лошадью. Что он в ней нашёл? Обычный кусок пластика. Но хулиган смеётся. Заливается. Он счастлив. Я тоже. Нам некуда торопиться.
– Ты вызвал такси?
– Да, через четыре минуты, белая «Шкода».
– Паспорта взял?
– Само собой.
– Ну что, молодёжь, присядем на дорожку?
– Это как?
– Ладно, проехали.
– Пока, отец.
– Спасибо вам большое!
– Напишите, как доехали. Доброго пути!
Бросились с сыном в объятия. Застыли как камень. Такого прощания я жаждал с отцом двадцать с лишним лет назад, покидая родительский дом. Я отстранился немного, не отпуская его. Пытался с фотографической точностью зафиксировать в памяти самое дорогое лицо в столь важный момент. Всё та же наивная улыбка. Во взгляде различаю оттенки признательности, счастья, меланхолии. Когда увидимся в следующий раз? В скайпе – сегодня. А вот так, без виртуального искажения, с проступившими эмоциями и кучей подтекстов?…
В квартиру снова вернулось тихое умиротворение. Иногда оно разбавляется детским смехом, требованиями или плачем. Это будет хороший год.
Через двадцать минут дверь снова заговорила. Вошла жена.
– Всё? Птенчики сбросили нам кукушонка?
– Оставь их в покое.
– Всё-таки правильно, что я ушла; мало никому не показалось бы.
– Пусть едут спокойно. У них впереди достаточно испытаний.
– Думаешь, тебе легче будет?
– Уверен.
– Хватит уже спасать всех.
– Кто-то должен спасать этот мир. Не одному же Супермену этим заниматься?
– Даже суперменам надо заботиться о себе.
– А-а-а-а-а.
– Вот видишь, некогда о себе заботиться, есть нам пора.
– Приятного аппетита.
– Год пройдёт быстро, правда, малыш? Приедут родители за тобой, тогда дед и позаботится о себе.
– Конечно-конечно. Не успеешь попрощаться и снова начнёшь искать нуждающихся в помощи.
– Всё нормально. Не закипай. Они сделали выбор, надеюсь, правильный. Поздно его обсуждать. Тем более осуждать.
– Ты так легко к нему отнёсся.
– Когда я делал свой выбор, меня не поддержал тот, на кого я рассчитывал. Тогда я пообещал себе: мои дети точно не останутся в такой сложный момент без поддержки.
– Слишком много патетики. Хотя мне пора уже привыкнуть.
– Я верю, что эта пауза поможет ему вырваться на новый уровень в танцах.
– С каких пор ты поддерживаешь, как сам выражаешься, танцульки?
– Я не поддерживаю танцульки. Я поддерживаю танцора…
Жена ушла в другую комнату, прикрыв за собой плотно дверь. Снова мы один на один с внуком. У него хитрые глаза. На мгновение почудилось сходство с биологическим дедом. Та же простодушная физиономия человека, уверенного, что всё достанется легко. Переношусь мысленно на месяц назад в наш разговор с сыном и вижу такую же мимолетную улыбку, когда он упомянул о планах танцевать в Лондоне. На секунду она озарила лицо, прежде чем молодой отец снова погрузился в сомнения. Все тот же раздолбайский взгляд. Нет, ребятки, ничего в этой жизни не достаётся легко.
Внук улыбается, корчит гримасы, успокаивается и тут же взрывается новой эмоцией. Прислушивается к моим интонациям, ожидая повторения понравившихся сочетаний звуков, жадно ловит каждое слово. Я могу читать вслух политические сводки, сказки, инструкции к бытовой технике и лекарствам, лишь бы речь не прерывалась. Снова улыбнулся. Я вглядываюсь в эти голубые глазищи и, словно в отражении, вижу себя молодого, склонившегося над кроваткой.
Мне казалось, всё будет проще. Я уже прошёл этой дорогой, испил успех на финише. Только почему-то упустил из вида, что существенную часть времени пропадал на работе. Вложил много сил в воспитание ребёнка, но никогда не сражался один на линии фронта.
Сорванец ползает везде. Когда моё внимание ослабевает, он тут же находит очередной острый угол в квартире и штурмует его лбом. Спит хорошо, спасибо и на этом, я не готов повторить те сумасшедшие прогулки. В ночи я не бегу к нему с той же скоростью. Рядом со вторым не горишь, как с первым.
Да и организм подавляет мои стремления всё успевать, побаивается перенапряжения. Двадцать лет назад меня поддерживали постоянные выбросы энергии. Сейчас такого нет, мозг борется с моим перфекционизмом: «Не торопись никуда! Его родители в Лондоне, твой темп – их ответственность, а ты и так делаешь всё, что следует. Береги себя, тебе не двадцать пять». Прогулка с коляской на улице спасает. Он вырубается сразу, и я брожу, толкая перед собой его первое средство передвижения. Пытаясь ни о чём не думать, я сбрасываю усталость первой половины дня. Иногда к нам присоединяется мой полноватый друг, и мы непринуждённо болтаем о том, как беспардонно пролетает жизнь. С ним нескучно. Не очень ответственный, эгоистичный, самовлюблённый. Но подкупает в нём доброта. Не удивляюсь, что жена простила ему загулы и любовниц.
