Много раз откладывал тяжёлый разговор. Переходный возраст сына всем дался непросто, на какое-то время мы потеряли способность слышать друг друга. Когда отношения нормализовались, я побоялся всё испортить неожиданным признанием. Ему уже девятнадцать… Больше тянуть нельзя.
Мне страшно, но пришло время рассказать всё.
Вечерами я репетирую беседу, а когда устаю, воскрешаю моменты из нашей жизни. Особенные и обычные, торжественные и приземлённые, в которых кроется смысл всего происходящего в семье. Память наплевательски относится к этим эпизодам, склонна к искажению. Иногда она хуже самого безответственного гардеробщика и халатна в главном – в бережном отношении к нашим ценностям. Мгновения жизни она хранит скверно, те прячутся в закоулках нашего подсознания, тускнеют, меркнут, но всё же откликаются на наше усилие вспомнить.
Мысленно переношусь в третий день рождения мелкого.
Гости разошлись, виновник торжества посапывает в кроватке, жена читает что-то по экономике.
На меня набросилась хандра. Сижу за массивным дубовым столом на кухне, ковыряюсь вилкой в салатнице, собирая последнюю кучку оливье, и лениво рассуждаю. Теперь мозг этого человечка по своему причудливому усмотрению будет упрямо сохранять моменты из жизни. Три непростых года оказались разогревочным кругом, попыткой, которая не идёт в зачёт памяти. Наши игры, чтение книг, громкие праздники, первая рыбалка и его падение в пруд обречены стать пропавшими бесследно кадрами на засвеченной плёнке.
Я не настолько сентиментальный, чтобы грустить из-за этого долго. Моя стезя – ответственность. На ровном месте могу сочинить повод быть требовательным к себе.
Настал мой черёд играть в подкрученную рулетку детских воспоминаний – у родителя нет шанса предугадать, какое событие проживёт с ребёнком всю жизнь. Любой неосмотрительный шаг, слово, поступок может осесть тяжким грузом в глубинах детской души и, как изжога, периодически мучить до седин. А отец не догадается о важности досадного, но с виду безобидного, мелкого эпизода, пока выросший сын с укоризной не расскажет, как лет двадцать пять назад очень хотел поиграть с папой футбол. Но батя отмахнулся, листая каналы, нашёл новости, в которых ничего не меняется: те же лица, вооружённые конфликты, стихийные бедствия и встречи пиджаков. Один довольный сидит в кресле у телевизора, второй тихо грустит в углу, недоумевая, как можно променять азарт игры, глухой звук удара по мячу, длящееся днями разочарование от попадания в штангу на эти повторяющиеся кадры под унылый голос диктора.
Как сохранить внимательность, концентрацию, чтобы минута слабости не превратилась в кадр, преследующий твоего отпрыска годами?
Что он будет помнить обо мне?
Подумал об отце. Зачем в моей голове хранятся эти выцветшие картинки, лохмотья банальных диалогов? Тут же воскрес запах зубной пасты, сопровождавший папу каждое утро. Что ценного в нём? В белой майке и заношенных спортивных штанах отец требовал составить компанию на утренней зарядке каждые выходные. Соскочить можно только при температуре. С важным видом он показывал упражнения, давал счёт, а я старательно повторял наклоны, махи ногами, приседания, скручивания на пресс, вдыхая мятные нотки, наполнявшие комнату. Потом он шёл бриться, и через пять минут агрессивный лосьон перебивал запах пасты. Почему я не помню аромат духов матери?
Иногда размышлял об усталости и моменте, за который корю себя до сих пор. Нет, это состояние нельзя описать словами «садятся батарейки». Кто-то их уже вытащил из тебя. Поддел аккуратно ногтем там, где изображён плюс, и слегка ковырнул. Контакты отошли, чувствуешь себя куклой, набитой трухой, и только наблюдаешь, как этот же ноготь спокойно, без усилий вытаскивает вторую батарейку. К ней так легко подобраться, когда первая уже не на своём месте.
Это ужасное время, когда созданный тобой мирок, приносящий всегда счастье и покой, сжимается до минимально возможных размеров, превращаясь в полиэтилен на лице. Дышать нечем. Движения хаотичные. Мысли разбросаны. Наивысшая степень усталости.
Именно в такой момент дети ожидают улыбку от самых близких. И пусть до своих последних дней будет счастлив тот, кому удаётся даже в этой ситуации приободрить своего малыша. Нет, я не святой. Иногда я сдавался. Уходил в другую комнату. Или включал ему телевизор, чтобы перевести внимание. Но малолетка – чуткое существо, он, как хищник, видит твои слабости и делает то, что уколет больнее. В любой другой день он бы с удовольствием сел у ящика. Но в особенно трудную минуту, когда самообладание и терпение родителя растоптаны изнеможением в пыль, он подойдёт и будет специально делать то, что раздражает больше всего. Вот он снова плюёт на стену. А лет через десять включит музыку громче, чем ты можешь вытерпеть.
