Дома очень тихо. Вырвалось неуместное:
– А где твой сын?
– Давно не навещал бабушку с дедом. Побудет у них немного. Всем нужно общение.
Она в длинном платье. Красно-белые тонкие полоски идеально сочетались с крупными белыми серёжками и красной помадой. Нарочито глубокий вырез обнажал внушительную грудь. Она не выглядела вульгарно, но впервые я увидел перед собой хищницу, готовую к прыжку.
Раньше всегда я воспринимал её в первую очередь как мать. В её интонациях, нечастых, но очень сосредоточенных взглядах, обращённых на ребёнка, даже движениях, угадывалось самое важное, что её волновало и определяло реакции, – её сын. В эту минуту я любовался женщиной, которая думает о своей судьбе, ответственна исключительно за себя и черпает силы в своих желаниях.
На столе свечи. Огоньки колыхались, когда она говорила. Несколько новых для меня вкуснейших блюд, потребовавших не меньше пары часов у плиты. На этот раз она не просила наливать себе немножечко. Неизвестно откуда вскоре появилась вторая бутылка.
Значит, так это происходит… Я много слышал и видел безвольных историй мужчин, потерявших семьи или как минимум доверие жён из-за измен и уверовал в то, что это не мой путь. Наслаждаясь вином, я делал вид, что слежу за нитью её монолога, а сам приближался к краю; от пропасти отделяет лишь один шаг. Никто меня не тащил сюда. Каждое движение обдуманно, никаких импульсов, только маленькие решения, которые привели в эту комнату, где свечи, роскошная женщина и большая кровать.
Где-то на периферии памяти проносились годы семейной жизни. Боль, вера, страсть, любовь и отчаяние, некогда сжимавшие меня железной хваткой, стали лишь лентой, я мог её сорвать неловким движением, прикоснувшись к этой красавице.
Я так и не разобрался, как поступить. Что важнее: желание или долг? Обнять её, целовать всю ночь или развернуться, уйти и, задрав от важности подбородок, продолжить ту монотонную жизнь, которую вёл последние годы с внуком на руках в ожидании возвращения с работы уставшей, равнодушной супруги.
– Ты меня не слушаешь?
– Слушаю внимательно.
– Ты как будто не здесь. О чём ты думаешь?
– Мне хорошо. Здесь, с тобой.
– Я рада.
Она продолжала что-то рассказывать.
Я мужчина. Но что это значит: тот, кто при любых обстоятельствах держит слово, даже если дал его больше двадцати лет назад, или присваивающий всё, что сочтёт нужным, невзирая на любые препятствия?
Она переставила свой стул поближе ко мне. Ничто не отделяет от обрыва. Всё решается прямо сейчас. Когда я последний раз боялся что-то решить? Не помню. Бездна смотрит в меня.
Её ладонь накрывает мою. Петля затягивается, но ещё дарует шанс. Шанс на что? Спасение? Побег? Сохранение своего призрачного счастья?
В моём кармане вызывающе зажужжало. Почему-то даже не возникло мысли проигнорировать. Достал смартфон – видеозвонок от жены в «Вотсапе». Конечно, это не жена, обошлась бы обычным звонком. Уже не проверишь, пропустил бы я телефонный звонок от неё, хоть мне и хочется верить, что нет. Внуку я бы ответил даже в окружении маньяков с бензопилами. Буркнул что-то невнятное без расшаркиваний и вышел из квартиры на балкон. Поздоровался с мальчишкой. Много времени ему не надо. Несколько сбивчивых фраз про первое путешествие на громадном поезде, и отбой.
Я вернулся в квартиру. Магия разрушена. На руинах романтики стояла уже не хищница, а пьяненькая одинокая женщина, сиськам которой тесно в призывающем самца платье. Трёхлетний ребёнок непреднамеренно сорвал шарм с красотки, а меня словно окунул в ледяную воду, рывком за волосы вытащил из неё, вернув в реальность.
Струйки дыма от огарков свечей тоскливо стремились к потолку. Свет слепил хозяйку, как направленная в лицо лампа в стереотипной сцене допроса из дешёвого детектива.
– Прости. Мелкий.
– Нет, что ты… Дети же – наше счастье, как ты говоришь.
– Знаешь, мне стоило сказать раньше…
– Говори. Никогда не поздно.
– Красноречие не мой конёк…
– Ладно, можешь и не стараться. Всё понятно.
– Ты мне очень симпатична. Но я боюсь, всё идёт не туда.
– А куда всё идёт?
Она собиралась съязвить, но резко остановилась… Глубокий вдох и снова спокойный взгляд.
– Наверное, мне не стоило приходить. Я боюсь потерять контроль над собой.
– Страх, потеря контроля… Трудно тебе живётся… Хороший ты человек. Слишком хороший.
Я оставил её и вышел на улицу. Хотелось кричать. Вместо этого я зажмурил глаза, открыл рот и бесшумно напрягал челюсти от злобы, бессилия и любви.
И в сковавшем меня бетоне противных чувств – разочарования, стыда, недовольства собой, утраты чудесных переживаний рядом с этой необычной женщиной, прорастало зёрнышко благодарности.
Тебе только три года. Твои руки слабы, но ими ты меня вытащил из трясины, малой. Нет, не всегда помощь одного мужчины другому очевидна – это может быть не только удар бутылкой по голове в драке, это необязательно таскание на руках всю ночь, это может быть и так: своевременное, интуитивное действие, осветившее дорогу заблудшему бродяге. Я в долгу перед тобой, салага… Или мы в расчёте?