После моциона дома всё начинается вновь: сбор пирамидок, музыкальные книжки, погремушки. Мы много смеемся, и этот простецкий хохот мне нравится больше всего в наших отношениях.
Я вспоминанию любимые песенки сына в этом же возрасте и пробую их на мальчугане. Мир меняется, но он не в силах сровнять с землёй всё старое. Почему все дети любят «агу-агу»? Чёрт их разберёт. Мне нравится эта узнаваемость мира, и я снова пою любимые строчки Цоя. Единственному слушателю плевать на посредственность моих вокальных способностей, он радуется концерту.
К четырём вечера я уже порядочно измотан, к пяти опустошён. В шесть появляются силы – очередной рабочий день нянечки близится к концу.
Иногда меня мучает совесть. Если силы иссякли, я включаю пацанчику мультик и дремлю рядом пятнадцать минут. Или вместо того чтобы чем-то с ним заниматься, подсовываю планшет и бегу варить себе кофе в старой турке. И только надышавшись крепким ароматом и проглотив горечь, возвращаюсь в игру.
Жена с работы приходит поздно, после отбоя. Но если повезло и она вернулась около семи, в те двадцать минут, которые она проведёт с мелким после ужина, я успеваю перезарядить батарейки – душ, крепкий чай, сто отжиманий. Можем продолжать, но недолго – скоро спать. Иногда супруга забирает парня, они увлечённо рисуют несколько часов, и тогда я выхожу из дома и бесцельно слоняюсь. Ходьба очищает. Говорят, история развивается по спирали. Сына я таскал долгими ночами, чтобы дать ему отдохнуть. Теперь вечерами я брожу один теми же маршрутами, чтобы восстановить силы.
Супруга всё ещё злится на англичан. Тяжёлая работа только усугубляет недовольство. Я понимаю её. Она бы никогда не пошла на поводу у иммигрантской авантюры. «Семья неделима» – золотые слова.
На выходных она много времени проводит с мелким. Пытается отправить меня на рыбалку или футбол. Я нахожу предлоги для отказа – ей надо восстановиться после насыщенной недели, один на один с колясками, пирамидками, музыкальными книжками и их владельцем отдохнуть невозможно. Да и давно уже прошли годы, когда без футбола, рыбалки я не представлял жизнь.
Я приложил руку к воспитанию двух поколений. Звучит красиво и гордо. В этом и заключается смысл моего существования.
Мужчину красят победы, даже если они одержаны по расписанию. Я аплодировал первым шагам, прыгал по квартире, наконец-то услышав первое слово. Конечно, он сказал: «Деда»… Что ж, я вернулся в лучшие годы моей жизни, когда отцы и дети – это идиллия, безграничная любовь, а не соперничество.
В «Вотсапе» невестка создала чат, я исправно отправляю новые видео и раздражаюсь незаметно, когда молодёжь называет их видосиками. Вот первый самостоятельный подъём на крутую горку. А это первое произнесённое предложение. Невестка всегда благодарит, сопровождая слова смайлами. Молодой отец отвечает реже, но с гордостью. Моя жена не очень активна. И каждую её нейтральную или заряжённую позитивом реплику я встречаю с радостью.
Общаемся по видеосвязи. Юный талант быстро освоился в виртуальном пространстве и сам звонит родителям. Его больше привлекает процесс звонка и появление знакомого лица, тяги к общению с родителями я не чувствую. Похоже, невестку это расстраивает.
Однажды я сорвался на сына, резко среагировав на советы по воспитанию. Он предложил меньше в разговорах с ребёнком называть его мужиком. «Ты закладываешь в мальчика излишние гендерные заморочки», – так он выразился. Я не выдержал: «Вот когда заберёшь его, сам воспитывай как душе угодно. Можешь хоть куклу дать вместо машинки. Ты своё решение принял, не мешай мне принимать мои». Мы орали друг на друга минут тридцать. Неделю мне хотелось взять два билета в Лондон, чтобы со словами «пост сдал» погрузить танцора в волшебный мир отцовства. Удержался. Не разговаривали месяц. Звонила иногда невестка, спрашивала, как у нас дела.
На одиннадцатый месяц моей вахты англичане попросили продлить её ещё на полгода. Жена психанула, а я согласился без обсуждений. Не только потому, что хотел помочь. Я успел прикипеть к этому шалопаю и ушёл с головой в полезное дело, придавшее смысл моей жизни, ещё недавно катившейся под откос.
Сложно признаваться в низменных мотивах, но я не стеснялся их никогда. И не пытаюсь их избегать в разговоре с самим собой. Настанет день, мы останемся вдвоём с женой… Она одна содержит нашу семью. Полностью посвящает себя работе, и явно ей увлечена. За последние полгода мы занимались сексом пару раз, не чаще…