Что тогда? Ты всегда можешь сорваться, заранее приготовив простое оправдание: «Но ведь я не железный». Потом срываться будет гораздо легче, потому что заклинание произнесено, и, самое главное, оно правдивое. Однажды я сказал себе: «Да, я железный». И это помогло протянуть ночь, когда крик не смолкал пять часов подряд. Но плевки на стену – лучшая проверка моего железа на прочность. У каждого есть свои уязвимые места. Все мы – Ахиллы, если говорить о пятках. Такой момент – испытание, когда все заготовленные педагогические приёмчики с лёгкостью могут быть пережёваны нарастающим конфликтом на фоне иссякающих сил.
Майк Тайсон, по иронии его прозвище Железный, говорил: «У каждого есть план на бой, пока он не получит по морде». Я часто ходил с разбитой мордой по дому, так и не сумев применить свой план. А потом пытался разобраться, что же пошло не так. Мы же команда, тогда почему превращаемся иногда в двух врагов? Я успокаивал себя тем, что это соперничество. Женщины считают, что все мужчины – мальчики, но мало кто осознаёт, что все мальчики – мужчины. Будущие, но они быстро обретают то, что несли в себе поколения их предков. Поэтому, когда на моих нервах виртуозно играют, я пытаюсь сказать себе, что легко быть не должно. Но и это не всегда помогает. И тогда я задыхаюсь, как с пакетом на голове. Будь проще! Совет не для меня. Крикни разок на него, чтобы понял! Тупиковый метод. Ну тогда скажи жене, чтобы сама занялась мальчиком! Слишком лёгкий путь.
В конце концов я проорался… Не для того, чтобы он понял. А потому, что по-другому уже не смог. Да, я не святой, стресс и усталость разъели броню и добрались до костей… Мне стыдно перед самим собой и неудобно перед ним. Я прошу прощения у сына и обещаю себе, что такого больше не случится.
Путь отца не подвиг. Отец не герой. Это ещё один долг, который надо нести с честью. За него не получишь медаль. В нём нет ничего неординарного, растить ребёнка – проза жизни без изысков. Такие вещи надо делать тихо, чаще с улыбкой, иногда под скрежет зубов. Когда мирок наполнится миром, испытаешь великое счастье очередной маленькой победы на длинном пути.
Отдышись, папка! Завтра будет новый день, и солнце радостно забликует на твоих железных, местами дырявых доспехах.
– Папа, мне страшно.
– Я с тобой, сын.
– Не помогает.
– Все боятся, дружище.
– А разве папа может испугаться?
– Нет такого человека, который ничего не боится.
– Даже Человек-паук?
– Даже Человек-паук. Страха не избежать, но его можно победить.
– Как?
– Думай о том, что рано или поздно всё закончится. Не забывай, что это происходит со всеми, даже с самыми отважными. В боязни нет ничего постыдного. И это твой шанс стать ещё сильнее. А я… Я всегда рядом.
– Папа, а ты смелый?
– Стараюсь им быть.
– А я?
– Ты смелый. У тебя всё получится.
На всю жизнь мне запомнился этот тяжёлый вздох маленького воина. Бой принят! Оставшиеся две минуты он молчал, в глаза не смотрел. Ровно в полдень дверь открылась, и красивая, пышущая энергией жизни, высокая женщина средних лет в белом халате пригласила его в кабинет стоматолога. Бормашина пищала, скулила, жужжала, вопила, но за этим издевательским воем я не слышал детских криков и плача, как раньше.
Через полчаса он вышел. Серьёзный, вспотевший, с мокрыми глазами, в них застыла какая-то зверская свирепость.
– Ну как, было больно?
– Нет. Пойдём отсюда.
– Он сегодня герой.
– Ага.
Он ушёл, впервые не попрощавшись с врачом, хоть ему и пожелали несколько раз хорошего вечера. Сегодня я его не упрекну. Так и побеждают свой страх. Без улыбок и приличных манер. Стиснув зубы. Со злостью на весь мир. Иди вперёд, маленький герой! Всё правильно.
Сынишка часто листал любимый фотоальбом, сосредоточенно разглядывая сохранившиеся снимки нашей троицы, сделанные незадолго до его рождения. На первой же странице: весёлая жена, мой бесшабашный друг и я, самый серьёзный.
– Папа, почему вы никогда не показывали свадебные фотографии?
– Дорогой, они не сохранились.
– Что с ними случилось?
– Альбом пропал при переезде.
– Много людей пришло?
– Нет, сынок. Но праздник удался.
– И вы ели торт?
– Конечно, ели.
– И у мамы было красивое белое платье?
– О! Не то слово. Куда же без него?
– Жаль, нет фотографий.
– Очень…
– И никто даже селфи не запостил?
– Эх, сын, сын… Не успели изобрести смартфоны с хорошими камерами, да и социальных сетей ещё не появилось. Двухтысячный год.
– Не повезло.
– Да уж, как мы жили без селфи…
А ещё вспоминал его юность и непростые разговоры. Мальчик вплотную приблизился к возрасту, когда в жизнь подростка вторгаются факторы, способные перевернуть судьбу: секс, драки, алкоголь. Эти факторы могут и не оказать существенного влияния, только мне жаль мужиков, которые прошли свой путь без ощутимого давления хотя бы одного из них.
На махонькой, но очень уютной кухне со старым добротным столом из дуба за чашкой горячего чая с печеньем мы разговаривали о важном.