Первая неделя после окончания не успевшего начаться романа далась тяжело. Семья в другом городе, я наедине с собой. Правильный выбор не всегда успокаивает. Это не гарантия счастья, даже если благодаря ему удалось сохранить то, что всегда называл счастьем. Слёзы рвались на щёки, а мне лишь оставалось им удивляться. «Я слишком хороший…» Что-то подобное говорила будущая жена, когда я признавался ей в шестнадцать лет. Когда шёл к ней в дом со своим необычным предложением руки и сердца, про себя говорил: «Не такой уж я и хороший». Но все эти годы я ходил по кругу, ничего не изменилось. Каким был хорошим, таким и остался.
Несколько раз я напился, провалиться в сон по-другому не мог. Вот бы с ней встретиться рано утром и провести весь день, незаметно перетекающий в ночь. Без спешки разговаривать, ведь нет никаких временных рамок. Смотреть на неё в свете свечи и на дрожь огонька от её речей. Украдкой заглядывать в провоцирующий вырез и не отводить поспешно глаза. Что-то во мне с грустью шептало: не бывать такому. Никогда! Выбор сделан. Правильный выбор.
Говорят, дети лучше отцов. Мой отец раздел свою позднюю любовь в отличие от меня. Может, член подвёл или сослуживцы застукали… Какая разница. Но я одно знаю точно: даже если бы у нас дошло до постели, я не нашёл бы в себе силы признаться жене. Отец, я бы не пришёл к ней с извинениями. Сожрал бы себя с говном от стыда, но не признался бы. Ты, как всегда, недосягаем в своей правильности. Рыцарь, блин. А я… Просто хороший…
Через две недели, за пару дней до возвращения супруги я очухался. Много спал, с удовольствием утром потягивался, с аппетитом ел, улыбался яркому солнцу. Как-то неожиданно само собой стало легко. Даже странно, насколько быстро переживания оставили меня.
– А ты похудел.
– Тебе кажется.
– Нет, точно похудел. Чем занимался?
– Уныло влачил холостяцкое существование.
– Нам тебя не хватало. Мальчик очень скучает по тебе. Наверное, не высидит всё лето там.
Вечером жена достала бутылочку красного вина из бара. Я чуть не поперхнулся. Красное у меня всё ещё ассоциировалось с той, которая чуть не стала моей любовницей.
– Давай по бокалу?
– А давай.
Терпкое, насыщенное, красное. Как кровь. Как страсть. Получилось непривычно, слишком бесшабашно. Как никогда раскованная, она кричала, стонала громче обычного и позволяла делать с собой всё, что взбредёт мне в голову. Мы не трахались, наверное, полгода.
Я лежал притихший под впечатлением от пронёсшегося урагана. Она устроилась на моём плече и быстро заснула. А я ещё какое-то время смотрел на стену, освещённую тусклым сиянием луны. Нет сил думать. Тело на глазах слабело, но засыпать я не хотел. Такие моменты надо продлевать, неспешно проживая их.
Уж слишком всё хорошо, чтобы быть реальностью. Как побитый жизнью пёс, я шкурой чуял подвох. Она так себя не ведёт в постели. Что-то странное в этой приторной зарядке супругов после трёхнедельной разлуки. И вот уже слабость в теле пропала, я взял след. Разрозненные мелкие эпизоды последних месяцев мерцали перед глазами, а я боялся их соединить. Не придавал им должного значения раньше лишь потому, что все мои мысли летали вокруг женщины с детской площадки. Но ведь жизнь других людей не замирает, если не уделять им внимание. До отпуска жена возвращалась домой позже обычного, часто в легком подпитии. Ужинать отказывалась. Её гардероб существенно обновился. Несмотря на усталость, она стала ещё внимательнее к своей внешности. Никогда она не погружалась настолько глубоко в телефон. И это явно не служебная переписка: работа по вечерам из дома её нервировала. А я постоянно замечал, как она увлечённо набивает сообщения. Она могла час просидеть в «Инстаграме» вместо того, чтобы перекинуться словом со мной. Это отдых после работы или спасение от общения с опостылевшим мужем?
Рука потянулась к её телефону. Низко. Отвратительно. Но я прав. Пароль – день и месяц её рождения. «Вотсап». Четвёртый по счёту чат. Километры писанины с каким-то кобелём. Рабочие моменты переплетаются со слащавыми комплиментами, предложениями о встречах. А вот и день, в который мы праздновали день рождения. «Спасибо за потрясающий вечер!» Меня начинает трясти. Завариваю чай и с самого начала читаю переписку, она длится больше года. Только работа, потом обсуждения искусства, еды, кино. Невинные вопросы уступают место личным. В последние несколько месяцев вклиниваются в диалог фразы, которые можно толковать двояко. И вот уже взаимные сожаления о том, что не провести пару вечеров вместе в Париже. Превозмогая злость и боль, листаю дальше. Нет никакой конкретики, но достаточно для фантазий воспалённого мозга. Несколько раз чуть не бросил телефон в стену, пока не добрался до последнего месяца. У них тоже трёхнедельная разлука. Даже сравнивать не хочется старательно сочинённые вирши, отправленные этому галстуку, с предназначенными мне телеграфными репликами.